Сад
Сад
Начнем с цитаты из Чехова: "Сад действительно прекрасный, образцовый... Это не сад, а целое учреждение, имеющее высокую государственную важность..." А вслед за тем уточним место действия: не в центре города и не на окраине - на высоком берегу Днепра, за легкой оградой раскинулся Сад. С большой буквы Сад, потому что он не просто "участок земли, засаженный разного рода растениями", как определяет это понятие толковый словарь, но и действительно учреждение, имеющее государственную важность. А с первого взгляда сад как сад: аккуратно подстриженные лужайки, ухоженные клумбы, чистенькие, словно умытые, кусты, под деревьями - таблички с русскими и латинскими буквами. Изящные, прошлого века павильоны, золотые купола у спуска к реке, хорошо продуманные аллеи и дорожки, благоухание, спокойствие, лиственные разливы.
Словом, Сад.
В него ведут два входа. Через один проходят, не торопясь, горожане - погулять, отдохнуть среди зелени, проветрить легкие и потешить взор, проходят мамы с детьми и бабушки с внуками, любопытствующие экскурсанты, школьники, ведомые учителями биологии.
Мы вошли через другой вход - служебный. От троллейбусной остановки и праздных взглядов подальше, просто дверь в доме, простите, в административном здании. А за дверью вестибюль с доской объявлений, конференц-зал, отделы и лаборатории. Ибо Сад - ботанический, и не где-нибудь, а в Киеве: Центральный республиканский ботанический сад Академии наук УССР. Солидное академическое учреждение со штатом 600 человек.
Среди 600 сотрудников Сада есть люди, умеющие обращаться с лопатой и с ЭВМ, есть механизаторы и агрономы, биохимики и физиологи, экскурсоводы, дендрологи и сторожа - без одних Сад не был бы садом, без других он не стал бы исследовательским институтом.
Какие же науки процветают здесь, какие плоды приносят? Директор Сада академик АН УССР Андрей Михайлович Гродзинский бегло перечислил только основные направления, и ясно стало, что и половины, и десятой даже части в одной главе не охватить, о чем мы прямо и сказали академику. Тогда он предложил нам выбрать несколько тем по своему усмотрению, но и право выбора мы тоже решили, подумавши, передать директору. Что это был за выбор, вы узнаете далее, а сейчас еще несколько предварительных соображений.
В восприятии человека, далекого от мира ботаники, сад, подобный киевскому, ассоциируется обычно с какой-нибудь тепличной экзотикой, с интродукцией редких растений, с выведением новых сортов, особо декоративных или обильно плодоносящих. Да, было упомянуто в беседе и экзотическое, и декоративное. В частности, Андрей Михайлович поведал историю с орхидеями, которые - единственные среди цветов - выжили в космическом корабле. Им бы лишь найти, за что зацепиться корнями, вот они и выдержали невесомость, росли в космосе весь долгий полет, цвели себе на специально приготовленном для них субстрате.
В общем, директор Сада говорил и о цветах для космоса и для Земли. Но больше все-таки о научных исследованиях. И немного о не совсем научных, хотя и вполне академических функциях ботанического сада.
Вспомним, что давным-давно в саду Академа, в Афинах, был не исследовательский институт, а школа, основанная Платоном. Само слово "академия" означает и высшее научное учреждение, и учебное заведение. В ветеринарной академии учат лечить животных, в военной - военному искусству. А учиться общению с природой - где как не в академическом Саду?
И вдруг такие слова: "Мы стремимся попасть туда, где погрязнее, где больше пыли и дыма". Это сказал нам кандидат сельскохозяйственных наук Федор Михайлович Левон из отдела парковедения и зеленого строительства. И уточнил: "Если уж удастся оздоровить воздух там, где он самый грязный, то в других местах, где сносно, терпимо или посредственно, это удастся тем более. Чем тяжелее исцеленная болезнь, тем больше доверия целителю".
Одна из тем отдела (главная в лаборатории прикладной экологии) звучит так: "Создание культурных фитоценозов на промышленных предприятиях и в индустриальных городских агломератах". В той части агломерата, где люди живут и отдыхают, дело большей частью обстоит благополучно: проектируя новые города, архитекторы отводят обширные площади для зеленых насаждений, да и старые почтенные агломераты, вроде Запорожья, Днепропетровска или Кривого Рога, тоже не обделены зеленью.
Но в тех же старых городах стоит сделать несколько шагов в сторону от жилья, от школ и детских садов к заводам и фабрикам, как станет ясно, что в промышленной зоне не все красиво и зелено. Металлургия, коксохимия, энергетика - все это источники пыли, газовых выбросов, частиц дыма, теплового загрязнения. Спору нет, в последние годы объем наиболее токсичных компонентов - оксидов серы и азота, угарного газа, сероводорода - уменьшился. Но справиться с пылью пока не удается. И по-прежнему жарко у домен и мартенов, у прокатных станов и кузнечных прессов - не придумали еще, как выплавлять сталь и превращать ее в заготовки при комнатной температуре...
Такова в самых общих чертах обстановка в тех местах, "где погрязнее, где больше пыли и дыма" и где ведут исследования экологи из ботанического сада. И когда обстановка действительно не из легких, экологи не могут выправить ее только собственными силами: имеющиеся в их распоряжении биологические средства очистки воздуха ограничены. Если же объявить озеленение панацеей от всех бед, то недолго увести промышленность в сторону от реальных, действенных способов сохранения окружающей среды. И в самом деле, чем строить очистные сооружения и придумывать замкнутые циклы, проще вроде бы, да и картиннее вложить миллион-другой в озеленение завода и прилегающей к нему территории. Правда, и другая крайность - расчет на голую технику - не лучше. Фильтры и газоуловители помогут, но не спасут. А верное решение, как это часто бывает, комплексное: экологически чистая технология плюс озеленение.
Такова позиция Сада в этом вопросе. Но, понятное дело, проводя свои идеи в жизнь, дендрологи, ботаники, физиологи и экологи могут оперировать лишь своим инструментом и опираться на хорошо им известные биологические механизмы. Впрочем, и это немало. Зелень и водоемы становятся заслоном на пути загрязненного воздуха, они порождают восходящие воздушные потоки, которые уносят прочь пыль и дым. Наконец, зеленый лист способен на великое деяние, даже благодеяние: он поглощает вредные газы, отдавая взамен чистейший кислород.
Казалось бы, задача очевидна: окружить цехи зеленой стеной, сложенной из тех растений, у которых самый мощный фотосинтез и самая отчетливая способность к поглощению газов. Увы, эта программа при внешней своей простоте становится малореальной при столкновении с суровой действительностью.
На степном юге Украины, где так много промышленных предприятий, но нет лесных массивов, которые могли бы стать опорой биологической защиты, редки дожди, зато в избытке пыль, и природная, идущая от земли, и заводская: руда, кокс, цемент. Цветники и газоны, скверы и клумбы появляются стихийно или планомерно едва ли не на каждом предприятии: людям нужна зелень - это в природе человека. И без всяких проектов, так, по наитию, строят беседки, высаживают плющ и дикий виноград, закладывают рощи и куртины. Однако зелень не выдерживает борьбы с промышленностью. То ли воздух запылен, то ли почва заражена, но молодые посадки большей частью гибнут или влачат жалкое существование.
Как же узнать, что где уцелеет, а что захиреет или погибнет? Только в экспедициях, только с помощью детальных физиолого-химических обследований: интенсивность фотосинтеза, транспирация, накопление органических веществ... Так были сделаны первые выводы, скорее, о непригодности, нежели о пригодности тех или иных пород применительно к тем или иным производствам. А дальше шла чистейшая агротехника. Брали, скажем, загрязненную почву с территории коксохимического завода, везли ее в питомник, а на ее место насыпали добротную лесную почву. Сажали деревья и там и тут. И наблюдали. И узнали, что при верном подборе пород деревья могут расти и в загрязненном грунте. После экспериментов настала очередь рекомендаций: что можно и чего нельзя высаживать в данном хозяйстве с учетом обстановки и специфики почв.
В Кировоградской области есть поселок Побугское, а в нем - никелевый завод. Посланцы Сада, поработав здесь три года, дали следующую рекомендацию: мелколистый вяз, белая акация, шелковица, катальпа и вишня (но не для сбора ягод!). Для самых тяжелых участков завода, а также для коксовых батарей и доменных печей других предприятий список сокращен до двух наименований: айлант и узколистый лох - им, оказалось, и такая грязь нипочем. Для тех, кто не слышал прежде о катальпе и айланте, скажем коротко, что обе эти древесные породы из дальних краев, однако сейчас они успешно вводятся в культуру и у нас, особенно в южных районах.
В этой работе, давшей хороший практический результат, был использован фенолого-климатический принцип. Суть его в том, что древесные породы по-разному откликаются на промышленные выбросы в зависимости от погодных условий. Предпочтительнее те деревья, которые начинают зеленеть попозже, когда весенние дожди позади и почва подсохла. Малораспространенные у нас айлант и катальпа были выбраны как раз по этому принципу и действительно выдержали испытания в промышленных условиях.
Ну хорошо, ассортимент подобран, посадки, ясное дело, выживут, а дальше что? А дальше надо организовать наивыгоднейшую аэродинамику воздушных потоков, чтобы загрязнения уносились прочь и рассеивались, не создавая нигде и никогда опасных концентраций. Понятно, что такую работу нельзя давать на откуп любителям озеленения, какими бы благими намерениями они ни руководствовались.
Рассмотрение сугубо аэродинамических задач, возникающих при планировании полос деревьев и кустарников меж заводских корпусов, увело бы нас слишком далеко. Рассмотрим один лишь пример - проблемы, связанные с обычным газоном, который, кстати, служит источником восходящих потоков.
На территориях предприятий да и поблизости вроде бы хватает травы, хлопот с ней нет, пусть себе растет... Но что это за трава? Злостные сорняки, прямая угроза сельскому хозяйству в близлежащих районах. Вон эту дурную траву не только с поля, но и с газона! А хороши для предприятий райграс и мятлик луговой - те же травки, которыми засевают футбольное поле. Но не овсяница - для футбольного поля она пригодна, для завода нет: гибнет, как гибнут сосны на отвалах ТЭЦ. Культурный газон, что и говорить, хорош и красив, однако он требует внимания, и, чтобы он не одичал, его за лето надо раз двадцать косить. У завода на это не всегда хватает рук и, во всяком случае, без этого хватает дел. Сад предложил использовать замедлители роста трав, разработанные Институтом органической химии АН УССР и ВНИИ химических средств защиты растений. Замедлители, кстати, закрепляют дерн, то есть уменьшают образование пыли. А то, что трава низкорослая, так ее же не на сено здесь выращивают!
Об озеленении предприятий и целых индустриальных районов сейчас много пишут в научных журналах - от технических до медицинских. Есть немало любопытных соображений и изящных схем озеленения, однако в сложившихся районах, по мнению специалистов Сада, далеко не все эти схемы приемлемы.
В таких районах почти не строят теперь новых заводов, где озеленители могли бы развернуться. Там наращивают мощности на старых площадях, не останавливая производства, там многое приходится рушить, сносить, перестраивать, и случается, рубят, как ни грустно, старые посадки. Научная идеология озеленения должна поэтому включать в себя среди прочего пусть и самоочевидный, но от этого не менее важный принцип: срубил дерево - посади два.
Реалистическая эта стратегия, которую Сад старается провести в жизнь, имеет целью выживание зелени. И когда среди доменных печей, ректификационных колонн и прокатных станов появятся искусственные фитоценозы, когда промышленная зона сравняется по озеленению с городами и поселками (или хотя бы приблизится к ним), можно будет взяться и за более тонкую проблему: пусть растения улавливают все то, что по несовершенству своему пропустят очистные сооружения.
Впрочем, это уже стратегия на завтра. Вернемся к сегодняшнему дню, в киевский Сад.
Киев прекрасен. Он очень зелен. И каштаны его, несмотря на постоянное их упоминание в романах, новеллах и песнях, не утратили своей прелести. И пирамидальные тополя придают многочисленным его бульварам неповторимый облик. И парки у Днепра хороши в любое время года...
Какие же проблемы с озеленением могут быть в этом городе? Судя по тому, однако, что ботанический сад как научное учреждение (а не только как культурно-просветительное) отдает немалую часть усилий родному городу, такие проблемы есть. И первая из них заключается в оценке экологической обстановки.
Конечно, ни на Владимирском спуске, ни на бульваре Тараса Шевченко деревьям не угрожают коксовые батареи и цементные печи. Значит, нет нужды вместо привычных каштанов высаживать здесь малознакомые киевлянам катальпы. И все-таки...
Специалисты по коммунальной гигиене регулярно измеряют, сколько частиц сажи, а также оксидов углерода и азота примешивают к городскому воздуху автомобильные выхлопы. Но для ботаников главный, пожалуй, показатель неблагополучия - это концентрация свинца в зеленых листьях. Вдоль американских хайвеев и западногерманских автобанов она достигает 700 мг/кг сухого вещества растений - хоть добывай из листьев дефицитный цветной металл. В киевских каштанах свинца существенно меньше, но все же не так мало, как хотелось бы. Да и надо ли удивляться этому, если по Крещатику, скажем, проезжает в день 12 тысяч автомобилей.
Летящий свинец задерживается лучше всего листьями конского каштана и довольно распространенного кустарника бирючины - это доказано в Саду спектрографическим анализом листьев. Не случайно, значит, каштан стал символом города, а песня о каштанах - музыкальной заставкой к передачам киевского радио.
Наверное, справедливости ради не мешало бы отразить в художественных произведениях и роль бирючины в защите горожан. Ведь простенькая живая изгородь метр высотою, высаженная на том же Крещатике вдоль тротуаров, задерживает половину отработавших газов. А еще эффективнее двойной барьер: кустарник плюс деревья. В оптимальном варианте - бирючина плюс каштан.
Вывод простой, но очень важный с практической точки зрения. Поскольку механическая защита, то есть элементарное экранирование, создание восходящих воздушных потоков на границе между потоками людей и автомобилей, достаточно эффективна сама по себе, то, выходит, бульвары, краса и гордость старых городов (да и новых тоже), малополезны. Они же почти никого не защищают! Во всяком случае их роль несколько преувеличена: гораздо надежнее, может быть, не столь изящные, зато добротные двухрядные посадки вдоль тротуаров.
Но хорошо ли живется дереву-защитнику в городе? Приходится ли ему, подобно его заводским собратьям, вести борьбу за выживание? Наверное, не столь острую, но приходится, ибо город все же не лес, и дереву не всегда тут хорошо, даже в Киеве, с его мягким климатом и относительно чистым воздухом. Старые тополя, каштаны, липы, вязы хоть и болеют, но выживают - многое повидали на своем веку, было время привыкнуть и к невзгодам. А молодняк гибнет. На него обрушиваются сразу все тридцать три несчастья: и соль с тротуаров, и утечки газа из подземных коммуникаций, и блуждающие токи...
И еще одна беда - от неизменного нашего стремления к порядку и благоустройству. Улицы то и дело ремонтируют, меняют покрытие, кладут асфальт на асфальт. И хотя ремонтники при этом аккуратно обходят деревья, асфальт-то помаленьку подымается, деревья погружаются в него все глубже и глубже, попадают в каменный плен. Хуже всего переносит этот плен пирамидальный тополь. Его, считают дендрологи Сада, надо на городских улицах постепенно заменять более выносливыми деревьями. Или, если получится, переделать деликатную тополиную природу, например, привив туркестанский тополь к его дикому канадскому сородичу. Уже попробовали, вроде бы выходит.
Когда-то Марина Цветаева написала:
Каким наитием.
Какими истинами,
О чем шумите вы,
Разливы лиственные?..
Что в вашем веянье?
Но знаю - лечите
Обиду Времени
Прохладой Вечности.
Дерево так часто защищает нас, что в тех немногих случаях, когда оно попадет в беду, дело нашей чести защитить его.
...Случилось так, что, пока один из авторов этих строк наводил справки о самочувствии каштана в условиях Киева, другого облепили датчиками и подключили к аппарату, который одновременно регистрировал артериальное давление, частоту пульса, снимал электрокардиограмму и реоэнцефалограмму. Подключили, несмотря на то, что он, автор, был практически здоров и его сердце если и билось иногда учащенно, то исключительно из-за повышенного интереса к предмету.
Предметом же в данных обстоятельствах было воздействие на человека летучих биологических активных веществ. Точнее говоря, положительное воздействие или даже целебное, если есть что исцелять. А под летучими веществами понимаются не всякие (нафталин тоже убивает микробов), а только те, что выделяются живым растением и придают ему неповторимый аромат, каждому свой: мяте - мятный, лаванде - лавандовый... До начала демонстрации воздействия оставалось еще с полчаса, и чтобы не терять времени, автора, увешанного датчиками, с резиновым жгутом на лбу и присосками у щиколотки, усадили на велоэргометр и задали скромную нагрузку. И пошли крутиться педали, по мере фальшивой езды - все с большей натугой, и произносились вслух таинственные цифры, свидетельствующие, вероятно, о том, что ситуация еще не стала критической... Наконец, автора развязали и разрешили слезть с велоэргометра, посоветовав на будущее делать зарядку ежедневно и не есть много соленого. Дали немного отдышаться и приступили к рассказу.
"То, что летучие вещества растений влияют на микробов, известно давно, - сказала доктор медицинских наук Янина Стефановна Лещинская. - Но не это главное. Надо рассматривать влияние не на микробов, а на человека".
Прекрасно, но при чем тут ботанический сад? Так уж повелось, что разведение лекарственных растений испокон веков - наших просвещенных веков - возложено было на ботанические сады и аптекарские огороды; похоже, что эта традиция не прерывается. Но меняются подходы и возникают новые тенденции. В частности, не извлекать компоненты из растений, а применять их (желательно те, что прочно вошли в фармакопею) в комплексе и по возможности в натуральном виде. Скажем, в виде эфирных масел - но не для капель, мазей или притираний, а, так сказать, по прямому назначению: чтобы нюхать.
Летучие вещества растений - и это подтверждено многочисленными экспериментами - улучшают работоспособность и снимают утомление, они регулируют сердечный ритм и мозговое кровообращение (если, конечно, правильно подобраны растения). У гипотоников они повышают давление, у гипертоников - понижают.
Группа работников отдела медицинской ботаники Сада во главе с профессором Я. С Лещинской изучает воздействие на сердечные ритмы и мозговое кровообращение ароматов мяты, шалфея, аниса, лаванды. И отнюдь не из академического интереса. Есть такая нелегкая профессия - авиадиспетчеры. Смена - шесть часов (правда, с перерывами, диспетчер работает с дублером), помещение замкнутое. К концу смены - и повышенное артериальное давление, и усталость, и головные боли, и нарушение сердечного ритма. Но вот в комнате появились запахи все тех же травок из фармакопеи. И артериальное давление - в норме, и сердечный ритм - хорош, и тесты к концу дня выполняются не хуже, чем в начале. Если отчего-то было пониженное давление, оно выравнивается, и если у кого-нибудь был скверный сон, то и сон становится спокойнее.
Иными словами, летучие вещества, в том числе фитонциды, имеют, выражаясь научно, адаптогенные свойства. Не сбивают жизненные процессы в одну какую-то сторону, а выравнивают их, подводят к среднему, наилучшему уровню.
Пока шли объяснения, комната, где стоит велоэргометр и аппараты с самописцами, мало-помалу заполнялась народом. Пришли научные сотрудники, вынули из портфелей рукописи, принялись их править. Зашел мальчик лет двенадцати, уткнулся в книжку. К столу подсела дама с вязаньем; юноша раскрыл "Иностранную литературу"; две женщины в спецовках завели вполголоса неспешную беседу...
Одному из нас разрешили присутствовать на сеансе; однако, кроме шума вентилятора, ничего особенного он не услышал и, кроме легкого аромата перечной мяты, ничего не унюхал. Аромат этот шел из аппарата под названием "Фитон"; дозирующее устройство подавало порциями мятное масло, вентилятор разгонял летучие компоненты по комнате, причем так, чтобы концентрация была около 1 мг/м3 - наилучшая дозировка в данных обстоятельствах.
В иные дни "Фитон" пахнет лавандой, случается, что мелиссой или шалфеем, словом, чем-нибудь аптечным и хорошо апробированным. Хвойные масла, к примеру, закладывать в "Фитон" не рискуют, потому что они могут поднять давление у пожилых людей. А цветочные, напротив, давление обычно стабилизируют, никому не противопоказаны, вот и подобралась такая группа испытуемых - от школьника до пенсионера. Три недели, дважды в день, с гарантией безвредности и высокой вероятностью пользы - отчего бы и не понюхать... Концентрация взята не с потолка, а выбрана после тщательных замеров в поле, где цвели соответствующие растения и где эта концентрация как раз и оказалась в пределах 0,5-1 мг/м3. Если нам не противопоказано гулять по полю цветущей лаванды, то и полчаса в комнате с той же насыщенностью летучими веществами не повредят.
Кандидат медицинских наук Нина Михайловна Макарчук, много работавшая с эфирными маслами и с "Фитоном", говорит, что: о пользе этих масел догадывались многие - от Гиппократа, подметившего, что в венках из мяты думается лучше, до безвестных работниц, которые для прилива сил купались в промывочных водах после дистилляции лаванды. И добавляет, что эфирные масла, помимо общетерапевтического действия, убивают и угнетают патогенные микроорганизмы, в том числе самые опасные, вроде бета-гемолитического стрептококка, и, что еще существеннее, повышают реактивные силы организма. Об этом же свидетельствует статистика: частота заболеваний дыхательных путей заметно снижается, иммунные реакции усиливаются.
А поскольку самое лучшее принято отдавать детям, то "Фитоны" с разными маслами устанавливают в детских садах (эти работы проводятся вместе с кафедрой педиатрии Киевского мединститута). И весной, когда защитные силы любого организма, а уж детского особенно, ослаблены, курс фитотерапии очень кстати. Как аромат влияет на иммунную систему, говорить рано, а укреплять здоровье и улучшать иммунитет - самое время, независимо от того, известен ли механизм. И в детских садах (дети спят, "Фитон" работает), и в детских больницах (очень хорошо после пневмонии), и в родильных домах (особенно там, где стафилококковая инфекция), и в хирургических отделениях, и на рабочих местах операторов.
Надо, надо, надо... И просят у специалистов из Сада то летучие масла, то аппараты. Если масла еще можно тут найти, то с аппаратами дело посложнее. Аппараты делают смежники на общественных началах: мы вам аппарат - вы подлечите наших сотрудников. Далеко на таких началах не уедешь. А дело и не очень сложное, хотя и не столь простое, как может показаться: масла летучие, пролезают через любые щели, значит должна быть тщательная герметизация, и точная дозировка, и коррозионная стойкость - эти масла разъедают все подряд.
Так неужели же специалисты по химическим аппаратам, которые и не такое делали, не помогут киевским биологам и врачам поставить фитотерапию на промышленную, массовую основу? Пусть эти строки будут и скромным вкладом в дело популяризации перспективного метода профилактики и лечения, и призывом к действию...
А сеанс фитотерапии подходил к концу. Научные сотрудники складывали в портфели рукописи, дама спрятала вязанье, мальчик захлопнул книжку. Врачи делали контрольные замеры - у кого-то проверили пульс, у кого-то - артериальное давление, осведомились о субъективных ощущениях, поинтересовались, нет ли бессонницы в последние дни. И испытуемые тихо разошлись до завтрашнего утра.
Но одного из авторов, крутившего педали на велоэргометре, такое положение не устроило, и хотя ему дали разок подышать мятой, он захотел более солидной компенсации - потребовал на память пленки с электрокардиограммой и реоэнцефалограммой.
Не дали. "А вдруг, - сказали, - вы еще попадете в Киев и зайдете к нам? Будете тогда контролем. У тех, кто дышал мятой, наступит улучшение, а у вас не наступит. Если только не станете делать ежедневно зарядку и есть поменьше соленого..."
Иначе говоря, запах лугов и полей обладает той же целебной силой, что и здоровая диета или движение... Да, мы живем в мире вещей, созданных цивилизацией, проводим часы у телевизора, считаем на калькуляторе, глотаем таблетки от головной боли. Тысячи вещей, окружающих нас, объективно полезны, а может быть, и необходимы, но почти каждая из них хоть немного отгораживает нас от живой природы. "Небо и старые деревья, у каждого из которых всегда есть свое выражение, свои очертания, своя душа, своя дума, - писал Бунин, - можно ли наглядеться на это?" И в самом деле, можно ли? Убрать бы калькулятор, выключить телевизор и вместо анальгина или аспирина выйти в сад, посмотреть на небо и на старые деревья. А может быть, так: хлопоты по устройству современного интерьера, поиски функциональной мебели, до которой и дотронуться страшно, отставить до поры до времени, а вместо этого поставить на стол букет полевых цветов или герань на подоконник. Вдруг поможет?
Уже наши далекие предки воспринимали мир растений не только как пищу и строительный материал. В одном из неандертальских захоронений (60 тысяч лет назад) найдена пыльца васильков, тысячелистника, крестовника. И не случайно до наших дней дошел стариннейший обычай дарить цветы в радости и в печали, украшать в Новый год елку, заваривать для утешения души и укрепления тела сушеные травки - мяту, скажем, или листья растений Thea, более известного у нас под названием "чай".
Ботанический сад, да еще академический, по самой сути своей призван учить нас, беспокойных горожан, неторопливому и тихому общению с природой. Не только любованию, но именно общению, которое сулит, помимо всего прочего, и мягкие, щадящие, натуральные средства сбережения и поправки здоровья. Вспомним строки Пастернака:
...Гуляющие в летних шляпах
Вдыхают, кто бы ни прошел,
Непостижимый этот запах.
Доступный пониманью пчел.
А ведь аппарат "Фитон", источающий душистые и целебные вещества, создает те же концентрации, что и цветущее дерево со своим непостижимым запахом. И надо же, кардиограмма приходит в норму, и пульс, и тонус сосудов. "Фитон", между прочим, хотя и заряжен натуральными веществами, сам по себе дитя технического мышления. А можно и совсем без техники, Сад пропагандирует ныне новый (для наших дней) путь воздействия на среду обитания исключительно средствами растительного мира. Соответствующий комплекс средств называют немного тяжеловесным, зато точным термином "фитодизайн".
"Когда мы говорим, что городского человека, окруженного полезными и сомнительными благами цивилизации, надо приблизить к природе, мы имеем в виду не только озеленение. Необходимо научно обоснованное, эстетически выверенное, тщательно продуманное проектирование среды обитания, прежде всего насыщение интерьера растениями" - так академик А. М. Гродзинский, директор Сада, коротко определил идею фитодизайна. Это определение, признаться, поначалу по? казалось нам несколько тривиальным. Но чем дальше уходила беседа, тем яснее становилось, что самоочевидная, декоративная цель фитодизайна - далеко не главная. А главная - медицинская, профилактическая; как простыми и доступными средствами оздоровить место, где живет и работает человек: квартиру, самолет, служебный кабинет, цех. Средствами, действенность которых признают и ботаники, и психологи, и врачи, и художники, и дизайнеры, - травкой и листьями, цветами без целлофановой обертки, доступным лишь пониманью пчел запахом цветущей липы. Когда человек не по своей воле оторван от деревьев и цветов, ему надо помочь. Каким образом?
Иной раз, чтобы скрасить канцелярскую сухость служебного помещения, достаточно узамбарской фиалки на подоконнике, или фуксии, или цикламена - кому что по душе. Если цвет и форма растений подобраны так, что на душе действительно становится легко, то это уже начало фитодизайна. Начало, ибо его средства - не только цвет и освещение, но и защита от шума и пыли, от болезнетворных микроорганизмов, тонизирующее (или напротив, успокаивающее) действие зеленого листа. Что касается защиты от пыли и шума, даже от бактерий, тут уже собрано немало экспериментальных данных; но вот с более тонкими механизмами, скажем, с воздействием на центральную нервную систему, не все пока ясно.
Говорят, а иногда даже пишут, что душистая герань якобы успокаивает нервы. Такие сведения не подтверждены пока наукой. Сотрудник отдела закрытого грунта Валерий Владимирович Снежко, изучающий декоративные растения с медико-биологических позиций, призывал нас к осторожности в суждениях насчет подобных экспериментальных фактов. Да, известно, что некоторые молочайные хорошо действуют на нервную систему и, возможно, на сосудистую тоже, помогают снять головную боль. Но безоговорочно рекомендовать лечение пуансеттией или эуфорбией нельзя. По крайней мере, сегодня, пока эффект не подтвержден клиникой и неясно еще, чем он вызван: то ли фитонцидами, то ли какими-то иными летучими веществами, то ли психотерапией.
В Саду работали и работают и с одиночными растениями, и с группами (фитокомпозициями), в которые входят и чисто декоративные, и бактерицидные виды. Тем временем врачи из отдела медицинской ботаники ведут свои медицинские наблюдения, а биохимики из Никитского ботанического сада изучают химические тонкости дыхания растений, газохроматографическими средствами определяя вещества, которые могут быть целительным началом. Впрочем, чтобы создавать красивые и полезные для здоровья интерьеры, совсем не нужно дожидаться конца этих исследований. Речь ведь не об инъекциях, не о чужеродных для человека средствах химиотерапии, а о естественных условиях жизни.
Что можно считать доказанным, так это противомикробное действие многих растений в фитокомпозициях. Причем не обязательно, чтобы у этих растений был какой-то особый аромат, как у мяты или лаванды. Приятный запах - это, конечно, хорошо, но непосредственно он с антимикробными свойствами не связан. В цехах киевского завода "Арсенал" проверяли, как действуют на стрептококки и стафилококки декоративно-лиственные растения - знакомая многим любителям-цветоводам пеперомия резедоцветная и несколько более экзотическая акалифа Уилиса, родом из Колумбии. И что же? Неподалеку от горшков с акалифой патогенных стафилококков стало намного меньше, а возле пеперомии они исчезли вовсе.
Еще раз: это предварительные результаты. С "Фитоном" дело яснее: там аппарат задает концентрацию веществ, необходимых для лечения или профилактики, а не для туманной цели - подобрать лучшие условия человеку, лишенному возможности часто бывать на природе. В недалеком будущем, кстати, предполагают совместить оба метода: в комнатах, где лечат "Фитоном", хотят создавать фитокомпозиции из тропических и субтропических растений. Чтобы польза от такого совмещения была наибольшей, необходимо точно знать, что, с одной стороны, может дать каждое конкретное растение и, с другой стороны, что требуется в каждом конкретном случае - в цехе органического синтеза, на автокомбинате, в лаборатории.
Однако вернемся на землю - в теплицы и лаборатории Сада, где подбирают наиболее бактерицидные растения и их комбинации, совмещают растения по эстетическому и биологическому принципам (среди растений, как и среди людей, есть покладистые и неуживчивые). Заместитель директора Сада Андрей Филиппович Лебеда уверяет, что для поддержания здоровья людей можно и следует привлекать десятки новых растений. Причем вводя их не только в интерьеры, но и в повседневное наше питание: пусть одно дополняет другое"
Три плодика актинидии по содержанию витамина С можно приравнять к ведру яблок. Молодые побеги вишни - это кладезь активных веществ. А боярышник? Арония? Рябина? Вы только представьте себе: в зимнем саду, в окружении роскошных цветов и неувядающей зелени, - несколько минут полного покоя, и стакан душистого настоя, и несколько чуть горьковатых ягод... После этого руки сами потянутся к работе. А может быть, не меньше бодрости и душевных сил дадут нам пряные растения, буквально сочащиеся биологически активными веществами? Эти растения изучают в лаборатории новых культур. Расположена она в маленьком одноэтажном домике с деревенским крылечком; за ним заставленный шкафами коридор, крохотные комнатки. И не скажешь, лабораторный корпус, если б не мемориальные доски в память о работавших здесь крупных ученых, не химико-биологический антураж: вытяжки, лабораторная посуда, полки, уставленные разного рода склянками.
Да, здесь ведут и химические исследования, работают с пахучими реактивами и с летучими растворителями, но типичные химические запахи отодвинуты на задний план, забиты другими ароматами - яблок, зелени, пряностей. Так пахнет осенней порой в доме, где со знанием дела запасают впрок летние плоды. Запахи не обманывали. В застекленных шкафах стояли не только и не столько реактивы, сколько бесконечные банки с герметичными крышками, и сквозь толстые их стенки виднелись густо-красные помидоры, лиловые сливы, молочные патиссоны и огурчики столь привлекательного цвета, что сразу же хотелось приступить к дегустации, которая, впрочем, вскоре и состоялась. Однако она началась не с банок, не с солений и маринадов, а с сушеных стебельков и листиков, разложенных по чашкам Петри: все-таки лаборатория...
Наши любезные хозяйки - кандидат биологических наук Галина Михайловна Рыбак и Людмила Родионовна Романенко - выдавали нам образцы травок, разминали пальцами листочки, вдыхали запах и называли его пряным, острым, бальзамическим. Мы же, понюхав очередную травку, давали свою дилетантскую оценку: хорошо, очень хорошо, просто замечательно.
А потом настал черед банок. Мы дегустировали их содержимое, не прерывая беседы, и поверьте, отнюдь не из вежливости нахваливали лабораторные припасы, точнее, лабораторные образцы. Приносим Саду свои запоздалые извинения - с дегустацией мы переусердствовали. Но соблазн был велик - недаром же и на профессиональных дегустациях в Киеве, в Москве, в других городах консервы, маринады и соленья Сада неизменно получали высшие баллы. Конкретно: 4,8 балла (в среднем) против 4,5 у лучшей продукции консервных заводов республики.
Но Сад - он же ботанический, его дело наука, а не огурцы заготовлять. Какое он имеет отношение к маринадам?
Самое что ни на есть прямое. Лаборатория новых культур пытается (и успешно) ввести в обиход - промышленный и домашний - малоизвестные или забытые растения, которые растут буквально под ногами. И дают возможность получать те самые соленья, которые мы описали выше.
Консервная промышленность, да и вообще пищевая, равно как домашнее хозяйство, не может обойтись без специй и пряностей - без корицы, гвоздики, перца, имбиря, шафрана, мускатного ореха. Не станем обсуждать здесь разумность этой привычки (хотя за редкими исключениями пищевые пристрастия разумны), поразмышляем лучше о той цене, которую за эту привычку приходится платить. Ни душистый перец, ни гвоздика, ни имбирь не растут у нас: их, как и много веков назад, привозят из тропических стран. И хотя сейчас уже не надо снаряжать экспедиции в заморские дали ради одних специй, и не на утлых парусниках везут пряности, а на могучих сухогрузах, все же благоухание обходится дорого.
Но как быть, если мы, потребители, не желаем употреблять маринад без горошин перца и гвоздичных бутонов? Если эти горошины и бутоны заложены не только в банки, но и в стандарты, и в технические условия, из которых выкинуть слово труднее, пожалуй, чем из песни.
А быть так, считают специалисты Сада, что постепенно надо вводить вместо заморских пряностей местные, корректируя по мере надобности и стандарты, и технические условия. И стали уже вводить, и, начав только, сберегают стране весьма кругленькую сумму инвалютных рублей ежегодно только по Украине, только в консервной промышленности, только на маринадах.
Несколько лет назад лаборатория новых культур приступила к поиску растений - и местных, и таких, которые могут хорошо прижиться, но непременно ароматных, душистых, пряных, пригодных в пищу. Впрочем, слово "новые" применительно к таким культурам несколько условно: новые они для промышленности. А так в большинстве своем это знакомые людям травки, издавна употребляемые если не в приготовлении блюд, то для лечения: майоран и чабер, базилик и витекс, шалфей и мелисса. Более того, на первых порах, чтобы обойтись без суровых, но необходимых медицинских испытаний, агрономы и химики Сада остановили выбор только на узаконенных фармакопеей травках.
(Между прочим, следуя своим принципам приближения к природе и использования естественных сил, многие работники Сада лечатся при простудах и легких недомоганиях не антибиотиками или сульфаниламидами, а майораном и базиликом.)
Началась работа с экспедиций, с ботанического сбора трав, оценки их приспособляемости к климатическим условиям разных зон, способности выжить, размножаться, давать хороший урожай. Есть среди душистых трав неженки, но немало нашлось и стойких видов: майоран, например, прекрасно растет в открытом грунте даже под Москвой. Но в любом случае отобранные хорошо забытые новые культуры были испытаны на опытных делянках под руководством старшего агронома Александры Григорьевны Демченко; химики же в это время экстрагировали эфирные масла, выделяли компоненты, ответственные за аромат, разделяли на хроматографе, сравнивали хроматограммы травок с классическими - перца, гвоздики.
Сейчас в коллекции Сада 127 растений, которые могут быть использованы в пищевой промышленности. А узаконены, одобрены Минздравом и введены в стандарты пока только пять травок: представители перечной группы - майоран и витекс священный; гвоздичной группы - базилик обыкновенный и эвгенольный; ароматичной группы - шалфей мускатный. Еще несколько растений проходят испытания и проверки - сельскохозяйственные, медицинские, органолептические, но этим заботы лаборатории не ограничиваются. Надо еще научить производственников пользоваться народными специями. И вот работники академического Сада принялись за несвойственное им дело - стали создавать кулинарные рецепты. Рецепт плюс изготовленное по нему соленье - может ли быть реклама надежнее?
И на этом не завершается деятельность академической лаборатории. Что ни новый химический реактор, что ни пряная травка - проблемы с внедрением пока, к сожалению, остаются. Консервная промышленность - не исключение из правила, и в ней, как и во всякой другой отрасли, технология отлажена и с точностью до грамма известно, что, когда и куда класть. Зачем же новые хлопоты? Вот если б вовсе не давали гвоздики и перца, тогда другое дело. А то - дают же. Хотя порой и со скрипом.
Сад настойчиво проталкивает отечественные травы на заводы. Его главный козырь: производство может иметь постоянно то, что ему нужно, никому не кланяясь, и с существенно меньшими затратами. Консервные заводы расположены в благодатных краях, а значит, душистое сырье можно выращивать поблизости, на собственном участке или в соседнем колхозе. Тем более что Сад дает не просто рекомендации, но и агротехнику в деталях и советы по семеноводству, да и сами семена на первое время. И, наконец, в придачу заманчивую возможность класть в банки и бочки свеженькую, только что с грядки, травку. Ну а на другие сезоны и высушить можно, и заморозить.
Впрочем, участок вблизи завода - это, наверное, только на первых порах, а дальше, надо думать, имеет смысл создать специализированные совхозы, наподобие тех, где выращивают лаванду или розы для парфюмерии. В таких совхозах можно готовить и экстракты - отрабатывается уже технология. Если все наладить как следует, то на всю страну хватит одного-двух хозяйств: урожайность очень высока. Мелисса, скажем, дает свыше 300 центнеров с гектара, а в банку идут считанные граммы.
Экономический эффект от этих граммов был уже назван. А в частном случае на Херсонском консервном комбинате на тонну продукции экономия составила 8 рублей. Надо ли говорить, сколь многотоннажна огуречно-помидорно-яблочная продукция на юге Украины?
Это все - день сегодняшний, а еще в большей мере - завтрашний. Работников Сада между тем волнует и день вчерашний, времена Киевской Руси: что росло тогда на днепровских берегах?
Настоящий профессионал всегда испытывает досаду, когда самонадеянный дилетант допускает промах. Директор Сада А. М. Гродзинский упомянул в беседе с нами об одном неплохом, в общем-то, фильме, действие которого происходит в прошлом веке: там героине дарят прекрасные розы, выведенные всего лет десять назад. Незаметное большинству, это режет глаз специалисту как телевизионные антенны над средневековым городом или современный троллейбус на улицах предвоенной Москвы. Впрочем, антенны стараются спрятать, аксессуары, как правило, удается подобрать по эпохе, но с растительным миром то и дело промахи. Может быть, потому, что краеведческих и исторических музеев гораздо больше, чем ботанических садов.
Несколько лет назад Киев отмечал юбилей. К празднику красили фасады старинных домов и освежали современные здания, золотили купола соборов и сооружали монументы. Ученые Сада выдержали нелегкую битву, прежде чем убедили ответственных за это людей не высаживать у стен древнего монастыря каштанов и тополей, которые появились в городе не ранее XVIII века. Казалось бы, кто заметит, кроме специалистов? Но во-первых, на то и специалисты, чтобы заметить. И во-вторых, известное сегодня узкому кругу, завтра становится достоянием многих людей.
Серебристая ель или североамериканская туя очень красивы, но в Киево-Печерской лавре они ничуть не лучше антенны над Кутузовской избой в Филях. Реставрация - не косметический ремонт, а восстановление, и никому не приходит в голову закрыть брешь в крепостной стене железобетонным блоком. И так же, как архитекторы и художники, расчищая поздние наслоения, воссоздают, насколько это возможно, первозданный облик старинного сооружения, так и ботаники изучают растительную культуру прошлого по древним рукописям, планам, иконографическим материалам Созданное человеческими руками неотделимо от природного окружения. Расставить деревья так, чтобы они не портили и не закрывали, - это наивный подход. И деревья, и кустарники, и цветы должны быть современниками архитектурного сооружения, если, конечно, нас не устраивает бетонная плита под золоченым куполом.
"Мы восстановили ассортимент растений для реставрации памятников, начиная с десятого века, не только по летописным и иконографическим источникам, - рассказывает научный сотрудник Сада Наталья Дмитриевна Успенская. - Многое нам подсказала сама природа. Лавру, как, впрочем, и всю историческую часть древнего Киева, окружали дубравы, а сейчас на весь заповедник - три дуба, со смотровой площадки лучшие виды закрыты сорными деревьями. Не только травы могут быть сорняками...".
Многие растения древних времен были опознаны по иконам, фрескам, заставкам рукописей и гравюрам более поздних веков. Например, непременные атрибуты изображения Киево-Печерской лавры - виноградная лоза и колокольчик; часто встречаются на миниатюрах фруктовые деревья. На одной из старинных гравюр по форме кроны узнается дуб. Каждую находку после тщательной проверки заносили в "ассортимент" своего времени. В списке X-XIII веков оказались виноград, яблоня, вишня; дуб, липа, клен, вяз, калина, а из цветов - колокольчик, василек (цветочки лазоревые из старинных былин), резеда, гвоздика, лилия, медуница, пион. К XVII-XIX векам добавились слива, абрикос, шелковица, крыжовник, каштан (наконец-то!), сирень, крокусы. Список еще не полон, но ему должны неукоснительно следовать те, кто воссоздает облик древних памятников древнего города.
Многое уже воссоздано, и, по убеждению ботаников, сделано это неточно. Предстоит еще снять несколько неуместных "антенн". Сад рекомендовал для заповедных зон ландшафтные рубки и посадки новых растений из упомянутого ассортимента, цветники во внутренних двориках, плодовые сады, газоны вокруг строений - так, как на рисунках и гравюрах, в былинах и песнях.
После сообщений о фитодизайне, способном восстановить силы человека, или о миллионной экономии от пряных растений сведения о культурной флоре Киевской Руси могут показаться малозначащими. Уверяем вас, это равноправная работа Сада, о которой говорят с не меньшим почтением, чем о фитодизайне. Здоровье - очень важно, экономия - необходима; а есть еще культура, которой и сыт не будешь, и болезнь не исцелишь, и денег не заработаешь, а нужна она всем и каждому.
Академический Сад призван насаждать не только растения, но и свою, особую ботаническую культуру, которой редко кто из нас может похвастаться, хотя она, конечно же, есть неотъемлемая часть культуры общей. Вы можете отличить здание в стиле классицизма от готического собора? Вивальди от Бетховена? Конечно, что за вопрос! А жимолость от крушины? Да хотя бы пшеницу от ржи, но с первого взгляда?
Трудно горожанину, что и говорить, - эвон где она, природа... Для того и нужен ему посредник - Сад.
Через служебный вход в киевский ботанический сад проходят ежедневно 600 сотрудников. Через общий вход - сотни тысяч посетителей. Не сразу, разумеется, но постоянно, изо дня в день. А экстремальных значений этот поток достигает весной, когда расцветает сирень: здесь, на высоком берегу Днепра, заложен уникальный питомник сирени, фантастический по обилию и разнообразию форм сиреневый сад, где расцветает сразу миллион кистей. И насладиться этим зрелищем, надышаться на год вперед живым ароматом приходят сюда вечером, случается, по 70 тысяч киевлян.
Что и говорить, первейшая обязанность академического Сада - научные изыскания: акклиматизация, интродукция, селекция, поиски перспективных видов - словом, настоящая наука. О ней говорилось здесь достаточно. Напоследок же совсем немного о ненаучных функциях, которые так естественны для каждого сада независимо от его ведомственной подчиненности. Сад есть сад.
Итак, о рекреационной, как принято говорить в серьезной литературе, функции. О том, что Сад, расположенный в городе, становится местом отдыха горожанина, местом тихого общения с растительным миром, в который не втиснуты игровые автоматы и колеса обозрения, именуемые в народе чертовыми. И без комнат смеха хватает академическому учреждению забот: нужны асфальтированные дорожки и покрашенные скамейки, фонтанчики для питья и указатели, кое-где нужны ограды, а кое-где, особенно там, где цветы, и сторожа. И все эти заботы Сад несет, хотя ответственные его представители и ворчат иногда, что, дескать, заели совсем эти ненаучные функции. Однако никто и не помышляет о том, чтобы навесить замок на общий вход, как же в таком случае быть с насаждением ботанической культуры?
А киевские ботаники ее насаждают, и не только в своем городе. Как часто случается, что наспех и без понимания сделанные посадки дичают и гибнут, и летит в окна навязчивый тополиный пух, и сплошняком посаженные деревья мешают солнечному свету пробиться в комнаты... Культура не насаждается приказом; Сад прививает ее словом и делом - знанием, людьми, проектами, посадочным материалом из своего питомника. По договорам, за деньги, а бывает, и добрым советом - по дружбе.
Наконец, у Сада есть план по садам. Об этом рассказывал нам заведующий отделом парковедения и зеленого строительства Сергей Иванович Кузнецов. Этот отдел и создан специально для того, чтобы плодить сады - центры ботанической культуры в разных городах республики. Сейчас на Украине 25 ботанических садов, и у каждого свой профиль, свое главное направление, помимо воспитательной и рекреационной функции. Киевский сад занят природой лесостепной зоны, Донецкий - промышленной ботаникой, Никитский - субтропическими культурами и биохимией растений. А в Запорожье работает единственный пока в стране детский ботанический сад, где каждый год проходят школу экологического воспитания сотни ребят. Вот, наверное, опыт, который надо распространять в первую очередь.
25 садов есть, требуется по меньшей мере 50, и каждому надо помочь - знаниями и растениями, надо разобраться с планировкой и финансированием, заложить питомники, опытные участки и научные основы. Конечно, порождать новые сады - это отчасти и научная функция Сада, но прежде всего гражданская. Одна из важнейших идей академика Гродзинского и его коллег заключается в том, что во всех климатических и природных зонах страны, в каждом областном городе непременно должен быть свой Сад - центр экологического и эстетического воспитания, заповедник природной красоты, выставка достижений природы.
Не так уж дорого это обойдется, если будет хорошо продумана архитектура ландшафта и подобран ассортимент растений, не в экзотике прелесть в конце концов. Были бы плоды. И не столько яблоки и груши, сколько плоды просвещения, плоды ботанической культуры, вообще культуры, для которой нужны и скальный сад с карликовыми деревьями, и водная гладь с кувшинками и лилиями, и тихая аллея с простыми скамьями, и буйство сирени на берегу реки. Словом, Сад.