Часть третья. Перестройка

Глава VIII. Два взгляда из одного кабинета

Вечер. Кабинет первого секретаря обкома КПСС. За столом сидит Иван Петрович - временно исполнявший обязанности первого секретаря обкома КПСС. Открывается дверь, входит Василий Романович - недавно избранный первым секретарем обкома КПСС.

Садятся напротив друг друга за длинным столом.

Боковые бра бросают тусклый свет на их набычившиеся фигуры. Пауза. Каждый ждет, что начнет другой. Не выдерживает Иван.

Иван. Спасибо, что зашел, Василий Романович. Я уж и не ждал, думал - проигнорируешь мою просьбу. После бюро... Да и пора тебе этот кабинет осваивать, здесь всегда первый сидел, а мой - рядом. Ты извини, что я задержался, завтра же перееду.

Василий. Да ну что ты, о чем говоришь?

Иван. Чай пить будешь? Галя мне тут оставила, теплый еще...

Василий. Чай? Чай - это хорошо.

Иван. Хотя сейчас лучше было бы по маленькой, по старой схеме... как в былые времена на Садово-Кудринской...

Василий. Да уж действительно! Я так думаю, положенную норму мы с тобой выбрали...

Иван. А может... в порядке исключения, для ясности. У меня тут для встреч с иностранными гостями припасено...

Василий. Не стоит, пожалуй. Да и что можно прояснить на нетрезвую голову, когда и с трезвой-то не очень получается?

Иван. Ну ладно! Обойдемся чаем. (Пауза.) Как же это ты так, Вася, рубанул на заседании "по собственному желанию"? Я здесь десять лет вкалываю, дни и ночи, область из ямы вытаскиваю. Последние полгода, ты знаешь, обязанности первого исполнял. А ты здесь меньше месяца. Друзьями были столько лет, работали вместе в горкоме. Не предупредил, не поговорил, как обухом по голове... Не чужие вроде бы, в одной комнате жили в академии, вместе грызли сухую корку науки. Погорячился, может?..

Василий. Погорячился? Не знаю... Может, и погорячился, а может - и правильно сказал. Ехал я сюда, Ваня, с хорошим чувством, знал, что ты здесь. Есть на кого опереться... Но то, как ты себя вел на бюро, что предлагал,- ну ты извини, подвинься... Помнишь, шеф наш в горкоме эту присказку любил?.. Мало сказать, удивил ты меня. И не ты вроде бы совсем. Другой человек. И тут у нас должен быть разговор серьезный. Обком не может ходить на двух ногах враскорячку. Не может!

Иван. Или тебе в Москве что-то подсказали насчет меня? Дали полномочия? Скажи откровенно, как другу. Не ко двору я в новой-то обстановке? Лыком не вышел?

Василий. Ну какие полномочия? Просто сказали, присмотреться. Ко всем кадрам присмотреться и входить с предложениями.

Иван. Впервые увидели...

Василий. Не волнуйся зря, никаких прямых указаний насчет тебя не было.

Иван. Так в чем же дело? Что же это ты так, сегодня?.. Неужто из-за этого случая?..

Василий. Случая?! Ты и на заседании произнес это слово - "случай"... Случай! Не за понюх табака человек погиб! Достойный, заслуженный. Войну прошел. Сорок лет на одном заводе. И - погиб!

Иван. Не погиб, а умер. От инфаркта. Две большие разницы, как говорят в Одессе.

Василий. С этим еще надо разобраться. Прокурор что говорил? Есть подозрения на самоубийство.

Иван. Подозрения? Чего же он раньше молчал? Выслуживается! Раньше, бывало рта не раскроет, а тут хвост распушил, куда там!

Василий. Может, и распушил, тебе видней. Я с ним еще плохо знаком. А вот почему вы записку во внимание не приняли, непонятно.

Иван. А что в записке? Ничего особенного. "Опять обманули..." Кто обманул? Дочь, которая его, бобыля, забросила, ждала, когда помрет, чтобы дачу к рукам прибрать?

Василий. За то, что без справки цветами стал торговать, хорошего человека под суд отдали. Ну слыханное ли дело?!

Иван. Закон есть закон, он один для всех, для ветеранов тоже...

Василий. Ишь ты как повернул!.. Фернанделя вспомнил?.. Кстати, и там предпочтение отдается человеку, а не голой форме.

Иван. А я-то в чем виноват? Я, что ли, старика обманул?

Василий (раздумчиво). Да мы все его обманули. Наговорили, наобещали, а пошло не так. Не вообще не так. А вот в конкретном случае, с конкретным человеком.

Иван. Мы действовали по указу.

Василий. Указ - он для умных людей писан. Указ исходил из того, что все мы на местах уже развернули новые формы - и кооперативную торговлю, и семейный подряд, и индивидуальный труд садоводов и огородников. А указ только обрубает больные ветки на здоровом дереве. А у нас - что? Само дерево под корень...

Иван. Зря мы этот вопрос на бюро вытащили - вот в чем ошибка. Не обкомовского уровня этот вопрос. У нас в области три миллиона народу. Не можем мы каждым человеком заниматься, сил не хватит.

Василий. Уровень - обкомовский, райкомовский... Откуда у тебя чванство такое? Научились считать на миллионы, а про человека, обычного, нормального, простого человека, забывать стали. А расплата какая? Да и не одному старику - двум третям садоводов в справках отказали! Запретили вывозить овощи за пределы области. Ведь сгнила половина на грядках! Милицию бросили парники на участках рушить. Что это такое?! Вандализм или недомыслие?

Иван. Ну какой вандализм! Наша милиция и слова-то такого не знает. Действовали по указу. Ну перегнули, верно, поправить надо - чего шум поднимать?

Василий. Поправить? Поправляем... Вначале перегибаем, а потом - поправляем... Так и живем... и всегда при деле... Откуда это пошло? От формулы этой, что ли: чтобы выпрямить палку, надо перегнуть ее в другую сторону. А что ее можно попросту выпрямить - сразу принять взвешенное решение - это нам в голову не приходит...

Иван. Ну, это не нашего с тобой ума дело.

Василий. Не нашего... А мы кто с тобой, пешки в игре или руководители?.. Ты почему Москву не информировал о перегибах? Что рынки опустели, людей трудовых зря обижают, что - разъяснения нужны? Это долг твой первейший был. За этими перегибами проблема огромной важности - проблема доверия людей к новым преобразованиям.

Иван. Так-то оно так, Вася... да совсем иначе! Не ждут от нас такой правды, не ждут! Правда, она только сверху вниз ходить может, а снизу вверх - ох, тяжело ей подниматься! Я звонил - сообщил о том, что имеют место отдельные факты недопонимания...

Василий. "Имеют место", "отдельные факты"... Сообщил часть правды. Как принято сейчас говорить: "полуправду". А вторая половина, стало быть,- "полуложь"? А все вместе что? Дезинформация - вот что! Попросту говоря - обман или самообман. В детстве мама тебе не говорила - врать грешно? Не говорила, Ваня?

Иван. Ну тебя, Вася. Да и учили нас с тобой другому. Информация - вопрос политический.

Василий. И как это ты понимаешь?

Иван. Как? Ты не хуже меня знаешь, не маленький. Вот я бы на кого-то в Москве этот вопрос подвесил? А ему как быть с таким блином горячим? Только, только указ приняли, и на тебе... Куда он с этой информацией сунется?..

Василий. И что же, как раньше, правды бояться? По-гусиному голову под крыло прятать? Не выйдет! Правда, она через любые заслоны пробьется... Вот так и получается: ты не сообщил, сосед по области воздержался, а в итоге полное искажение картины. Потом удивляемся, откуда у нас лозунги рождаются, от жизни оторванные, совесть нашу убаюкивающие. Думаем, все наверху изобретают. Крутой подъем к коммунизму, сверхразвитой социализм... А начинается вот здесь, с нашей полуправды, с наших победных реляций: выполнили, перевыполнили!

Иван. Что это ты от частного факта сразу к таким обобщениям перепрыгиваешь?

Василий. Факт факту рознь. Ленин из частного факта - жалобы сибирского крестьянина - вон какой урок извлек: отменил разверстку и продналог ввел. (Пауза.) Прокурор на заседании сказал о твоем звонке - сделай, мол, упор на семейные обстоятельства, которые довели инвалида до такого конца. Это правда?

Иван. Врет он, врет, чернильная душа! Звонил я ему, верно. Но требовал провести всестороннее расследование. Всестороннее!

Василий. Врет? Или ты привык его на веревочке водить? Кстати, почему об этом случае запретили писать в газете?

Иван. Не в наших традициях расписывать разные там самоубийства. Сам, что ли, не знаешь?

Василий. Знаю, как не знать?.. Но кончать надо с этой традицией. Надо писать о конкретных судьбах людей, а тем более когда нужно расследование. Пусть те, кому положено разобраться, знают, что народ следит за их работой. И будет остро реагировать на любые перегибы. И сами мы тогда вовремя уроки извлекать научимся.

Иван (примирительно). И какой же урок мы с тобой должны извлечь из нынешних перегибов, Василий?

Василий. Какой? Пересмотреть в корне наше отношение к инициативе - коллективной и личной. В корне! Мы такую инициативу всеми средствами изгоняли из общества. Только по указанию! Только по приказу! Только сообща!

Иван. А что плохого? Коллективный труд, организованный - производительнее, это опять же факт.

Василий. Организован, а не указан - в этом вопрос. Чтобы сам человек заинтересован был, с душой работал, или - как надо? Кому - надо? Не ему самому, не коллективу, а кому? Нам с тобой, что ли?

Иван. Государству - вот кому! Слово "надо" поэтому звучало для нас как набат, как приказ.

Василий. Государству нужно, чтобы человеческий фактор, личность работника были выделены и отмечены по заслугам. И личная ответственность. Возьми ты писателей, ну тут бесспорно, никто не скажет, что стихи надо сочинять по указке или коллективно. Но изобретатель- с ним уже хуже. Если он вне организации работает, ему пробиться - горы своротить надо. Зубы сломает, жизнь положит. А ремесленный художник? Почему у нас все русские промыслы загублены? Один Палех остался... А врач? Почему он в равнодушного статиста превращается? А ученый? Почему часто халтуру в коллективные сборники поставляет? Обезличенность- вот где причина! Или тот же садовод. Одной рукой мы его поощряем: землю даем, а другой давить начали. Раньше он для разных нужд транспорт нанимал, а сейчас как ему быть? Каким путем дровишки, кирпич, инвентарь доставить?

Иван. Каким? Да черт его знает каким. Ясно одно: указ все это запрещает.

Василий. Но мы-то что людям должны сказать? Что сделать? Раз нельзя так - другой способ нужно найти. Формы доставки жителям деревни - тем же садоводам - разных материалов... И до каких пор это будет? Машину выпускаем - запчастями не обеспечиваем. Телевизор загорается - починить некому. Это - не человеческий подход. Не человеческий! Есть проблема - обеспечить ее решение. Так не получается - иначе, но решить!

Иван. Верно это, верно в принципе, только решить не так просто, как тебе кажется... Но указ, он ведь против наживы ориентирует. Ты вот думаешь, все это безобидные старички. Они цветочки разводят, а потом продают. А за сколько? Ты интересовался? Они тебе гортензию за полтинничек не отдадут. Тремя рублями не отделаешься.

Василий. Ну и как быть?

Иван. Как? Да запретить, и все тут.

Василий. Я спрашиваю, с цветами как быть?

Иван. С цветами?

Василий. Ну да. Город без цветов оставить? С запретами у нас хорошо дело поставлено. Легко и привычно. А вот как с разрешениями? Сколько у тебя создано новых кооперативных магазинов? Мастерских обслуживания, столовых за последние полгода - тысяча? сто? десять?

Иван. Ну что ты насел, на самом деле? Не занимались мы этим. Конкретного указания не было. Чего же забегать-то?

Василий. Видишь, Иван, ты в эту сторону бегать не хочешь! А почему ты так лихо побежал в другую?

Иван. В какую это?

Василий. Да вот, прочел Указ, что надо бороться с нетрудовыми доходами, и поскакал. Чему обрадовался?

Иван. Ничему не обрадовался. Просто установка эта более ясная, да если говорить откровенно, и более привычная. А разрешить все - мигом выйдет из-под контроля, расшатается.

Василий. Из-под какого контроля? Административного - возможно. Но финансового - нет.

Иван. А как же социальная справедливость?

Василий. Справедливость? Как ты это понимаешь?

Иван. Как народ понимает, вот как. А народ, если хочешь знать, предпочитает равенство в бедности неравенству в богатстве. Он, народ, больше всего не хочет, чтобы кто-то лучше жил, чем он живет.

Василий. И это - справедливость? Не вернее ли назвать это социальной завистью?

Иван. А это еще что? Как понимать? Новое понятие изобрел?

Василий. Не новое - известное давно, но забытое. Один говорит: сосед, вон, лучше меня живет. Он работает лучше, надо и мне лучше работать, и я буду так же получать. Это справедливо: каждому - по труду. А другой рассуждает иначе: почему сосед получает больше меня? Лучше работает? А кто это доказал? Надо уравнять всех. Всех! Это - социальный завистник. Ну а мы с тобой - руководители, кого мы поощрять будем? Поощрим первого - получим общество активных людей. Пойдем навстречу второму - общество лентяев. Что, или неверно рассуждаю?

Иван. Но кооператора, индивидуала, торговца у нас все равно никто не полюбит, имей в виду, Вася.

Василий. А почему? Объясню. Потому что не избавились до сих пор от того, что Ленин называл азиатской формой торговли; на обмане и хамстве... А мы с тобой по заграницам - какие рынки видели, прилавки какие?.. Не успеешь войти - May I help you? Не могу ли помочь вам? Чем же мы хуже?.. Вот ты говоришь, цена высокая. Верно. А кто виноват?

Иван. Известно кто - спекулянт.

Василий. Нет, Иван, и мы с тобой тоже виноваты.

Иван. Да ты что, Вася? От чаю, что ли, захмелел?..

Василий. Ну да сложная задачка - из 5-го "А", где мы с тобой учились. Высокая цена на рынке отчего? Ясно: от нехватки. А нехватка отчего? От запретов и ограничений. Был бы в области не один, а сто цветоводов, цена на цветочек упала бы до десяти копеек. И на огурцы, и на помидоры с арбузами, на все продукты.

Иван. Ну ладно. Со стариком маху дали. И со справками поправлять надо. Но неужто ты из-за этого меня, друга своего давнего, под монастырь подвести хочешь?

Василий. Да разве только в этом вопрос? Вот ты скажи мне, что вы тут сделали за последнее время? Хоть что-нибудь существенное в работе обкома назови. Ведь полтора года прошло с апрельского Пленума ЦК. Планы по-прежнему проваливаете. Промышленных товаров производим мало, все с дефицитом воюем... Да и с продовольствием нелады. В магазинах - только хлеб, крупа да сахар. Мясо - с перебоями, овощи - глаза бы не глядели...

Иван. Что-то не вижу я, чтобы в соседних областях было лучше, происходили большие перемены. Замах верстовый, а шаг метровый.

Василий. Ну это ты брось, Иван, хоть себе-то не лги. Я вот слушал ваши выступления на бюро, прямо скажу - впечатление такое, будто на пять лет назад вернулся. О чем вы говорили на бюро? И как говорили? Все шепотком да спокойненько, тихонечко, мол, ничего особенного не происходит. Все, в общем, своим чередом идет. Где ваше волнение за дело, ответственность за провалы, совесть ваша партийная где?!

Иван. Ну это ты, брат, оставь! Партийность нашу не трог-г-ай! Мы за партию жизнь положить готовы - ты сам это знаешь!

Василий. Не о том я тебе говорю, Иван. Не о том! Жизнь твоя сейчас партии не нужна, войны сейчас нет. Работа нужна! Квалифицированная, ответственная работа! По-старому работать партия никому не позволит. Индульгенция кончилась! Вот что ты осознать должен. Всей своей душой, всей партийностью своей!

Иван. Ну, старое! Оно пятидесятилетним опытом освящено. Старое тоже так за здорово живешь выбрасывать на свалку - спешить не надо. Пока новое-то не определилось.

Василий. Не понимаешь ты меня! Не хочешь понимать... или уже не можешь?.. Ну ты скажи мне, разве тебя самого не раздражает этот пустой ритуал собраний, когда мы сидим с важным видом, чинно в президиуме и выслушиваем нами же утвержденные банальности? А то и дирижируем аплодисментами в нужных местах? Неужели тебе не хочется услышать живое человеческое слово, мысль беспокойную - о деле, о твоем решении или о судьбе человеческой? О судьбах Родины нашей, наконец, закрепощенной ритуалом китайских церемоний? Не чувствуешь разве, к чему люди тянутся, что они ценят в руководителе? Честный, откровенный разговор о самом главном, о наболевшем, не по бумажке, а по-человечески, без запретных тем и закрытых для критики адресов.

Иван. Ну вскрыли бы мы эти болевые точки, кто же их не знает - и насчет жилья, и о дефиците товаров, и о нехватке продовольствия,- а что же дальше? Только обещания раздаем направо и налево. Что же получится? Дело не сдвинется, а лодку раскачаем.

Василий. И тут ты не прав в корне. Это старый спор, мы с тобой его еще в академии вели, да и не мы одни: вскрывать проблемы или скрывать проблемы? Две позиции, два подхода. Вскрыл проблему - значит, начал решать ее. Скрыл проблему - значит, отказался решать, даже думать о ней боишься, а то и просто равнодушен к нуждам человеческим. (Пауза.) Ну а ты-то, интересно, сейчас сам как снабжаешься?

Иван. Как? Как все.

Василий. Ну уж как все.

Иван. Ну не совсем, как все, не из того же магазина. Жена едет с шофером, делает заказ, потом он сам его обычно привозит.

Василий. Шофер сам привозит... Что же он у тебя - слуга, батрак он твой? Отцы же наши с тобой - крестьяне беднейшие - революцию против батрачества делали! А почему бы тебе самому не сходить в тот магазин? Или сесть за баранку, мы же вместе права получали? Машина в семье твоей есть - слышал, дочка гоняет...

Иван. Самому? Ты вот повертишься здесь, на моем месте, увидишь, останется ли у тебя минута, чтобы по магазинам бегать...

Василий. Ну бегать не бегать, а зайти не мешало бы. Тогда бы ты убедился, какая разница между тем продуктом, что дают тебе, упакованным в коробку, и тем, что на прилавке.

Иван. Я и так знаю. Мне докладывают чуть ли не каждый день. О продовольственных запасах, да и о рынке тоже.

Василий. А если докладывают, почему мы это терпим? И до каких пор будем терпеть?

Иван. Что же нам - частника-рвача, что ли, поощрять?

Василий. Да не частника, не частника, черт тебя подери! Какой у нас частник, когда мы все - служащие у государства? Частник - это тот, кто чужой труд присваивает. Вор на службе государства - вот где частник. А тот, кто индивидуальную инициативу имеет, своим горбом деньги зарабатывает да еще государству доход дает,- это нужный ему работник. Ему и потребителю.

Иван. А знаешь, сколько имеет в день мясник-рубщик на базаре? Сто пятьдесят - вот сколько!

Василий. А ты мясника того поймал?

Иван. Ну пока не поймал.

Василий. А старика поймал. И знаешь почему? Потому что старика легко поймать - он труженик, а мясника трудно - он вор. Что же получается? Получается полное извращение смысла Указа. Ты вот скажи мне, сколько в области миллионеров?

Иван. Да кто их считал?

Василий. Подсчитали. Мне вчера начальник ОБХСС справку дал. Девятнадцать. А сколько имеют сотни тысяч- этого никто подсчитать не может. От них ниточка в разные стороны потянется, и неизвестно, на кого выведет... Ты говоришь, нажива. А в кого метишь? В воробья, не в коршуна. В садовода, колхозника, продающего со своего приусадебного участка. Так?

Иван. Ну так.

Василий. А ведь все они трудятся. У нас в академии провели исследование с группой строителей. Образованные все, инженеры, между прочим. Они сто четырнадцать дней вне рабочего времени в год на это дело тратили. Вечера, субботы, воскресенья, отпуска. Какой же у них нетрудовой доход? Он самый что ни на есть трудовой, да еще сверхурочный - отдыхом жертвуют.

Иван. Так что же, все это разрешать?

Василий. Конечно! Надо только упорядочить индивидуальный приработок их, чтобы налоги платили, как за любой труд. Теперь возьми действительно нетрудовые доходы. Кто здесь замешан более всего? Об этом весь народ знает. Две группы. Одна - материально-ответственные лица, прежде всего в торговле. Это главная сфера криминального обогащения. Другая группа - те работники органов власти, которых они подкупают - прямо или косвенно.

Иван. Косвенно - это как?

Василий. Обмен властными возможностями.

Иван. Это что еще, с чем это едят?

Василий. Например, ты мне окорок свиной к каждому уик-энду, я тебе - дочку в институт устрою. Чем они меняются? Деньгами? Нет. Возможностями и влиянием. Вот эта вторая группа - самая трудноуловимая. Я так думаю, что перегибы с Указом именно отсюда шли - от себя удар отвести хотели.

Иван. Ну с этими жуликами и взяточниками вопроса нет. Пересажать всех - и дело с концом.

Василий. С концом - да не с тем концом! Всех не пересажаешь - тюрем не хватит. Люди приспособились жить в щелях системы. Надо выбить у них почву из-под ног. А почва эта - дефицит. И тут нам как раз и нужны те самые кооперативные, семейные и индивидуальные формы хозяйствования, от которых ты на бюро открещивался.

Иван. А почему все же опора не на государственные формы?

Василий. А надо ли на государство взваливать всю эту так называемую мелочовку - парикмахерские, лотковую торговлю, починочные мастерские? Государству по горло хватает других задач. И если оно не может полностью обеспечить нас продовольствием и услугами, то нужно шире использовать инициативу, самодеятельность людей.

Иван. Обогащаться будут. Не нравится мне это. И другим, я думаю, не понравится.

Василий. В политике нельзя руководствоваться чувствами. Если это выгодно потребителю и производителю, пусть зарабатывают больше, под финансовым контролем, разумеется.

Иван. Зачем же нам личное обогащение поощрять? Наш путь - общественные фонды развивать, прежде всего сюда деньги вкладывать.

Василий. Здесь тоже проблема есть - изучить надо. Ты посмотри: кто в лучших университетах обучается? Разве мало там "позвоночных" - так их называют, поскольку по звонкам приняты? Дети начальственные - чем они других детей лучше? Умнее, талантливее, трудолюбивее? А новому Ломоносову из Поморья прорваться туда ой как нелегко бывает! Да и другие блага, скажем по линии отдыха, лечения. Разве они всегда только от личного вклада зависят? Больше от принадлежности к ведомству. Богатое ведомство - там и клерк королем ходит, бедное - там и начальник по путевке профсоюза отдыхает... Разница в зарплате - это понятно всем. Но распределение общественного пирога - тут уж нужна скрупулезная справедливость.

Иван. Внимаю я тебе, Василий, и думаю: кто из нас от жизни оторвался? Не знаете вы там в Москве, что в стране происходит. Не знаете. Только внешние формы видите. Ты скажи вот, Василий, как это получилось - Советская власть людям все дала. А они, чем они отметили? Сколько еще таких - пьют, воруют, работают кое-как...

Василий. Ну это ты, брось, Иван! Брось! Не клевещи на народ! Да и отвыкать надо от патернализма, эдакого Тоже мы с тобой - отцы нации нашлись. Советская власть... им дала!.. Они и есть Советская власть.

Иван. А мы кто с тобой? Бюрократический слой? Извращение?

Василий. Мы? Мы представляем народ, руководим общим делом. Сами-то мы ничего не производим - производит народ и потребляет то, что произвел, значит, свое, наработанное. А мы организуем - лучше или хуже. Ну а что пить люди стали - у нас тоже рыльце в пушку. Бюджет на чем строили?..

Иван. Ты насчет борьбы с пьянством тоже не упрощай, Василий. Не упрощай! Ты думаешь - ухватимся за проблему и решим враз. А проблема эта ох какая нелегкая! Со всем народом рассориться можем. На бюро ты хорошо говорил, складно... Послушал бы, что народ твой об этом говорит.

Василий. Послушал.

Иван. Неужто в магазин ходил? В очереди стоял?

Василий. Стоять не стоял, а побеседовал. Подъехал как-то к очереди той, признали меня. И пошло. Один алкаш явный насел: вот вы, говорит, полвека спаивали нас, деньги лупили на индустриализацию, а теперь распаиваете, говорите - ради технической революции, что же это такое? Когда кончите на нас ставить эксперименты, как на кроликах? Вы у народа спросили, может, он, народ, не хочет пить бросать?

Иван. Ну а ты что?

Василий. Что? А ты сам, говорю, у своей жены спроси. Вот тебе и полнарода. У детей, у родителей спроси. Вот тебе еще треть. У товарищей своих по работе спроси. А таких, говорю, как ты, там не так уж много наберется. А очереди - что же, с этим варварским явлением можно только варварскими средствами бороться.

Иван. Убедил?

Василий. Разве алкаша убедишь? Да и не алкаша убедить в этом трудно. Вопрос не простой. Противоречие осталось. Сухой закон ввести невозможно, водку ту же государство продает, а народ в очередях мается.

Иван. То-то и оно, что не простой... Я прочел как-то в служебном бюллетене, на каком месте мы по потреблению напитков стоим,- и ахнул! Ты-то знаешь, на каком?

Василий. Слышал.

Иван. На девятнадцатом - вот на каком! А шумим так, будто вперед всех вырвались.

Василий. А другую цифру ты принял в расчет? По потреблению крепких напитков мы на первом месте. У кого больше всего преступлений на почве пьянства? У нас! Прогулов - у нас! Развала семьи алкоголика - у нас! Вот же в чем дело!

Иван. Ну и как быть - теперь я тебя спрошу? На свадьбах, на поминках тех же - что, ни грамма не дозволить? И ты думаешь, народ с этим посчитается? Народ, он любую лазейку найдет, а уж по такому-то случаю выпьет. И ничего мы с этим не сделаем.

Василий. Да, тут есть проблема. Но решать ее надо будет на следующем этапе. Культура потребления. Хорошие клубы, кафе, бары, дансинги, кинотеатры. Ну и на этой основе - пиво такое классное, какое мы в Праге пивали, шампанского по бокалу... Почему же нет, если культурно, для общения человеческого... Но это - позднее. А сейчас - круто не возьмем с пьянством, все снова к прежнему возвратится.

Иван. Ох нелегкое это занятие - в России пьянство выводить... Нелегкое и неблагодарное. Популярности мы себе на этом не заработаем.

Василий. Это конечно. Веками привыкали... Как в песне поется - только шведы с финнами... Те, что в Ленинград приезжали, переплюнуть нас могли... Да и другие вопросы - тоже с маху не решишь. Додумывать, доделывать, а иной раз и переделывать придется. Не хватает нам порой цивилизованности элементарной. Вот поехал я сразу после назначения в отпуск в деревню, мать попросила домишко подправить, сарай починить. Ты знаешь- она на Вологодчине обретается. Не был я там, почитай, лет пять - мать все ко мне в Москву приезжала. Посмотрел я на домишко ее подслеповатый, на другие дома в деревне той, ну горе - как триста лет назад. Вспомнился мне разговор один. Лет двадцать назад дело было, в Болгарии. Я еще начинающий был, только на партработу пришел.

Возят нас по стране, деревни показывают, кругом дома новые кирпичные, служебные постройки тоже. Спрашиваем: кирпич откуда? Сами, говорят, делаем, здесь же в деревне, по русскому методу, между прочим, а инструктируют нас цыгане. С нами был завотделом строительства из Совмина Брызгалов, помнится, спрашиваю его: почему же у нас этот кирпич не делают по русскому методу? Он надулся и говорит, важно так, мол, запретили в 1947 году еще, чтобы не отвлекать людей от общественного производства. Ну а сейчас, спрашиваю, почему не разрешить? А он мне - как брызнет - сейчас - мы на блочные многоэтажные дома переходить будем.

Иван. У нас тут тоже понастроили - народ из деревни разбегаться начал. Связь с землей окончательно утрачивать стали.

Василий. Вот-вот! Кончать надо, кончать с этим навсегда.

Иван. С чем кончать?

Василий. С недальновидными решениями, с глупостью нашей. Сколько же можно? Семьдесят лет уже страной руководим. Ленин ввел сухой закон. А дальше?.. Отменили его и ввели государственную монополию на производство алкоголя. И вон чем это обернулось! Не знаешь, что делать с проблемой,- изучи ее, а только потом решай.

Или тот же указ - как его применять стали? Еду я от матери обратно, машину не запрашивал в райкоме, думаю, так, на попутной доберусь. Стою голосую. А рядом со мной на дороге старушки, божьи одуванчики, женщины с детьми. Машут ручками, а мимо проскакивают грузовики, порожние между прочим. В том же направлении едут. Остановил я одного, спрашиваю: ты почему женщин и детей не берешь? Не положено, говорит,- нажива. Ну, говорю, а ты даром подвези. А он: да я бы подвез,- никто не поверит.

Тут я подумал: в чем дело, почему во всей Европе тысячи молодых людей путешествуют с помощью пальца? Опустят большой палец, и их довезут в другой город, а то и в другую страну. Что же мы хуже относимся друг к дружке? Ведь это же у нас, а не у них коллективистское общество. Да рубль тот же - ну пусть берет - на попутке ведь едет. А людям - польза. Да и почему не разрешить подвоз за умеренную плату тому же владельцу машины. Пускай патент выправит, налог платит. Миллионы машин в сферу обслуживания пустим.

Иван. Ну тут тоже, конечно, рассусоливаться нечего- старушки, дети... Лес рубят - щепки летят.

Василий. Щепки. Садовник тот - щепка, старушки - Щепки... дети... Винтики, болтики. Смотрю я на тебя и думаю: вышли мы все из народа, теперь как бы обратно войти в него... Госплан вон тоже на миллионы считает, где ему реальные проблемы реальных людей увидеть? То носков нет, то лезвий, то полотенец, то стройматериалов, то транспорта, чего ни хватится человек - всего не хватает. Что же это такое? И до каких пор?

И откуда это пошло равнодушие такое к человеку? Время, что ли, такое было? Выпотрошило, взрастило эгоизм и корыстолюбие. Юбилеи. Раздачи. Кто смел, тот и съел, а кто понахальнее - втройне нахватал - звания, премии, награды, дачи те же, квартиры для родни, детей - в заграницу гниющую. А проблемы - что же, зачем начальство беспокоить? Не информировали о них, не писали, и как будто нет тех проблем.

Иван. Тут я тебе прямо скажу: меньше говорить, а больше делать надо. Иначе что получается? И дело не сделаем, и народ подраскачаем. И сейчас уже болтают, что кому в голову взбредет. Мы тут письма получаем: почему, мол, по телевизору стали жен руководителей показывать? Чем они, мол, заслужили эту честь? Василий. И что же, как вы отвечаете? Иван. Да как - как следует. Требуем, чтобы на местах призвали к порядку этих борзописцев.

Василий. А почему не разъяснить? Я вот был во Франции, они там, наоборот, все допытывались - почему вы своих жен скрываете? Какая здесь тайна? Они видят в этом показатель закрытости нашего общества, нецивилизованности нашей.

Иван. Так то Франция... А ты-то сам как думаешь? Василий. А чего нам жен своих скрывать? Чем они нас самих хуже? Или стесняемся мы их? Как в деревне бывало: мужик впереди вприпрыжку бежит с бутылкой в кармане, а баба за ним с огурчиками и капустой кислой позади плетется... Что тут хорошего? Помнишь - раньше нам путевки на отдых для жен не давали. Говорили: не положено! Глупость одна, патриархальщина. Жена Героя Соцтруда - тоже почет заслужила, она ему условия для работы создавала. Да и свою трудовую биографию имеет. А жена президента страны, или министра, или Генерального, да и ученого, писателя, любого труженика - должна рядом стоять, как принято во всех государствах, кроме, может быть, самых восточных...

Ну это все мы с тобой в эмпиреи высокие забрались. О главном поговорить надо. Как область-то поднимать будем? Что предлагаешь?

Ты давно здесь сидишь, с тебя и спрос больший вначале.

Иван. Думаю, прежде всего дисциплину надо наводить, требовать строже, вплоть до исключения. И пойдет дело.

Василий. Вот ты почему накинулся на председателя горисполкома: "Из партии выгоню, билет положишь!"

Иван. А ты как думал? Вот о перестройке говорим, говорим... Но никак я понять не могу толком - чего от меня-то хотят?.. Нутро я свое должен выворотить наизнанку, что ли? Я понимаю так: должны мы требовательность ужесточить. Невзирая на лица. Кто бы ты ни был - председатель исполкома, секретарь райкома, директор комбината,- отвечай по всей строгости. В перегибах кто виноват? Кто за снабжение отвечает? Он, председатель!

Василий. Ну а ты, а мы - в сторонке?

Иван. Почему - в сторонке? Я вон раньше в девять часов, бывало, домой приходил, а теперь не раньше десяти, а то и одиннадцати и все субботы безвылазно.

Василий. Пользы от такого сидения много ли?

Иван. Ну, это как посмотреть! Я ведь не в бирюльки в кабинете играю. А если к председателю вернуться - менять его самое время. Он только и делал, что вокруг первого плясал. Зам его - другое дело. Самостоятельный мужик!

Василий. Присмотреться надо: как говорится, семь раз отмерь... Кадры - дело наипервейшее! Чехарду устраивать не будем... А что касается того, кто и вокруг кого плясал... Первый и подбирал под себя...

Иван. Ну меня-то, положим, Москва рекомендовала. Ты ведь не захотел вернуться сюда после защиты, а мне здесь лямку, почитай, одному тянуть пришлось.

Василий. Верно, не захотел с ним работать.

Иван. Да уж признайся откровенно, Василий. Задвинули тебя, в обиженных ходил, считай, десять лет. Вот и раздражаешься на все, что мы делали.

Василий. Может, и задвинули... Вот я и накопил - не раздражение - жажду, к работе жажду. Жажду решать вопросы, а не сидеть воеводой на области.

Иван. Так уж и воеводой. Мы тоже что-то решали, за дело болели, государственное дело. Но я не о том... Ты представь - представь себе на минутку, каково мне-то под первым ходить было? Мужик малограмотный - техникум кооперативный кончил, однако хитрый, спасу нет. Но как говорится: я начальник - ты дурак, ты начальник - я дурак. Вот я в дураках-то и ходил, с улыбочкой, выворачивался, чтобы амортизировать...

Василий. Амортизировать... Тоже буфер нашелся! Ну а каково тебе было при нем, все хорошо знают. В лауреаты он тебя за какие-такие шиши двинул? От доброты сердечной?

Иван. Что ни говори, человек он был добрый.

Василий. С кем добрый - вот вопрос? С вами добрый, с теми, кто его лично обслуживал... А с областью что происходило? Добрый! Такая доброта похуже воровства будет!

Иван. Ну мне-то ты зря пеняешь. Я в лауреатство не рвался, завод представил. Я же инженер, участвовал вместе с КБ металлургического во внедрении. Брошюру выпустил...

Василий. Слыхали и о твоей брошюре. Люди смеются: двадцать лет спустя! Четыре пятилетки, как ушел с производства. Ну кого мы обманываем, а? Иван Петрович! Много ли оно стоит, лауреатство, полученное таким путем. А вот для чести нашей партийной - стоит действительно много. Мы на виду у людей. И все они видят, обо всем судят. О нас, партийных работниках, особенно строго. Шагнул не туда, раз, два - и доверие подорвал. И свое, и обкома.

Иван. Вот ты почему все на гласность упирал... Нет самокритики, все зажали, келейные решения... А люди, как они это поняли? По выступлениям видел? Как сигнал против меня поняли, вот как. Ведь на меня же ты эту гласность поворачиваешь. На меня! Ну и что здесь нового? Каждый раз так было: приходит очередной руководитель в область и прежнего дегтем мажет. Народ к тому издавна приучен. Новой метлой прозывает. Против старого - это нетрудно. А ты против себя ту гласность готов пустить?

Василий. Не готов - жизнь научит. Я тоже - не семи пядей во лбу. И страшного в этом для себя лично ничего не вижу.

Иван. Нестрашно, конечно, брань на вороту не виснет. Оргвыводы сразу делаются - вот что страшно. Как ты со мной - "по собственному желанию"... А может, у меня нет "собственного желания". Ты у меня спросил? Ну идет новая волна. Не первая, не последняя. Эти волны приходят и уходят. Мы с тобой насмотрелись...

Василий. Работать-то надо вместе, Иван. А как работать, если ты против идешь, за старое зубами цепляешься?

Иван. Цепляюсь?! Это я-то? Уж с каким первым сработался, неужели с тобою не сработаюсь? На меня можешь вполне положиться...

Василий. Положился бы, только... Ты вот мне зампреда исполкома подсовываешь. Тоже в рот тебе небось заглядывает. Слыхал, вы с ним - не разлей вода: и на охоту, и на рыбалку вместе...

Иван. Шептуны - слушай больше! При чем здесь охота? Кого же выдвигать, если не замов? Они школу прошли, опыта набрались. Некоторые давно уже пересидели, а продолжают весь воз на себе тащить. Кого, если не их?

Василий. Не уверен, что только их. Здесь надо крепко подумать, кто чего стоит? Не всякий первый рисковал под себя сильного человека сажать. Или будто не знаешь, как у вас тут кадры подбирались? Конечно, и среди старых работников немало толковых людей, надо только им дать зеленый свет. Все мы, почитай, на одну треть своих сил работали. Но ты вспомни, мы всегда побаивались людей талантливых. Тот неуживчив, тот неуправляем, один вспыльчив, другой высокомерен. Ну и выдвигали в основном середнячка: он с ноги не собьется, борозды не испортит.

Иван. Значит, перетряхивать кадры будешь? Так я тебя понимаю?

Василий. Перетряхивать! Тоже еще словечко выкопал из старого истпарта. Перетряхивать - это шило на мыло менять. Люди нужны, способные по-новому дело развернуть.

Иван. А что значит - по-новому? Как это?

Василий. Расскажу я тебе, Иван, притчу.

Иван. Умную?

Василий. Умную или глупую - сам увидишь. Собрались как-то звери мост через реку строить. Ну каждый свой проект предлагает: слон - чтобы пошире, лисица - покруче, заяц - чтобы петлять можно было. Судили, рядили, вдруг с заднего ряда осел копыто поднимает: прежде, говорит, чем думать, каким мост строить, надо решить коренной вопрос: как его строить - поперек реки или вдоль.

Иван. Ну и какая мораль? В ослы записываться?

Василий. Ты, я смотрю, совсем оказёнился, шуток понимать не хочешь. А ведь был веселый парень в академии, первый гуляка и хохмач был. Как жизнь-то нашего брата уминает.

Иван. Да и ты, Вася, другой какой-то был. Хотя всегда к резонерству вкус имел... Так что же нам - все вверх тормашками перевернуть прикажешь? Мост вдоль реки строить? И какая она река-то это будет? Не замутнеет река-то наша советская?

Василий. Не бойся - за Советы, за партию мы горой постоим. И мост, конечно, вдоль реки строить не будем, а вот на традицию по-новому взглянуть надо - такая тут мораль! С того и перестройка начинается, что человек весь свой багаж пересматривает. И душевный, и нравственный.

Иван. Туманно как-то... Ну меня возьми конкретно, для примера, как мне перестраивать свою психологию? Взятки не брать - я их сроду не брал. И борзыми сувенирами, то бишь японскими приемниками, тоже отвергал. В магазины самому ездить? Хорошо, поеду. Дочку в аспирантуру не устраивать? Ладно, не буду. Справки всем дачникам выдавать? Пожалуйста, в любое время. Тогда ты меня одобришь? Или что еще неперестроенное во мне найдешь?

Василий. Что ты все с подковыркой, с язвинкой? Дело у нас вроде общее. И человеческий фактор, то есть душа, ум, совесть наша,- это самое основное.

Иван. Извини, Вася. Это я так... приперчил... А серьезно, как ты это понимаешь - перестройка? Для самого себя?

Василий. Да уж столько объясняли - неужели непонятно?

Иван. Ты вот на меня все наседаешь. Будто я один старый стиль представляю. И на бюро рубанул - придется заменить всех, кто лежит бревном на пути перестройки. Значит так: уберешь меня, и восторжествует сразу новый стиль. Был стиль Ивана, а теперь будет стиль Василия. Вот и все обновление. Выходит, я на прокуроре, на предисполкома отыгрался, а ты - на мне. Разница-то какая?

Василий. Разница? Ты - секретарь обкома. Перестройка, ускорение. Партия такими словами не бросается. Они в первую голову обращены к нам - ко мне, к тебе, к партработникам. Возьмемся за дело - будет перестройка. Не возьмемся - все изойдет в словах. А то, что я увидел здесь,- это стена. И стену не обойти - ломать придется.

Иван. Ломать - не строить. Ломать легко. Но насчет стиля ты так и не ответил. Вот мы с тобой, к примеру, вместе были на партийной работе, учились в одной академии. Что же ты такое понял, чего я не осознал?

Василий. Вопрос ты подкидываешь, конечно, непростой... Так сразу и не ответишь... Ну прежде всего понял, что надо бороться за новый стиль. Преодолевать сопротивление.

Иван. Мое, что ли, сопротивление? Это я-то сопротивляюсь? Уж слава богу, за 20 лет партработы привык неукоснительно выполнять любые указания. Но чтобы выполнить, нужно понять, что делать, конкретно, как дальше работать - вот в чем загвоздка! И не я один - ты же слышал выступления руководства: многие не понимают.

Василий. Не понимают или не хотят понять? Потому что себя ломать надо, а это самая трудная ломка. А что я понял? Да главное, пожалуй, вот что: каждому мы должны по результатам труда его воздавать - от рабочего и ученого до партийного секретаря. И выдвигать соответственно. Не за прошлые заслуги, не за чины и звания, а за сегодняшний вклад в общее дело.

Иван. Ну это декларации все, а ты попроще, на примере... чтоб и мне, дураку, ясно стало.

Василий. Ты, Вань, на грубость нарываешься, все, Вань, обидеть норовишь!.. Дурак-то ты дурак, да похитрее меня будешь...

Иван. Ну и как же, Вася, без грубости?

Василий. Как?.. Ну вот я возьму на примере академии нашей - я, видишь, оттуда только приехал, от земли грешной, как ты правильно говорил, оторвался.

Иван. И что же в альма-матер происходит?

Василий. Ты помнишь, у нас там два академика было - один еще Сталиным самим назначен.

Иван. Ну теперь я вспомнил... Это же...

Василий. Дело не в фамилиях. Значит, выступает у нас один профессор на партсобрании недавно и говорит: как это получается, я десять толстых книг написал, рисковал, вопросы новые ставил, а академики те в тиши кабинетов отсиживались - ни книг не писали, ни общество не будоражили. Они за звание только пятьсот рублей получают - зачем им работать? Я, говорит, не к тому, чтобы пенсию у них отнять, бог с ними, пусть пользуются. А к тому, чтобы они нами не командовали, раз сами ничего не умеют. И чтобы не принимали их всерьез как ученых, могущих сейчас добрый совет руководству подать.

Иван. Ловко! Ну и как реагировали? Раздолбали его?

Василий. Ну, тут, конечно, смута, смятение в умах - на кого руку поднимаете?.. Но, в общем, кому надо - понял правильно... Или нашего брата возьми - партработника? Как нас поощряют? Конечно, и за пятилетку и за план награды дают. Но больше - за выслугу лет. Достиг пятидесяти лет - пожалуйста! Всем поровну, чтоб никому не обидно было и думать не надо: что положено по должности - получай. А ведь работаем мы по-разному и результаты неодинаковые. Вот в чем суть-то проблемы. За что платить, за что вознаграждать в первую очередь? За звание, разряд, должность или продукцию?

Иван. Я думаю, так - и за то и за другое.

Василий. Верно, но все же процентов на девяносто-? за результат отдай. Зерно ли произвел, ботинки ли, книгу написал, кинофильм выпустил - количество и главное - качество оцени. А там - доплачивай за прошлые заслуги - выслугу лет, высокое звание, авторитет, накопленный ранее. Это одно.

Иван. А другое?

Василий. Другое - кончать надо с чрезвычайными методами, приказами, указаниями, голым администрированием. Вызвали на бюро обкома, проработали - и дело сдвинулось. Так было много лет, даже десятилетий. И, возможно, нельзя было иначе. Время было чрезвычайное- война гражданская, потом индустриализация - чрезвычайными методами, та же коллективизация, наконец. Отечественная - тут уже все было на карту поставлено. Много времени прошло, а мы до сих пор от этой чрезвычайки не избавились. Кампания по посеву, кампания по уборке. Студенты, школьники, ученые на полях. Гонка в последнюю декаду на предприятиях, вечная нескладуха со снабжением, выполнением обязательств.

Иван. Это ты верно говоришь - кто же будет спорить? Я тебе больше скажу: на обмане, приписках, отписках многое построено. Я пришел сюда, тоже хотел порядок навести, а потом понял: тут и плугом не перепашешь. Возьми наш самый передовой совхоз, он на всю страну гремит, со всех концов приезжают опыт перенимать, гордость области. А на деле - липа. Скрывали сотни гектаров угодий и завышали урожайность. А за это - ордена, знамена, почет. Как быть? Ну я и начал воевать. А первый меня урезонил: всю область под удар поставить хочешь? А у соседей - успехи, перевыполнение. Тут я и осознал: махину эту не сдвинуть, ее только раскачать можно. Ну а раскачивать нам самим ни к чему, опасно крайне.

Василий. Что же нам - и сейчас продолжать в том же духе? Разве на обмане, а тем более на самообмане политику построишь? Область поднимешь?

Иван. Да нет, конечно нет! Разве я не понимаю - время другое! Но и кавалерийской атакой многого не добьешься. Так что и ты, Василий, пошумишь, разворочаешь здесь кое-что, судьбы человеческие поломаешь, а потом остынешь, и все войдет в прежнюю колею. Поэтому давай уж двигаться, как двигались: постепенно поспешая.

Василий. Не выйдет! Время нам этого шанса не дает. Слышал? Либо рванем вперед, либо нас оставят позади и сомнут. Видел в Москве, технику какую нам те же японцы показывают?

Иван. Как не видеть? Тут вопроса нет. А вот какие рычаги использовать? Какими методами руководить?

Василий. Не на приказе, не на команде, а на интересе, на хозяйском отношении людей к делу все строить. Новая технология - вот приговор старым методам. Ну кого можно принудить больше изобретать, лучше думать, эффективнее работать? Как Гамлет говорил, помнишь? Если вам неинтересно, значит, нет у вас интереса. Разный интерес - престижный, материальный, даже честолюбивый. Съезд нам дал огромные возможности. Надо пробовать. Экономическое самоуправление - вот, пожалуй, самое главное, бригадный, звеньевой, семейный подряд, а где нужно - индивидуальный труд - все формы хороши, кроме неэффективных.

Иван. Рискованно, Василий. Можем завернуть не туда...

Василий. Без риска сейчас работать нельзя. Волков бояться - в лес не ходить. А нам не то что лес - нам высший мировой уровень техники и жизни людей нужен. Чиновник, тем более равнодушный, нам этого не обеспечит. Дорогу не откроет. Я тут на отдыхе специально засел, взялся Ленина перечитывать. Не все, конечно, а самые последние работы, те, что он нам завещал. И сам удивился, когда все подряд читать стал: как круто Ленин взял после "военного коммунизма"! Все пересмотрел, всю концепцию социализма. Например, та же кооперация. Эта идея пришла как озарение, как путь к социализму. Заметь, и не только в деревне - это заблуждение,- но и в городе. Кооперация как предтеча самоуправления. Послушай, что сейчас общественность говорит: режиссер Климов - о самоокупаемости кино-объединений, Вознесенский - поэт - о кооперативных издательствах, Лобановский - о хозрасчетных спортклубах. Словом, самоуправление стучится со всех сторон.

Иван. Кооперативный социализм?

Василий. А ты за бюрократический, что ли, воюешь?.. Почему - кооперативный? Хозрасчетный, самоуправляемый. Кооперативы - малая часть огромного хозяйства, переводимого на рельсы самоуправления. А бюрократам, конечно, в эту сторону глядеть не хочется, придется делиться властью и полномочиями...

Иван. Вот и я в бюрократы попал. Все ждал, когда ты мне этот ярлык привесишь...

Василий. А как ты думал? Вот ты хочешь людям все самолично предписать: как работать, сколько получать, что есть и пить, даже с кем спать... Ну как это назвать иначе? Бюрократ - он бюрократ и есть!

Иван. Бюрократ... Чудно мне все это слушать. И непривычно. Может, я действительно где-то замшел, погряз в текучке, в резолюциях, надрывании глотки, давай план по зерну, по мясу! план по холодильникам! по цементу! Кругом надо поспевать, за всем смотреть. Тут не до размышлений, особенно над такими сложными проблемами.

Василий. В это я могу поверить. Но обком должен мыслить широкими масштабами, думать о перспективах, о стратегии развития своего региона. И главное - о результатах.

Иван. Результаты тоже не любой ценой, не за счет отхода от наших принципов. Это же шаг назад от наших завоеваний. Нужно решать проблемы через государственные органы, а не возвращаться, скажем, к той же низшей форме, кооперативной, а тем более к индивидуальному труду.

Василий. А откуда ты взял эти принципы?

Иван. Как - откуда? Да это же азбучная истина марксизма.

Василий. Азбучная? Тогда найди мне ее. Укажи том и страницу у Маркса или у Ленина. Вот ведь вбили нам в голову, что все государственное - это хорошо. А все гражданское, групповое или личное - плохо. Государство везет тебя на машине, бензин тратит, шофера держит персонального - это хорошо. Лично сам ты за руль сядешь- плохо, подозрительно. В госбуфете вчерашними щами травят - это хорошо. В столовой на семейном подряде борщом отменным накормят - это плохо. В гос-торговле лежалый картофель купишь - это хорошо. У огородника - свежий, молоденький - это плохо. И так далее. Отыскать эти мысли у Ленина, а тем более у Маркса мы не можем, как бы ни мусолили знакомые страницы. Скажу я тебе, Иван, не тому учил нас с тобой этот сухарь Бараптарло, ты помнишь? Маленький такой, лысый преподаватель политэкономии.

Иван. Как не помнить. Он мне пятерку поставил на экзамене, а тебя прорабатывал за ненаучную постановку вопроса.

Василий. Ну да, ненаучную... Я уже тогда заподозрил, что он нам не того Ленина подсовывает.

Иван. Ну это ты извини, какого еще "не того"? Бараптарло весь был соткан из цитат и от нас требовал, чтобы мы чуть ли не наизусть их заучивали.

Василий. То-то и оно. Да цитаты все не те.

Иван. Как - не те? Что он их - придумал, что ли?

Василий. Да не придумал. Скрыл от нас простую мысль: Ленин сам не стоял на месте, а накапливал новые представления на опыте жизни. А Бараптарло нам все совал цитаты времен "военного коммунизма" - пайки, прямые изъятия, запреты, голый энтузиазм... Мешочника - крестьянина, что на рынок хлеб привез,- к стенке. А материальный интерес, честный обмен товарами, деньги как эквивалент, измеритель труда - это, мол, все выкидыши капитализма какие-то.

Иван. Значит, ты открыл нового Ленина?

Василий. Ты эту ухмылку брось! Брось! Не я, а XXVII съезд, партия вернули нас к пониманию многих важнейших заветов Ильича. А время приказной экономики прошло, давно прошло.

Иван. Какой еще приказной?

Василий. А такой: на приказе, на понукании, а не на интересе. Как Петр Первый развивал экономику? Да указами. Издал указ лить чугун и делать пушки. И стали лить чугун и делать пушки. Для того времени, может, и вполне объяснимо. Триста лет прошло, а мы от этой психологии никак избавиться не можем, еще и за социализм некоторые, вроде тебя, это выдавать хотят. Стыдно. Такими патриархальными методами работать стыдно! И малоэффективно. Партия ясно сказала: нужны реформы. Но вот конкретно какие? Тут еще много придется поразмыслить и поэкспериментировать.

Иван. Это - дело Москвы. Нам скажут, и мы будем делать. Примут новые законы, и мы обеспечим их претворение.

Василий. Исполнители. Так ты понимаешь партийную работу?

Иван. А как ты?

Василий. Я - иначе. Секретарь обкома - это деятель, а не чиновник. А деятель - это тот, кто ради дела и против течения идти способен.

Иван. Одного я в толк не возьму, Василий. Самоуправление, говоришь, самостоятельность. А какова же будет роль обкома? Роль горкомов, райкомов? Что же мы - от главных вопросов жизни - экономических, социальных - самоустранимся? Передоверим все другим органам? Где же наша направляющая роль?

Василий. Как это - самоустранимся? Ничего ты, я вижу, не понял! Напротив, тогда-то мы и будем решать самые важные вопросы, через парторганизации, через коммунистов в каждом звене работать будем. Политическая линия, умелая координация деятельности всех звеньев управления, выдвижение умных людей, реальный контроль снизу, воспитание, образование, пропаганда - дел хватит с головой! И самое главное - социальная справедливость, демократия. Ради этого прежде всего народ наш революцию совершал, через все испытания прошел. Не просто повторять, что без демократии нет социализма, а проводить это практически, во всей нашей жизни. Мало будет толку, если перестроимся только мы - в руководящем звене, нужна перестройка каждого. Тогда обратного хода не будет.

Иван. Послушал я тебя, Вася, и вот что откровенно, как другу, скажу... Только ты не обижайся. Утопии все это. Мыльные пузыри. Не выйдет из них ничего, верно тебе говорю - не выйдет!

Василий. Откуда такая уверенность?

Иван. Из опыта. Ты долго просидел в стороне, оторвался от реальности. Строите прожекты. А мы здесь, на земле, на твердой почве сидим и видим - все это впустую. Пошутим и вернемся на круги своя.

Василий. Доводы?

Иван. Довод простой. На нашей памяти в третий раз мы выходим на эти вопросы. Первый - после смерти Сталина, помнишь? Мы тогда студентами были. Только об этом и говорили - о реформах, о демократии, об общественном самоуправлении. А что вышло? Второй? В 1965-м специальный Пленум ЦК принял хозяйственную реформу. И опять ничего. Ушло все, как не было. А почему? Тут надо задуматься, почему. Я так полагаю, что это все противоречит нашей системе, воле аппарата, сознанию массы, как его ни назови: патриархальным или уравнительным. Ты вспомни хотя бы Николая Вознесенского, председателя Госплана в начале 50-х. Он тоже хотел новые методы вводить... А чем кончил? Не только пост свой потерял - голову снесли...

Василий. Видишь ты - до сих пор в страхе иудейском живешь. Или... нас пугаешь? Судьбой Вознесенского пугаешь?! Значит, был бы ты первым, ты бы меня при случае к стенке прислонил, ревизионистом ославил, или "пензию" в 40 рублей выправил?

Иван. Да что ты, Василий! Что ты! Это я так, для примера!

Василий. И какой же вывод ты делаешь из этих примеров?

Иван. Не наш это путь. Противоречит всей системе.

Василий. Значит, вот ты как - не наш путь? А я так думаю: то, что мы уже несколько раз подходили к реформам, как раз и доказывает их неотвратимость. Тогда не хватило смелости или политической воли. Теперь такая воля есть. Противоречия, говоришь... Но что чему противоречит? Вот вопрос. Твоим методам противоречит, а ты их выдаешь за методы всей системы. А нас ты не пугай, Иван, не пугай! Время страхов прошло. Пришло время работы - напряженной и честной. (Пауза.) Мне звонили из Москвы, говорили, ты просился в другую область. Верно это, Иван Петрович?

Иван. Был момент. Но не просился, а так, прощупывал...

Василий. Ну что же, это упрощает дело. Может, и не по "собственному желанию", а расстаться придется. Не сработаемся мы с тобой. Не сработаемся. Так и проинформируем ЦК.

Иван. Тогда я тебе тоже скажу напоследок, Василий: еще неизвестно, чья возьмет!

Василий. Что ж, и на том спасибо, Иван. Ты с души моей прямо тяжесть скинул, а то как-то все теплилось сомнение: верно ли я поступаю с другом моим прежним? Теперь вижу - верно! Не во мне дело, Иван Петрович. Не я - время предъявило тебе свой суровый счет. Сможешь посчитаться с ним, с этим новым временем, используешь еще свой шанс - поработаешь, пускай не здесь, в другом месте. Не сможешь - расстанешься с партийной работой, но, боюсь, тогда уже навсегда.