Глава XV. Какой социализм народу нужен

Какой социализм народу нужен? Подобный вопрос, наверное, покажется кому-то крамольным. А ведь, если вдуматься, именно здесь сегодня главный нерв идущих дискуссий. Очень точно об этом сказано в правдинской редакционной статье "Принципы перестройки: революционность мышления и действий" (5 апреля 1988 г.): "Как нам быстрее возродить ленинскую сущность социализма, очистить его от наслоений и деформаций, освободиться от того, что сковывало общество и не давало в полной мере реализовать потенциал социализма?"

Ленин сделал после "военного коммунизма" знаменательное заявление: мы пересматриваем всю точку зрения нашу на социализм. Если говорить прямо, без обиняков, нам сейчас предстоит решать аналогичную задачу. Во-первых, для того чтобы вернуться к Ленину и преодолеть сталинское наследие, во-вторых, чтобы выразить интересы и чаяния нашего народа, вот уже более семидесяти лет строящего социализм. Нужно также принять во внимание и опыт народов еще четырнадцати социалистических стран, а также реалистически оценить соревнование с капиталистическим миром в эпоху технологической революции. В этом, полагаю, суть нового мышления о современном социализме.

О том, какой мы видим свою задачу, и было уместно сказать в связи с обсуждением статьи "Не могу поступаться принципами", опубликованной в газете "Советская Россия" (13 марта 1988 г.). Она, эта статья, представляла собой не просто манифест догматизма. Это акция в преддверии XIX партийной конференции, рассчитанная на консолидацию консервативных сил. Принципы - вещь необходимая, и человеку, как говорил Ленин, нужен идеал, но человеческий...

Противники перестройки пытаются использовать трудности ее начального периода. Гласность и свобода выражения разнообразных мнений, осуществляемые людьми, которые отнюдь не сошли с другой планеты, а формировались в тех же трудных условиях культа личности, подъема и разочарований 60-х годов и особенно в период застоя, в условиях, когда еще не преодолены последствия авторитарно-патриархальной политической культуры,- такая гласность неизбежно сопровождается эмоциональными крайностями, деструктивными всплесками, нецивилизованной полемикой. Ну и что? В политике - о чем было известно еще с самых древних времен - не бывает только положительных или абсолютно отрицательных явлений. Всегда приходится делать выбор в пользу решений, которые дают предпочтительные результаты. И могут ли быть сомнения, когда мы сопоставляем два метода - вскрывать проблемы или скрывать проблемы? Гласность есть меч, который сам исцеляет наносимые им раны. Кто это говорил? Ленин.

Серьезные политики, да и любые другие ответственно относящиеся к делу люди, понимают, что скрыть проблему- значит загнать ее внутрь, дать ей разрастись до таких размеров, когда уже невозможно будет с ней справиться. А вскрыть проблему - значит начать решать ее. Разве раньше, во времена культа личности, не падали самолеты, не сталкивались поезда, не вспыхивали национальные конфликты? Все это было. Но все сопровождалось молчанием, как на кладбище. И сейчас страна расплачивается за годы и десятилетия молчания. Гласность - это зеркало народа, и он его не боится, поскольку издревле придумал поговорку: нечего на зеркало пенять... Да, нужно менять облик самого общества, чтобы не было оснований жаловаться на свое отражение.

Консервативные силы хотят использовать и определенную асимметрию, имеющуюся между гласностью и реальными экономическими результатами, которых пока еще мало. Но ответственность за то, что новаторские реформы идут медленнее, чем нужно, несут прежде всего они - эти силы. Они сопротивляются всеми доступными им средствами, прямыми и косвенными, развитию кооперативов, семейного, звеньевого, бригадного подрядов, индивидуального труда, которые без значительных затрат могли бы дать быстрые результаты. Несколько десятков тысяч малых кооперативов, созданных в стране за три года,- это капля в море. А они - эти наши доморощенные тори - одной рукой тормозят прогрессивные преобразования, другой же поощряют паникерские выступления по поводу перестройки.

Но в одном отношении статья в "Советской России" все же была полезна. Вызывающе прямолинейно она защищает Сталина и его наследие. Казалось бы, скрытым противникам перестройки целесообразнее было бы занять более сбалансированную позицию, так сказать, воевать на два фронта - и против крайних антисталинистов, и против откровенных сталинистов. Но этого не произошло. Тем самым снова продемонстрировано, что альтернативы перестройке нет. Вялая, неакцентирован-ная брежневская политика не устраивает никого. И это знаменательно.

Нетрудно понять, почему противники перестройки выступают нередко с открытым забралом. Они явно почувствовали, что перестройка вступает в такой этап, когда может стать необратимой, когда она войдет в плоть и кровь народа и наших общественных отношений. Почувствовали- и решили дать бой, пытаясь расколоть общественное сознание, найти опору в самых отсталых общественных силах.

Главной темой дискуссий является, согласно статье Н. Андреевой, вопрос о месте Сталина в истории нашей страны. Но это неверно! Подобный вопрос был основным объектом борьбы тридцать лет назад, в период XX съезда партии. В сущности, уже тогда на него был дан прямой ответ, в чем легко убедиться, обнародовав секретный доклад Н. Хрущева. Да и новых фактов становится все больше по мере работы комиссии Политбюро ЦК КПСС, а также в ходе расследований, которые ведутся в печати, науке, литературе. И только очень отсталые люди, находящиеся на периферии политических борений, ныне как будто только-только открывают для себя эту главу нашей истории.

На самом деле сейчас главным является другой вопрос, на который не было дано ответа в 60-х годах. Это вопрос о системе управления, сложившейся в сталинскую эпоху. "Мы поняли,- отмечал М. С. Горбачев,- что партии надо проявить мужество и волю, освободиться от сложившихся представлений о социализме, на которых лежит печать определенных условий и особенно - периода культа личности. Освободиться от старых представлений о методах строительства, а главное - избавиться от всего, что, вообще говоря, деформировало социализм, сковывало творческие способности народа".

Сенека говорил: тяжелая ошибка часто приобретает значение преступления. Очевидные преступления Сталина вскрыты и разоблачены почти треть века назад. А ошибки - ошибки, так глубоко вошедшие в нашу систему управления,- все еще продолжают жить и мешать стране двигаться вперед. Сейчас очень немногие открыто защищают репрессии 1937 года. Но все еще немало таких, кто более или менее разделяет ошибочные идеи Сталина. Поэтому эмоциональная критика должна быть дополнена критикой научной, извлекающей уроки из прошлого для сегодняшнего дня. И поэтому же очень важно исследовать концепции Сталина, которые оправдывали деформацию социализма.

Что там говорить: мы получали представление о марксизме и ленинизме, о самом социализме из сталинских рук. В основу системы преподавания, воспитания с начала 30-х годов легли работа Сталина "Вопросы ленинизма", отредактированный им "Краткий курс истории ВКП(б)", высказанные им идеи на XIV-XIX съездах партии, работа "Экономические проблемы социализма в СССР". Все действовавшие учебники по истории партии, политической экономии, научному коммунизму, философии, а также большинство теоретических исследований в общественных науках так или иначе восходили к этим источникам.

Под влиянием сталинских взглядов абсолютизировался опыт 30-50-х годов, его сделали эталоном для суждений о социализме. Только этим можно объяснить тот поразительный факт, что автор упомянутой статьи в "Советской России" принимает за образец социализма сталинский период, не делая исключения для репрессий 30-х годов, и видит отступления от социализма именно в гласности, демократизации, экономических реформах, в идеях сегодняшней перестройки. Больше того, каждый раз, когда в жизни возникает новая форма эффективного развития социализма, находятся люди, которые становятся в этакую соблазнительную позу "защитников чистоты" и заявляют: "Это не социализм. Это противоречит его коренным принципам". Скатывание на позицию "капитализма" - самое малое обвинение. "Враги народа"- уже по максимальному счету.

Посмотрите, с какой подозрительностью у нас относились к поискам и экспериментам в других социалистических странах. В 1955 году Н. Хрущев, приехав в Югославию, мужественно признал наши ошибки, допущенные в прошлом. Он подписал декларацию, в которой закреплялось право каждой страны на собственный путь к социализму. Но уже через несколько лет ревнители "чистоты" обрушили идеологический огонь из всех пушек на югославский опыт самоуправления и рабочих советов.

Во время пребывания Хрущева в Югославии в 1963 году произошел знаменательный эпизод. Он посетил одно из предприятий в Белграде, где встретился с представителями рабочего совета. Неожиданно Хрущев заявил: "А что плохого в рабочем самоуправлении Югославии? Я не вижу здесь никакой крамолы. У вас одни формы, у нас другие". Реплика попала в югославскую и западную прессу. Мы попробовали включить ее в отчет для нашей печати, но, когда доложили Хрущеву, тот сказал: "Не стоит дразнить гусей у нас дома". Ох уж эти гуси, как дорого обходятся их предрассудки, их невежество в том самом марксизме, именем которого они клеймят и отлучают все новое, способное двинуть вперед социализм!

А с каким подозрением относились на протяжении двадцати лет к венгерским реформам! Сколько было перегибов и крайностей в суждениях по поводу дискуссий о социализме в Чехословакии! А какое тайное и явное недоброжелательство вызывали попытки экономических преобразований в Польше, ГДР!

Не так давно мне довелось после возвращения из Китая рассказывать о тамошних реформах. В частности, о том, как с помощью семейного подряда там удалось в значительной степени решить продовольственную проблему, увеличить за пять-шесть лет больше чем на треть производство зерна и в три раза поднять жизненный уровень крестьян. И тут слово взял почтенный профессор. Он сказал буквально следующее: "Все это, конечно, неплохо. Но какой ценой это достигнуто? А достигнуто это ценой отступления от социализма и заимствования капиталистических методов. Не слишком ли дорогая цена за хозяйственный рост?"

Позвольте, 800 миллионов крестьян - голодных, несчастных, полузадушенных в пору "культурной революции"- сейчас стали обретать достаток. Это плохо? С какой точки зрения? Какие принципы говорят, что трудящиеся должны жить в бедности и нищете? Когда я слышу подобные сентенции, у меня такое чувство, будто кто-то из нас ходит на голове...

Тысячу раз прав М. С. Горбачев, когда говорит, что ни одна система не имеет права на существование, если она не служит человеку. Это наш, социалистический критерий оценки любой системы, и прежде всего собственной. Одновременно это сугубо классовый критерий. Нас заботит жизнь трудящегося человека, а вовсе не доходы буржуев или привилегии какой-либо элитарной группы.

Социализмом может быть названо только то, что обеспечивает на деле благосостояние и культуру трудящихся - рабочего, крестьянина, интеллигента. А то, что не обеспечивает,- это не социализм.

Если мы согласимся с таким критерием, тогда все становится на место. Семейный подряд в Китае, по крайней мере на нынешнем этапе развития страны, дал колоссальный эффект и для развития производительных сил, и для повышения жизненного уровня. Значит, это не просто социалистическая, а эффективная социалистическая форма. Добровольная кооперация в Чехословакии и Венгрии, где собирают 40 центнеров пшеницы с гектара, оказалась весьма продуктивной, она обеспечивает урожайность полей и производительность труда в два раза более высокие, чем у нас, и соответственно жизненный уровень крестьянского и городского населения. Значит, добровольная кооперация оказалась эффективнее колхозов.

Ну а югославские госхозы, где урожай достигает 60 центнеров с гектара пшеницы, они организованы совсем не по типу наших совхозов, а, скорее, по моделям крупных индустриальных хозяйств в странах Запада,- это более социалистично или менее социалистично, чем совхозы? Ну а индивидуальные и семейные магазины, столовые, мастерские в Польше, ГДР, Венгрии, где хорошо и недорого кормят и обслуживают? Это отступление от социализма? Ну а то, что любой трудящийся Венгрии, Чехословакии, Польши, Югославии, если у него есть валюта, может выехать без всяких ограничений в любую страну,- это возвращение к буржуазной либерализации?

Нам предстоит оценить сходные, но в то же время различающиеся модели экономики, которые складываются в странах социализма: планово-товарного хозяйства (КНР), планирования с учетом потребностей рынка (ВНР), рыночной экономики (СФРЮ)... Оценить не только положительный опыт других стран социализма, проделавших путь экономических реформ, но и возникшие там трудности, тупики, новые проблемы.

Разработка концепции современного социализма предполагает сравнительный анализ реального опыта социалистических стран, его сопоставление с социалистическим идеалом, очерченным основателями научного коммунизма, с интересами, чаяниями и надеждами рабочего класса и всех трудящихся. Достижения, проблемы и перспективы современного социализма могут быть поняты в полной мере в сопоставлении с опытом современного капитализма, ибо, согласно марксистской теории, социализм представляет собой не докапиталистическое, а послекапиталистическое общество, а это предполагает более высокий уровень индустриального и научно-технического развития, производительности труда, уровень благосостояния и культуры народных масс, чем при капитализме. Этим объясняется маштабность широкой программы перестройки, революционных реформ, демократизации, намеченной XXVII съездом КПСС, которая находит все более активную поддержку в других странах социализма.

Реальный опыт показал множественность моделей социализма, которые принадлежат, однако, к новой общественно-экономической формации, поскольку построены на некоторых общих принципах. Раньше мы констатировали разнообразие опыта социалистических революций- Великой Октябрьской революции, народно-демократических революций в Восточной Европе, народной революции в Китае, кубинской революции и др. Затем обращалось внимание на разнообразие форм власти рабочего класса. Сейчас становится все более очевидным наличие существенных различий в характере и механизме использования собственности, формах обобществления, структуре и управлении экономикой, социальной структуре, уровне и образе жизни, формах и методах демократии, в культуре, господствующем мировоззрении и др.

Различие моделей социализма определяется не только характером революций, но и соотношением классовых сил, и различием историко-культурных цивилизаций, в рамках которых осуществляется процесс социалистического строительства. С этим связаны, например, бросающиеся в глаза особенности социалистического развития в Венгрии и Чехословакии в сравнении с КНР или Вьетнамом.

Важным фактором разнообразия моделей социализма стала политика коммунистических и рабочих партий, которая раньше или позже, глубже или менее основательно отразила потребности реконструкции социализма в соответствии с уровнем современного научно-технического и индустриального прогресса. Примером могут служить экономические и социально-политические реформы в Югославии, Венгрии, ГДР и других странах Восточной Европы, которые идут уже более двадцати лет, а также в Китае, где этот процесс развертывается на протяжении последних десяти лет. Длительный период застоя в Советском Союзе помешал осуществлению назревших и частично намеченных в 60-х годах реформ. Тем большее значение имеют масштабы и темп революционных реформ, проводимых в СССР на протяжении последних лет.

Почему же и как произошла в нашей стране деформация социализма? Начать с того, что уже в 20-х годах сложились не только два взгляда на социализм, но две модели, конкурировавшие между собой на практике.

Первая - "военный коммунизм" (1918-1921 гг.). Эта модель утвердилась в результате жестокой гражданской войны, но в немалой степени отражала и полуанархические взгляды о возможности "скачка" в коммунизм. А на практике это означало торжество приказа, насилия, прямые изъятия продукции у крестьян, ликвидацию нормального обмена продуктами труда.

Вторая модель - новая экономическая политика, нэп (1921-1928 гг.) - была основана на товарном хозяйстве, где конкурируют между собой различные виды предприятий - государственные, кооперативные, частные, где крестьянин свободно продает свою продукцию на рынке и покупает взамен промышленные товары. Важной стороной нэпа была демократия, особенно в партии, профсоюзах, Советах, на местном уровне, борьба различных течений в сфере искусства и культуры.

Не входя в обсуждение того, почему и как был свергнут нэп, замечу, что борьба двух тенденций, двух подходов, двух представлений о социализме шла на протяжении всей нашей истории и всего освободительного движения.

Все дело в том, что в освободительном движении с момента его зарождения боролись две тенденции: социал-демократическая (у нас - большевистская) и военно- или казарменно-коммунистическая. Это началось еще с наших предшественников. Сен-Симон - на одной стороне. Бабёф - на другой. Маркс - на одной стороне, Бакунин - на другой. Сам Маркс называл бакунинское течение "больной тенью коммунизма", "казарменным коммунизмом", отрицающим повсюду личность и цивилизованность, порожденным бедностью, невежеством, социальной завистью самых низших "низов".

В нашей партии это течение было чрезвычайно сильным, оно имело прочную опору в отсталом сознании и авторитарно-патриархальной политической культуре масс. Из состава членов Политбюро ЦК партии во времена Ленина по меньшей мере половина была в те или иные периоды подвержена идеям "левого коммунизма". Достаточно назвать Троцкого, который и после ссылки за границу до последних дней жизни продолжал проповедовать самые завиральные левацкие идеи.

В связи с этим пристального внимания заслуживает деятельность Н. Бухарина и других руководителей, которые поняли все значение политического завещания Ленина, нового подхода к социалистическому строительству и нового взгляда на социализм. Позиция Бухарина вообще имеет для нас особое, не до конца еще оцененное нами значение. Вокруг этой неординарной личности не утихают споры и острые дискуссии. За этим стоит не только человеческая проблема, естественное сочувствие и сострадание судьбе невинно загубленных и замученных деятелей, их родных и близких. За этим стоит вопрос и о том, была ли альтернатива сталинским методам индустриализации, коллективизации, укрепления индустриального и оборонного могущества страны.

Принято говорить, что история не знает сослагательного наклонения. Что было, то было и не могло быть иначе. Но это не так. Зададимся простейшим вопросом: проживи Ленин десять, двадцать лет - разве страна прошла бы через те жестокие испытания, которые выпали на ее долю, через 1937-1938 годы? Да никогда в жизни! Подойдем к этому вопросу с другой стороны: что было бы, если бы XIII съезд партии выполнил прямое указание Ленина и освободил Сталина от должности генерального секретаря ЦК партии? Несомненно, наш путь был бы легче, человечнее, намного эффективнее. И вот еще одно доказательство, взятое из практического опыта: приход после смерти Мао Цзэдуна в Китае к руководству Дэн Сяопина, которому удалось заменить прямого преемника Мао Хуа Гофэна, ознаменовал начало крупных экономических и политических реформ. Не случайно в Китае издают и переиздают работы Н. Бухарина - там, видимо, понимают значение альтернативы сталинизму и маоизму.

Участник группы "экспроприаторов", Сталин с самого начала своей политической деятельности шел в русле левацкого течения, был склонен к террористическим методам. Поэтому он не понял или сознательно отверг идеи ленинского завещания, которые легли в основу новой (а не старой, периода "военного коммунизма") экономической политики.

Уже в начале 20-х годов Сталин счел необходимым дать свою трактовку теории. Современному читателю стоит заглянуть в его "Вопросы ленинизма". Эта работа во многом состоит из закавыченных и раскавыченных цитат Ленина с кратким комментарием, выполненным лапидарным и схематичным "сталинским стилем".

Легко проследить, как Сталин исподволь, сначала незаметно, а потом все более явно смещал акценты, передвигал центры тяжести в ленинских высказываниях. И направленность этих смещений была однозначна. Постепенно, но не неуклонно высвечивалось главное - апофеоз насилия. Революция, обобществление экономики, руководство культурой, все другие преобразования были для него синонимом грубого насилия. Это наложило мрачный и суровый отпечаток и на методы осуществления коллективизации и индустриализации, и на формы партийной борьбы, и в целом на весь процесс социальных преобразований. Совсем не случайно еще в начале 30-х годов, в поисках параллели развития своей эпохи, Сталин обратился к таким несхожим фигурам отечественной истории, как Иван Грозный и Петр Великий. Он черпал в их опыте обоснование неизбежности самых жестоких методов во имя державного величия страны.

Но аналогия с Петром как раз ударяет по Сталину. Петр, увы, не был социалистом. Ему надо было вытащить страну из отсталости любой ценой. Задача благосостояния и культуры народа относилась им на десятый план. Между тем Сталин свои представления о государственном величии страны и роли вождя почерпнул на две трети из прежнего опыта России, а отнюдь не из марксистских источников.

Сталин отправил несколько миллионов крестьян в Сибирь, а часть заключил в лагеря за то, что у них было по три-четыре коровы и лошади. Получалось, что чем лучше будут жить люди труда, тем больше их должно ограничивать и наказывать государство. И это Сталин считал социализмом?

На XVIII съезде партии в 1939 году, сразу после ужасающего кровопускания в партии и народе, Сталин заявил, что настало время непосредственного перехода к коммунизму, Что такое коммунизм, он нам так толком и не объяснил: то ли когда все досыта наедятся, то ли всеобщее равенство - чего?- потребностей, способностей, возможностей, осталось неясным. Но что было утверждено четко - целое поколение людей должно быть принесено в жертву "скачку" в коммунистическое будущее. Такая политика вела к разрушению нормального функционирования народного хозяйства, к попыткам огосударствления колхозов, к использованию в массовом масштабе труда заключенных.

И уже под занавес своей жизни в работе "Экономические проблемы социализма в СССР" Сталин опять вернулся к своей схеме "скачка" в коммунизм. В качестве непосредственных задач он выдвигал переход к прямому продуктообмену, постепенной отмене оплаты за товары и услуги, ограничению, а затем и ликвидации товарно-денежных отношений. Его идея о том, что в условиях социализма закон стоимости действует в преобразованном виде, послужила теоретическим обоснованием полного искажения системы ценообразования, хозяйственного произвола, нарушения пропорций в развитии экономики.

Как же уживалась вера в государственное насилие с мечтой о "скачке" в коммунизм? На это ответил еще Л. Троцкий. Ему принадлежит образное сравнение диктатуры пролетариата с лампой: ее фитиль вспыхивает особенно ярко именно перед тем, как погаснуть. Это толковалось таким образом, что государственное насилие должно достигнуть максимума накануне отмирания государства. Как видим, каждая утопия имеет свою изнанку.

Сталин тайно позаимствовал этот взгляд, а явно попросту следовал ему на практике. Все помнят его идею о том, что по мере успехов социалистического строительства сопротивление классовых врагов будет возрастать и классовая борьба будет обостряться. Разве это не та же "лампа", которая отбросила ужасающий отсвет на репрессии в 30-х годах, когда террор был направлен против самих коммунистов, беспартийных рабочих и крестьян?

Особенно нетерпим был Сталин к интеллигенции, которая видела лучше других ошибочность его идей. Лично от Сталина исходили многие решения, направленные на организацию очередных кампаний по "проработке" деятелей литературы, искусства, кино. Проблемы гуманизма, преодоления отчуждения, состязательности в культуре рассматривались как "отрыжка" буржуазной идеологии.

Созданная Сталиным идеология культа личности, его казарменно-утопические идеи "скачка" в коммунизм стали тормозом в развитии нашей страны, отрицательно отразились на строительстве социализма в странах Восточной Европы и Китае, подрывали веру в социализм в странах капитала.

Сталин упростил, "выпрямил" задачу социалистического строительства, поставив знак равенства между процессом широкого обобществления и огосударствлением. Вначале промышленные предприятия были подчинены государственному управлению, а затем произошло, по сути, огосударствление колхозов.

Огосударствление захватило не только экономическую сферу, но и распространилось постепенно на всю Духовную жизнь, на управление учреждениями культуры, издательствами, театрами, школами, университетами, больницами, спортом. Если принять еще во внимание, что сами государственные служащие никем не избирались, а подбирались, то легко определить источники бюрократизации управления.

Наши классики предвидели возможность подобных ошибок. Соблазн простого огосударствления слишком велик. И вот их предостережения. "Государственная собственность на производительные силы,- писал Энгельс,- не разрешает конфликта, но она содержит в себе формальное средство, возможность его разрешения". "Если государственная табачная монополия есть социализм,- писал не без юмора Энгельс,- то Наполеон и Меттерних несомненно должны быть занесены в число основателей социализма".

Опыт социалистических стран подтвердил, что главной особенностью социализма является победа общественной собственности. Это то, что сейчас отрицают некоторые западные теоретики освободительного движения, которые говорят о "смешанной экономике", включающей в себя общественную собственность и частную собственность- и не только на этапе антимонополистической борьбы, но и в самом социалистическом идеале. Другой крайней позиции придерживаются "леваки", которые отождествляют общественную социалистическую собственность и государственную собственность. Они не понимают необходимости многообразия форм собственности - государственной, кооперативной, семейной, личной. Да и не всякая государственная собственность является общественной, социалистической.

Само по себе огосударствление орудий и средств производства отнюдь не всегда носит социалистический характер.

Все дело в том, что огосударствление собственности - как предсказывали К. Маркс и Ф. Энгельс и подтвердила наша эпоха - вовсе не однозначно утверждению социалистической собственности и социалистических производственных отношений. Несомненно, что господство частной собственности порождает эксплуататорское общество. Но всегда ли государственная собственность неизбежно приводит к социальному равенству и социализму? Опыт нашего века дает отрицательный ответ на этот вопрос. Государственная собственность - гибкая форма собственности, она может служить и социалистическим и несоциалистическим целям.

В нашу эпоху можно разграничивать следующие виды государственной собственности в несоциалистических странах:

1. Государственно-монополистическая собственность в условиях развитого капитализма, где государственный сектор составляет в промышленности 20-30 процентов. В таких условиях государство в общем и целом выражает интересы монополии, а также в той или иной степени всей буржуазии и средних слоев.
2. Государственно-капиталистическая собственность, характерная для стран слаборазвитого капитализма, которые не достигли еще своей монополистической стадии. Это можно наблюдать прежде всего в развивающихся странах капиталистической ориентации, а также во многих среднеразвитых капиталистических странах, например в Латинской Америке. Государственная собственность в развивающихся странах капиталистической ориентации достигла 50, а иной раз 70-80 процентов в промышленности, но она отнюдь не служит базой для социалистических отношений и преобразований.
3. Феодальная государственная собственность. Этот вид собственности можно наблюдать в ряде развивающихся стран, и прежде всего в Африке. Во многих случаях феодальная государственная собственность переплетается с государственным капитализмом, примером чему служит Саудовская Аравия.

Что же является критерием для отнесения государственной собственности к социалистической?

Прежде всего характер производственных отношений (отсутствие эксплуатации), природа власти (рабочий класс и трудящиеся руководят государством), образ жизни (высокий жизненный уровень, удовлетворение экономических и социальных прав) и участие трудящихся в управлении. Государственная собственность даже в условиях социализма не решает сама по себе проблему отчуждения, не гарантирует, что именно производитель станет хозяином продуктов своего труда.

Важным внешним показателем характера системы является политика - экономическая, социальная, культурная, а также и внешняя политика.

За послесталинский период наша теория и практика в общем и целом преодолели две ошибочные сталинские идеи - веру в абсолютную силу насилия и соблазны "скачка" к коммунизму. Хрущев был последним руководителем страны, который еще надеялся, что "нынешнее поколение будет жить при коммунизме". Но до сих пор осталась непоколебленной главная сталинская идея - "государственного социализма". Я заключил это понятие в кавычки, поскольку понимаю его приблизительность, условность, неполную адекватность. Но именно Сталин, а не Ленин выдвинул теорию о том, что государство играет решающую роль в строительстве социализма. Не рабочий класс и его партия, а государство, хотя само оно ничего не производит - ни хлеба, ни обуви, ни машин, ни книг. Это делает народ, а государство только регулирует - лучше или хуже - процесс созидания.

Хотя Брежнев был первым нашим лидером, уже не обещавшим построить коммунизм при жизни одного поколения, ему в полной мере была присуща вера во всесилие государства, его организационных возможностей. Когда он пришел к руководству страной, ему казалось, что достаточно преодолеть хрущевские "затеи", вернуться к прежним формам - и дело пойдет. Ему больше, чем любому другому нашему руководителю, были присущи иллюзии "организованного реагирования". Не случайно при нем число министерств и ведомств достигло более ста. Тогда как даже при Сталине их было едва ли не втрое меньше.

И до сих пор вера в организационные решения реальных проблем, которые касаются почти исключительно верхнего этажа управления, себя не исчерпала. Между тем задача состоит в том, чтобы поставить в новые условия каждого производителя - рабочего, крестьянина, интеллигента. Стимулировать их заинтересованность в результатах труда, их личную инициативу.

Стратегия крутого перелома, крупных экономических и социальных преобразований, намеченная XXVII съездом КПСС, имеет своей важнейшей задачей переход к качественно новой ступени развития социализма. Известно, сколь многого достигла наша страна в своем индустриальном развитии. Экономическая и военная мощь нашей державы, социальное и национальное равенство, духовное развитие человека - все эти завоевания говорят сами за себя. Но это только первые шаги на пути социалистической цивилизации.

Важнейший фактор перемен - преодоление наследия командно-административных методов. Деформированная в результате режима личной власти Сталина административно-командная экономика обнаружила ряд органических пороков.

Первый, самый очевидный порок - произвол в экономической политике на протяжении многих десятилетий, речь идет прежде всего об административной по преимуществу коллективизации в 20-х годах, о сверхиндустриализации в 30-х годах, о ликвидации приусадебных участков в 50-х годах, о застое в 70-х годах.

Выходит, дело в самой структуре хозяйствования, которая по своей природе податлива произволу или, во всяком случае, не имеет гарантии в себе самой от экономического произвола.

Расплатой за это становится технологическая и техническая стагнация. Внутри самой системы не было стимулов для постоянного обновления технологии, для внедрения новой техники, для непрерывного внедрения достижений технического прогресса. Построенная по принципу "приказание - исполнение", эта экономика с трудом справлялась с намечаемыми сверху планами экономического развития. У нее не было ни резервов, ни материальных средств, ни, наконец, побуждений для того, чтобы постоянно совершенствовать технику, добиваться более высокой производительности труда.

Какие новинки науки и техники следует внедрять в практику? И как это делать? План, спускаемый сверху, как правило, не предусматривает обновления технологии: такое обновление неизбежно нарушает выполнение текущих задач, так как связано с перестройкой технологии и управления. Единственным средством в этом случае является заглядывание через забор - в другие, более развитые в научно-техническом отношении страны. На протяжении десятилетий главные стимулы технического прогресса шли из-за рубежа.

Но и это был чрезвычайно ненадежный стимул. Долгое время все иностранное, даже иностранная техника (кроме ядерной), было предметом осуждения. Закупки новой технологии за рубежом занимали самое малое место. Впоследствии стали ориентироваться на постоянное расширение закупок новой техники, технологических процессов в зарубежных странах. Однако это не меняет сути проблемы: внутри самой экономики стимулы для научно-технического прогресса были ничтожны. Здесь заложен какой-то ее органический порок, и советская печать чем дальше, тем острее ставила этот вопрос.

Другой порок такой системы управления - хронический недостаток продовольствия, товаров и услуг. В отличие от экономики капитализма с ее кризисами перепроизводства, командно-административная экономика так и не смогла избавиться от постоянного дефицита. Заклинания и обещания руководителей не меняли дела. Значит, порок лежит где-то в основании функционирования такой системы.

Наконец, еще одна черта экономической системы прежнего периода - тенденция к самоизоляции. Любая экономика в наше время, если она хочет быть на современном уровне, не может развиваться без теснейших экономических связей с экономикой других стран, без участия в международном экономическом разделении труда. Наша экономическая система на протяжении многих десятилетий была практически изолирована не только в силу ошибочных политических решений. Она была изолирована и в силу собственной научной, технической и технологической отсталости, из-за неспособности выдерживать конкуренцию с более развитыми экономиками. Эти последние причины будут действовать еще длительное время. Хотя СССР начал развивать свои международные связи, от этого еще далеко до реального участия в международном разделении труда. Мы продаем в основном сырье, а покупаем машины. Что касается другой продукции перерабатывающей промышленности, то она так отставала от мировых стандартов, что могла продаваться за рубежом на основе демпинговых цен, то есть в убыток государству, исключительно для получения валюты.

Поэтому подобная командно-административная система предпочитала быть закрытой. Она боялась непосредственных экономических связей, плохо выдерживала впрыскивание в нее зарубежной передовой технологии и ничего не могла предложить взамен другим странам. Поэтому и внешняя торговля для нас, по сути, и была необходима с точки зрения военного производства и использования новой техники, но чрезвычайно затруднена. Такова плата за изоляцию экономической системы в условиях современного мира, законом которого стала экономическая интеграция, будь то на капиталистической или социалистической основе.

Перестройка началась под давлением насущных, жизненно важных проблем. Как известно, темпы экономического развития у нас снижались и достигли критической точки. Но и эти темпы, как теперь стало ясно, достигались в значительной мере на нездоровой основе, на конъюнктурных факторах. Речь идет, например, о торговле нефтью на мировом рынке по сложившимся тогда высоким ценам, ничем не оправданном форсировании продажи алкогольных напитков. Если очистить экономические показатели роста от влияния этих факторов, то получится, что на протяжении практически четырех пятилеток мы не имели увеличения абсолютного прироста национального дохода, а в начале 80-х годов он стал даже сокращаться.

Теперь, когда конъюнктура мирового рынка изменилась и цены на топливно-энергетические ресурсы упали, когда во имя сохранения социального здоровья населения мы вынуждены сократить производство и продажу винно-водочных изделий, экономика страны столкнулась с серьезнейшей финансовой проблемой. Уменьшились поступления от продажи импортных товаров, закупки которых мы вынуждены были ограничить из-за нехватки валюты.

Статья в "Советской России" пытается создать впечатление о глубоком кризисе социализма. Но если уж говорить об элементах кризиса, то не современного социализма в целом, а одной из его форм - "государственного социализма". Эта форма сейчас изживает себя, обнаруживает свою неэффективность в условиях технологической революции. В экстремальных ситуациях, особенно во время гражданской и Отечественной войн, сверхцентрализм и государственное принуждение играли свою роль в мобилизации ресурсов и концентрации усилий. Но теперь такая форма стала помехой продвижению вперед на всех направлениях экономической, социальной и культурной жизни. И она должна преобразоваться- постепенно, планомерно, обдуманно - в новую форму, которую условно можно было бы назвать гражданским социалистическим обществом.

Пора понять, почему так случилось, что в нашей стране, с ее колоссальными богатствами земли, леса, нефти, газа, металла, с ее энергичным и ныне вполне образованным народом, до сих пор не хватает в нужном количестве и качестве еды, одежды, жилищ, книг, кинофильмов... Видно, социализм был не вполне хорош, а народу нужен хороший, очень хороший социализм. Народу нужны не сталинские "зори", не монументальные постаменты в честь вождей, а нормальная цивилизованная жизнь.

Это, конечно, не значит, что централизованное государственное руководство исчезнет. Полный "демонтаж" государства - идея нелепая, особенно в условиях все более усложняющихся внутренних и международных экономических, информационных, гуманитарных связей. Но это значит, что значительную часть своей власти, функций, полномочий, прерогатив государство должно уступить гражданскому обществу и его институтам. Прежде всего трудовым коллективам - на заводах, фабриках, в кооперативах, учреждениях, творческих союзах, а также общественным организациям и другим, уже новым социальным институтам, которые наверняка будут возникать в ходе перестройки. Общество должно взять на себя многое из того, что раньше несло государство, задыхаясь под бременем сверхсложных задач и бюрократизма.

Кстати говоря, капитализм пpoшeл^ через различные этапы своей реконструкции: классический в XIX веке, государственный, затем государственно-монополистический в первой половине XX века, а сейчас в условиях технологической революции он приобретает какую-то новую форму, пока еще не нашедшую своего определения. Он все еще довольно резво меняет свою кожу и потому, наверное, так долго "загнивает"... И нужно признать, что в странах капитала не так уж много доктринеров или откровенных дураков, которые мечтают вернуться в прошлое - к временам Луи Наполеона, Бисмарка или Гитлера и Муссолини. Вот оно, одно из немногих преимуществ прагматической идеологии, которая ищет повсюду одну пользу.

М. С. Горбачев как-то заметил, что социализм - это общество инициативных людей. И самый суровый приговор государственный социализм заслужил как раз за то, что он закрепостил инициативу трудящихся. Вначале личная инициатива была принесена в жертву инициативе коллектива, затем коллективная инициатива - в жертву инициативе аппарата управления, и, наконец, была задавлена инициатива самих работников этого аппарата. Построенный пирамидальным образом, этот аппарат все более сосредоточивал инициативу в самых высоких эшелонах власти, а в конечном счете - в руках единоличного вождя и лидера. Сложилось так: с каким бы вопросом ни обратился работник, с любой инициативой, он обязательно натыкается на лес препятствий, выстроенных приказами, инструкциями, традициями. Отсюда и родилась горькая шутка: всякая инициатива наказуема. Кто не испытал ее на собственном опыте!

Структурные преобразования предполагают сейчас создание такой формы социализма, когда бы не наказывали, а поощряли инициативу. Поговорите с людьми: что вы услышите? Освободите нас от опеки, дайте самим свободно работать! Как говорил М. С. Горбачев в Узбекистане, его поразило, с какой силой это прозвучало на съезде колхозников. Но ведь то же самое требование слышится и со стороны заводских, научных, школьных, творческих коллективов, опутанных инструкциями, указанными запретами. Оно рвется из души каждого изобретателя, кооператора, художника, любого гражданина, ищущего способ приложения своего таланта.

Подчеркну еще раз: важнейшая теоретическая и политическая задача - вернуться к Ленину, вернуться к Марксу, к истокам социализма. В то же время, как любил повторять Ильич, хранить наследство - не значит наследством ограничиваться. Маркс ездил в дилижансе, а Ленин в такой машине, которую сейчас показывают только в музее. Надо ли говорить, как изменился мир? Это ведь только Моисей хотел на все века определить закон, по которому должен жить его народ. Но ведь Моисей это не от себя делал, а именем бога, от которого он три дня на горе ждал совета... Ни Маркс, ни Ленин не могли и думать о том, чтобы предписать на все времена миллионам, миллиардам людей законы, правила или принципы их жизни.

Думать надо собственной головой - этот ленинский призыв следовало бы написать по крайней мере на стенах всех научных заведений и партийных центров. Технологическая революция, демографический взрыв, экологическая напряженность, ядерная угроза задали современным коммунистам совершенно новые и весьма головоломные задачи. И когда смелая, умная, талантливая политическая мысль начинает их решать, бросать камни могут только самые замшелые догматики, напуганные масштабом происходящих перемен и неспособные вместить их в своем сознании.

Как можно было бы с учетом этих соображений охарактеризовать основное содержание непосредственных задач на нынешнем этапе перестройки?

Во-первых,- и это самая главная, самая трудная задача - нашей стране предстоит достигнуть нового уровня в технико-экономическом развитии, с учетом нового технологического переворота, связанного с автоматизацией и механизацией производства, использованием компьютеров, роботов, робототехники, новых источников энергии, в том числе ядерной, новых материалов и технологий. Иными словами, речь идет о переходе к высокоразвитому уровню индустриализации и гармоничному развитию всех отраслей народного хозяйства страны, разумеется при самой скрупулезной гарантии сохранности экологической среды.

Во-вторых, нашей стране предстоит осуществить переход от преимущественно административно-командного управления народным хозяйством к планово-товарной самоуправляемой экономической системе; подтянуть отстающие отрасли, прежде всего сельское хозяйство, сферу услуг, всю инфраструктуру и постепенно достичь высокого уровня производительности 1 труда и соответствующего этому уровню качества жизни советского народа.

В-третьих, стоит задача постепенно осуществить качественные сдвиги в структуре экономики, производства и потребления, поднять и изменить характер и культуру труда, стимулирования трудовой деятельности в соответствии с требованиями постоянного научно-технического прогресса.

В-четвертых, перед страной стоит задача достижения нового уровня культурного развития общества, образования, профессионализма и марксистско-ленинского воспитания социалистической личности, последовательного осуществления на практике принципа социальной справедливости.

В-пятых, речь идет о демократизации всей политической системы на основе социалистического плюрализма, о расширении гласности, о передаче реальной власти Советам, о самоуправлении трудовых коллективов, о прочных гарантиях прав человека.

В международном плане перестройка и обновление социализма тесно связаны с укреплением нашего всестороннего сотрудничества со странами социалистического содружества, со всеми социалистическими государствами. На этом этапе в полной мере осуществляется ленинское предвидение того, что цельный социализм создается на опыте многих стран. Этому служат и взаимный обмен опытом экономической и социальной жизни, и новый уровень научно-технической интеграции, и развитие политических отношений между странами социализма, их совместных действий в пользу мира, мирного сосуществования, предотвращения ядерной войны.

Какова же качественно новая модель более эффективного демократического, гуманного социализма? Пока видны только ее некоторые контуры.

Это планово-товарная экономика, основанная на хозрасчете и множественности видов общественной собственности - возвышение государственной до уровня общенародной, развитие кооперативной, семейной, индивидуальной форм. Это экономическая состязательность (социалистическая конкуренция). Это развитие гражданского общества и подчинение государства обществу. Формирование того, что Энгельс называл всеобщей ассоциацией производителей. Это разделение власти, полномочий и функций между партийными, государственными и общественными организациями. Это преодоление хотя бы самых нецивилизованных форм бюрократизма и построение государственного управления по принципу "лучше меньше, да лучше". Это развитие самоуправления, формирование общественного мнения как фактора политического процесса, развитие выборности, ротации кадров, профессионализма. Это состязательность культурных направлений, воспитание социалистической личности, преодоление наследия авторитарно-патриархальной культуры и формирование социалистической. Все эти преобразования направлены на укрепление социализма, авторитета Коммунистической партии, общенародной власти.

Очевидно, что развитие современного социализма займет длительный период - не одно десятилетие. Но если не помешают, это будут десятилетия вдохновенного труда всего народа на благо нашей Родины, каждого советского человека.

Вот какому могучему народному движению противостоит манифест противников перестройки. XIX партийная конференция вселила надежду на переход в решительное наступление всех сил перестройки. Опираясь на Ленина, можно сказать, что оборона есть смерть революции. Только упорное наступление, постоянное укрепление позиций революционных реформаторов, неуклонное продвижение по пути экономических преобразований и демократизации общества позволят оттеснить противников нового, перетянуть на сторону реформ колеблющихся. И тогда нынешний этап перестройки станет исходным пунктом для ее перехода на иную, более высокую ступень.