Чудо "антифизиологической" операции

Теперь обратимся к другому чудо-доктору, другому властелину наших чаяний и дум, кому с таким же упорством пришлось преодолевать консервативные заслоны на многотрудном пути. Речь пойдет о Святославе Николаевиче Федорове.

С его именем открываются новые главы отечественной и мировой офтальмологии (науки о строении, функционировании и заболевании глаз), в которую он вписал важные страницы. Оглядывая близкую историю глазного дела, убеждаешься, что мы многого лишились бы, отступись С. Федоров от своих идей, и много обрели бы, избавив его от неизбежности столь упрямо защищать свою правду. Как-то он признавался, что благодаря своему напору смог нормально работать уже в 50 лет. Мы бы откорректировали так: не "уже", а "только". Только в 50 лет ему удалось утвердиться...

Говорят, глубина духа измеряется величиной его потерь. Так и совокупная духовность, составленная из индивидуальных умов, скудеет, если нация не готова применить лучшие силы своих сынов, если препятствует им содеять то, что они умеют содеять.

Святославу Николаевичу посвящены многочисленные очерки, распределены яркие эпитеты и краски. Однако то речи его коллег или зарисовки журналистов. Прошу слова как пациент, испытавший в натуре не только целебную власть составленных им рецептур врачеваний, но и глубину обаяния его личности.

Когда-то в ответ на мое пожелание описать его в работе он сказал: "Что же, ложитесь на операцию, понаблюдайте клинику изнутри и в добрый час..." Ныне, когда позади три операции да более чем двухмесячное в общей сложности выздоровление в клинике, наверно, тот час подошел. Думаю, собрано наблюдений "изнутри" достаточно, чтобы заявить свое. Годы же, пройденные после операций, помогли не только откристаллизовать суть ("большое видится на расстоянии"), но и провести мое обновленное зрение сквозь ее превосходительство практику. Смею признать, что если до операций я просто вынашивал интерес рассказать о С. Федорове, то теперь к тому присоединилось ощущение долга и благодарности за спасенное здоровье, и я уже не могу не написать об институте на Бескудниковском бульваре.

Операции на глазу отмечены особым значением. Не по той лишь причине, что врач касается одного из самых деликатных творений живой субстанции - органа, который держит в руках без малого полный объем входящей информации, оставляя на долю других каналов то ли 10, то ли даже 5 процентов. Дело еще в том, что глаз весомее всего ведет представительство нашего "я" во внешнем общении. По тонкому замечанию Евгения Замятина, "человеческие головы непрозрачны, и только крошечные окна внутри - глаза".

Но и это не вся правда. Каждый из нас вступает в мир со своими неповторимыми качествами, обогащенный (или, наоборот, обделенный, кто как успеет) человеческими ценностями. Воистину,

Глаза - продолжение наших душ, 
Совесть наша живая.

С. Островой

Здесь время сказать о той ответственности, которая ложится на плечи глазного хирурга. Но не потому ли С. Федоров и пришел сюда, что, по его установке, если уж выбирать, то трудное. Вначале хотел испытать себя небом, в летном мастерстве, да перешло дорогу несчастье: трамваем отрезало левую ногу. Может быть, страна лишилась талантливого летчика, но С. Федоров нашел себя в другом. У этого пункта вынужденной смены профессий есть нетривиальное продолжение.

Чудо 'антифизиологической' операции

...В начале 80-го года (в ту пору хирург стал уже достаточно известен) в еженедельнике "Неделя" прошло небольшое сообщение под интригующим названием: "Не тот ли это Федоров?" Бывший военный летчик К. Локтионов писал, что в знаменитом офтальмологе С. Н. Федорове, недавно выступавшем по телевидению, он узнал своего товарища, с которым служил в одной части и о котором до сих пор живы воспоминания. Надо полагать, сквозь толщу без малого сорока лет память могла пронести мету действительно лишь о незаурядной личности.

Но здесь еще не конец интриги. Некоторое время спустя в "Неделе" же печатается заметка учителя А. Мальцева "Мир тесен" (ее бы озаглавить, сохраняя жанр, "Не тот ли это Локтионов?"). Автор говорит о летчике, с которым однажды его соединила судьба. Во время боев у Днепра над их артиллерийской позицией близ реки пролетел самолет. Пилот, сделав круг, вы-выбросил вымпел. В нем лежала записка: "Артиллеристы, какого черта вы ходите во весь рост? Вас могут заметить фашисты, и тогда несдобровать. Немедленно маскируйтесь. Летчик Локтионов".

Будучи увлечен сам, С. Федоров по тому же понятию подбирает сотрудников, людей цели, умеющих подняться над повседневностью.

Поучительна его исследовательская линия. Автору сего сочинения довелось побеседовать с хирургом, наблюдать, хотя и краешком, как он ведет прием. Характерна широта "прочтения" анатомо-физиологического состояния, в контекст которого он вписывает глазную боль.

Вспоминается его разговор с женщиной, страдающей глаукомой. Глаукома - не местное заболевание, разъяснял хирург. Причина ее в неполноценном снабжении глаза. "Посмотрите, какое у вас бледное лицо. Как у работников ЦК. Вы мало бываете на воздухе..." В другой раз он начал высказывать идеи о том, сколь загадочно устроено живое: составляющие его кирпичики сами по себе химически хлипки, но вместе образуют достаточно устойчивое организменное чудо. И вновь демонстрируется широкий, "вневедомственный" подход к предмету.

Столь же просторно, с позиции панорамного взгляда, С. Федоров ведет и организацию лечебного дела в институте, вообще в родной ему офтальмологии, о чем мы еще намерены сказать, Более того, осуществляемые им подходы вполне годятся послужить моделями для многих других, близких и далеких по роду занятий учреждений, ведомств, хозяйств.

В последние десятилетия офтальмология значительно пошла вверх. И пошла потому, что одной из первых повернулась лицом к микрохирургии, потребовавшей более тонких знаний, приборов и умений. Сошлись условия для радикальных перемен в методах лечения, подросли и люди, способныепреодолетьпрежниестереотипы о возможностях медицины, границах ее вмешательства в организм.

Но старое не покидает добровольно поле боя. Одно из сражений и вспыхнуло по делу о замене вышедшего из строя хрусталика глаза искусственным. Ныне такое событие стало ординарным. Операцию освоили во многих точках Союза. И только неразворотливость да упования на "кабы чего не вышло" мешают овладеть ею повсеместно. Однако, когда С. Федоров начинал свой марафон к искусственной глазной линзе, гимнов ему не слагали. Наоборот, продвижение к цели имело другое сопровождение.

Как и все значительное, метод шел вразрез принятым медициной способам лечения. Молодой хирург сразу же попал под кинжальный обстрел. Операцию объявили "антифизиологичной", а искусственный хрусталик - инородным телом, способным лишь нанести неисправимый вред. Если в Кургане Г. Илизарову местные власти поверили (хотя, быть может, и не во всем поняли), то С. Федорову в Чебоксарах выпало другое испытание.

Особенно усердствовал местный профессор глазной клиники, который, должно быть, лишь тем и достиг известности, что враждовал с С. Федоровым. По существу, он обвинил коллегу в преступлении. Хорошо, что наступили другие времена. Не то могло бы обернуться столь же трагически, как и для его отца, военного, незаконно репрессированного в годы разгула тирании Сталина.

Когда в глаз маленькой чувашской школьницы Е. Петровой был введен первый хрусталик и к ней вернулось зрение, хирурга начали четвертовать: насмехались, запретили оперировать и уволили с работы. И это, несмотря на то, что операция прошла успешно. Позднее девочка кончила школу, затем университет и ныне успешно учительствует... А сына своего назвала Святославом.

Пришли и другие неприятности, которые, как известно, не ходят в одиночку. И лишь заступничество перед Министерством здравоохранения писателя А. Аграновского, которому С. Федоров поведал о судьбе, смягчило удар, помогло восстановиться по службе. Но свои исследования врач продолжил уже в Архангельске.

Любое значительное дело, если даже ему чинят препоны (а, может, как раз потому, что чинят, значит, будоражат интерес), быстро обрастает популярностью, поднимаясь в цене. И вот С. Федоров уже во главе столичной экспериментальной лаборатории, затем института, а ныне целого комплекса "Микрохирургия глаза". Сейчас за ним всеобщее признание, мировая известность и десятки тысяч исцеленных людей.

Как видим, операция по вживлению искусственного хрусталика отрабатывалась и совершенствовалась в условиях, мало тому способствующих. Приходилось отдавать много сил не только самому делу, но и борьбе за признание. Официально методика С. Федорова была принята лишь через шестнадцать лет, когда стало невмоготу ее скрывать и за спиной лежало более пяти тысяч операций.