Художественные пророчества

А сейчас взглянем на искусство как деятельность, совершающую рейды в будущее на глубину, порой еще недоступную для науки. Писатель (живописец и т. п.), умело владеющий отведенным ему природой даром художественного проникновения, оказывается способным ощущать присутствие грядущего по едва заметным переменам и в силу этого - предугадывать движение мысли в той области, которая всегда являлась прерогативой науки. Так, деятели искусства, предупреждая направление развития знаний, побуждают, стимулируют исследования. Будоража, внося беспокойство в умы, они подсказывают, где или что искать. То и примечательно, что не логически, не аналитически, а совсем иными путями, средствами образного восприятия приходят они к своим потрясающим пророчествам.

Два факта, возможно, помогут не то чтобы объяснить, но хотя бы представить возможности художественного проникновения в будущее.

Рассказывает И. Андроников. Как-то известный армянский художник В. Сарьян писал его портрет. И хотя он отдал ему немало сил (было проведено 12 сеансов), близкого сходства, как полагали многие и сам И. Андроников, так и не добился. Но удивительное дело. Несколько лет спустя, продолжает рассказчик, он стал замечать, что все больше и больше начал походить на свое изображение.

Аналогичный случай отмечен и в творчестве П. Пикассо. В 1906 году он работал над портретом модной американской писательницы Г. Стайн. Быстро набросал довольно точный образ привлекательной молодой женщины. Однако удовлетворения не было. Начал переделывать. От одного варианта к другому лицо становилось все отрешеннее, суровее, а первоначальная живость и очарование исчезли без следа. Под рукой мастера формировалась маска, нечто бездушное, даже уродливое. "Но ведь я не такая!" - с отчаянием воскликнула писательница. На это П. Пикассо только и заметил: "Когда-нибудь станете такой".

По свидетельству очевидцев, в старости Г. Стайн действительно оказалась очень похожей на свой портрет. И здесь художник проявил исключительную силу предвидения, показав власть над временем. А. Луначарский, знавший П. Пикассо еще в сравнительно молодые годы его творчества, уже тогда называл его "разведчиком будущего".

Творцы искусства - своего рода десант, брошенный через многие десятилетия, а то и века, чтобы обживать неизведанные земли, готовить виды на постоянную в тех краях прописку. Конечно, более всего это удается по разделу социальных явлений. Искусство способно пойти, далеко ли, близко ли, впереди эпохи, принимая на себя роль провозвестника общественных перемен.

Даром прикасаться к тайне грядущего, умением протягивать между ним и днем сегодняшним связующие звенья, в совершенстве владел, например, А. Пушкин. Проникая сквозь обширные временные протяжения, его поэтическая речь для современников звучала как голос из будущего, а для нас звучит голосом нашего современника. Настолько глубоко он угадывал даль. Н. Гоголь так выразил эту черту гения: "Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа. Это русский человек в его развитии, каким он, может быть, явится через двести лет".

Художественные пророчества

И хотя еще не прошли двести назначенных лет, уже сейчас понятно, что и через два, три и множество веков А. Пушкин будет так же близок людям, как он был близок всегда. Каким же надо обладать прозрением, какой интуицией, чтобы, например, в языке отобрать именно те ценности, которые не девальвировались и ныне, оставить те языковые нормы, которые последующие поколения (мы с вами, читатель) приняли бы как свои, и говорили так, как почитал правильным говорить великий поэт.

Сходные события отмечаем и в других видах искусства. Скажем, в музыке. Казалось бы, она-то создается выражать сегодняшние чувства, волновать и услаждать сиюминутного слушателя. Обнаруживается, однако, что музыка также умеет возвышать человека над повседневностью, предугадывая за целые десятилетия. Так, характеризуя творчество JI. Бетховена, Р. Роллан писал: "Часто благодаря своей глубине и непосредственности музыка является первым симптомом тех стремлений и склонностей, которые впоследствии переходят в слова, а затем в действия".

Способность искусства уходить вперед реализуется предсказательной, прогностической функцией, которую оно несет рядом с наукой. Явления еще нет, однако художник, поскольку он "побывал" в будущем, уже пытается дать его портрет. Поэтому он, как и ученый, каждый в присущей ему форме, на своем языке, предъявляет события, едва различимые в отдаленной перспективе.

Характерна, например, оценка В. И. Лениным творчества Л. Толстого. Если перед нами действительно великий писатель, подчеркивает В. И. Ленин, он обязательно должен отразить хотя бы некоторые из существенных сторон революции. То есть он улавливает то, что устанавливается специальным научным анализом.

Таким образом, у больших мастеров очень развита потребность приподнимать завесу времени, умение отгадывать, что ждет нас за горизонтом социальной действительности, какие реальности преподнесет нам история. Именно в силу этого крупномасштабные герои классических сочинений никогда не смирялись с темпом своего времени, неизменно торопили его ход, нередко первыми возвещая надвигающиеся перемены.

Не примечательно ли, что именно поэт, большой поэт В. Маяковский за три года до Октябрьской революции, в те дни, когда еще было не так-то просто предсказать ее наступление, тем более назвать точную дату, заявил:

Где глаз людей обрывается куцый, 
главой голодных орд, 
в терновом венце революций 
грядет шестнадцатый год. 

То было предвидение с точностью до одного года. Друзья поражались, насколько поэт вообще смело проникал в ткань явлений истории. Создавалось впечатление, говорили они, что за каждым ее поворотом он уже ожидает нас. Это качество "видеть то, что временем закрыто", и придавало поэзии В. Маяковского особую глубину, объемность.

Вместе с тем искусству доступны прогнозы не только в сфере общественных явлений. Оно способно постигать и логику естественнонаучной мысли. Так же здесь художник часто уходит в разведку, умея разглядеть научные и технические события, о которых ученые еще хранят молчание. Правда, дело касается обычно не самого открытия (хотя случается, как мы увидим, и такое), но лишь его предчувствия. Однако ведь и это не мало. Сейчас перед нами пройдут несколько примеров подобных прорицаний.

Конец XIX столетия взбудоражил ученые и "не-ученые" умы открытием свойства распада твердыни материи - атома. Это обещало глубокие перемены. И не только в знаниях: намечалась возможность извлечения грандиозных запасов энергии для общественных потребностей.

В обсуждении проблем активно вошел и ряд писателей. В тот момент, когда все было неясно, зыбко, когда ученые еще только спорили о природе радиоактивности, берет слово М. Твен. Хотя, пишет он, XIX век принес немало чудес, все они блекнут перед чудесами, что готовит человечеству век грядущий. Ныне энергия достается дорого, а нужда в ней исключительная. Более того, уголь, на котором держится энергетика, быстро тает, исчезая из кладовых земли без остатка. Между тем, заключает писатель, "можно обогреть весь мир, залить его светом, дать энергию всем кораблям, всем станкам, всем железным дорогам, - и не израсходовать при этом и пяти фунтов радия!"

Конечно, современного читателя подобное заявление не удивит. Напомним, однако, что в 1904 году, когда оно прозвучало, на эту тему задумывались лишь единицы и еще меньше было тех, кто решал ее положительно. И не только в 1904 году...

Трудно переоценить вклад в развитие науки об атоме англичанина Э. Резерфорда. Это он объяснил многие субатомные эффекты, создав вместе с соотечественником Ф. Содди теорию радиоактивности. Более того, он первым провел искусственное расщепление ядра в лабораторных условиях. И тем не менее даже в 1937 году ученый категорически отверг возможность вовлечь энергию атома в практические дела, заявив, что это не удастся сделать никогда. Похожий скептицизм разделял и А. Эйнштейн, как и ряд других ученых рангом победнее.

В те же годы, что и М. Твен, об использовании внутриатомной мощи в хозяйственных целях говорят на страницах романа "Освобожденный мир" герои английского фантаста Г. Уэллса.

Увы! Писатели предугадали и другие, немирные применения энергии атома. Одним из первых (если не первым) сии ужасные пророчества еще в начале века высказал опять же Г. Уэллс. А известный русский поэт тех лет А. Белый писал:

Мир рвался в опытах Кюри 
Атомной лопнувшею бомбой 
На электронные струи 
Невоплощенной гекатомбой. 

Поэт не просто обнаруживает знакомство с передовым фронтом науки своего времени, с идеями, над которыми бьются ученые. Он и мыслит в понятиях, проросших на почве атомного распада. В стихах - предупреждение о грозящей человечеству беде (гекатомба - массовое убийство), осознание опасности бесконтрольного развертывания событий.

Заметим, что А. Белый слушал курс у известного русского естествоиспытателя Н. Умова. Позднее он писал:

И строгой физикой мой ум 
Переполнял профессор Умов. 

Профессорские уроки оставили след. А. Белый основательно вошел в толщу знаний, сумев прорезать ее острым пониманием проблем и заглянуть в будущее. Там он увидел определенно дальше, чем позволял наличный уровень той науки и даже чем многие из тех, кто по роду деятельности был к ней причастен.

Если уж мы коснулись атомной темы, вспомним еще одно мрачное и, к несчастью, оправдавшееся предсказание. Оно принадлежит писателю И. Эренбургу. Герой одного романа американский ученый рассказывает о применении его соотечественниками против японцев некоего оружия уничтожения больших масс людей. Дело не только в самом предвидении, но и, как видим, в деталях. Позднее, уже после того, как это действительно произошло, писатель объяснял: "Меня спрашивают, почему в 1921 году, когда Япония была союзницей Америки, я написал, что новое смертоносное оружие американцы попробуют на японцах". И далее он признается: "Я не знаю, что... ответить".

Видимо, на это и можно ответить тем лишь, что проявилось художественное чутье большого Писателя. Опираясь на глубокое знание расстановки мировых империалистических сил, И. Эренбург уже тогда уловил нарастание противоречий между этими странами, приведшее позднее к военному конфликту.