Реальность красивых легенд

Реальность красивых легенд

Мы увидели, как искусство восполняет утрачиваемую естествоиспытателем духовность, участвует в формировании эстетических критериев истины, предлагает ученому гносеологический идеал. Теперь нас ждет иной поворот событий, иная плоскость отношения двух культур. Входим в высшие сферы причастности искусства к науке, когда оно выступает поставщиком познавательной информации, принося с собой прямую подсказку к открытию, а порой даже и само открытие. То есть дело касается не просто художественного содержания произведений искусства, а научных ценностей, органически вошедших в их ткань.

Вначале остановимся на том значении искусства, которое оно имеет при изучении социальных процессов. Являясь активным наблюдателем, а то и участником общественных движений, художник, естественно, не может их обойти стороной и так или по-другому не отразить в своем творчестве.

Поэтому произведения искусства, особенно работы больших мастеров, оказываются под рукой вдумчивого исследователя собранием ценных материалов об эпохе, ее людях, учреждениях и событиях. Д. Бруно еще в XVI столетии, обращаясь к этой теме, написал: "...Кто имел бы понятие о многих великих воинах, мудрецах и героях земли, если бы они не обожествлялись в священных песнопениях, зажегших огонь на алтаре сердца знаменитых поэтов?"

Конечно, к будущему историку стекается многообразная источниковая информация: документы эпохи, памятники старины, орудия труда и быта. Однако в сравнении даже с письменными источниками произведения искусства умеют сказать много больше. Ибо подают исторический факт не только в его детальной "упаковке", сохраняя конкретность, но и таким, как он был воспринят, оценен незаурядной личностью художника - современника и очевидца.

Поэтому из сочинений писателей, наделенных тонким пониманием социальных явлений, мы узнаем про общество известной поры часто лучше, чем на основании специальных исследований. К. Маркс однажды заметил, что Ч. Диккенс, В. Теккерей и другие английские романисты прошлого столетия "раскрыли миру больше политических и социальных истин, чем все профессиональные политики, публицисты и моралисты, вместе взятые".

С этой высокой точки им оцениваются творения французского прозаика того времени О. Бальзака, которому К. Маркс "присвоил" степень "доктора социальных наук", имея в виду как раз его диагностическую службу в установлении серьезных патологий буржуазного строя. Особенно ценил его "Человеческую комедию" - настоящее полотно многоликой жизни современного писателю французского общества. К. Маркс отмечал, например, что в смысле экономических деталей он почерпнул у О. Бальзака очень много, гораздо больше, чем в специальных исследованиях, и собирался после того, как окончит свое сочинение по политической экономии, написать о "Человеческой комедии" научную работу.

Социальной насыщенностью всегда отличалась русская литература, особенно в XIX веке. Потому что была отзывчива к страданиям своего народа, и потому, что заостряла злободневности времени. Никогда не опускаясь до уровня развлекательной словесности, наша литература являлась, по выражению советского писателя Е. Носова, "нравственным и эстетическим зеркалом эпохи".

Энциклопедией русской жизни начала минувшего столетия по праву называют роман А. Пушкина "Евгений Онегин". В нем есть, можно сказать, все. Представлены не только основные социальные слои, общественные институты, подробности экономического уклада, но и так называемые детали жизни: домашняя утварь, обычаи, уровень моды и многое прочее.

В произведениях другого гиганта отечественной литературы, JI. Толстого, наряду с высокими художественными достоинствами поражает глубокая познавательная серьезность его наблюдений. По выражению В. И. Ленина, JI. Толстой "знал превосходно деревенскую Россию, быт помещика и крестьянина".

Средоточием ценных научных сведений послужили сочинения русских писателей и для Г. Плеханова. Особенно труды Г. Успенского, М. Горького, других писателей, образно показавших различные слои общественной структуры на рубеже последних столетий. Широко использовал классическую литературу при изучении прошлого России известный историк XIX - начала XX века В. Ключевский, отличавшийся и сам большим художественным вкусом, о чем нам еще предстоит говорить.

До появления науки и письменности единственным местом, куда стекались крупицы повседневной эмпирической наблюдательности, несущие зачатки естествознания, простейшие технологические навыки, было устно- поэтическое творчество. Оно выступало своеобразным хранителем богатого опыта веков, накопителем наследия многих поколений. Недаром французы говорят, легенда - это красивая история (добавляя при этом, что история тоже легенда, хотя и не столь красивая). Поэтому "раскопки" в напластованиях мифов и сказаний иногда и приносили исключительные сведения, повлекшие большие научные открытия. О некоторых мы расскажем.

В свое время наблюдательные люди, ухватившись за ту ниточку, что тянулась от древнего предания к правде, обнаружили истоки Нила действительно там, где их обозначили старинные африканские сказки. И Троя оказалась на месте: город обнаружили точно в районе, указанном Гомером, который целиком доверился легенде, да и сам пришел к нам из легенды. Это вообще интересная страница в истории взаимоотношений науки и искусства.

Истоки Нила

...Восьмилетний мальчик, начитавшись сочинений Гомера и приняв его рассказы за сущую правду, поклялся: "Я раскопаю Трою". То был Генрих Шлиман, впоследствии известный немецкий исследователь. Сын бедного пастора, он ценою неслыханных лишений и упорства получил образование, освоил около двух десятков языков, углубился в науки. Так, сжав все силы, готовил себя к выполнению поставленной программы. Конечно, в успех никто не верил, считая поэмы Гомера не более чем занимательным вымыслом. Мало ли чего говорится в сказках.

Но Г. Шлиман не тот человек, чтобы сдаться. Он добывает деньги (тоже интересная линия в его бурной жизни), снаряжает экспедиции, проводит раскопки. К конце концов к нему приходит удача. Под слоем тысячелетий открылся старый город. Значит, Гомер ничего не придумал, а лишь точно воспроизвел народную легенду, бережно хранившую настоящую истину.

История повторяется. Известный советский писатель П. Бажов в одном из сказов, созданных по мотивам фольклора, сообщал. Среди гор Южного Урала обитала небольшая народность. Трудилась, творила добро, умножала богатства. Но однажды мирная жизнь оказалась разбитой вторжением завоевателей. Спасая сокровища, люди упрятали их глубоко в гору.

Сам П. Бажов считал, что в предании отпечатались некие реальные события, и настоял, чтобы на месте, обозначенном в легенде, провели раскопки. Поначалу они ничего не принесли, и от дальнейших работ хотели уже отказаться. Но вдруг (как это внезапно бывает в счастливых сюжетах) разразилась буря, которая с корнем вывернула старое дерево. А под ним обнаружили древнее захоронение. Верно, сокровищ не нашли, зато открыли остатки поселения, имеющие большую историческую ценность. Сказ подтвердил, что близ горы действительно обитали люди, и следы их прошлой жизни разве не такой же клад ценных находок?

Искусство - источник не только социальных, но и естественнонаучных знаний. Если уж продолжить разговор о народном творчестве, то опишем еще случай, который также помог взять из рук предания дорогую информацию. В этот раз речь идет об одном красивейшем озере Горного Алтая. Оно особенно чудесно в яркие солнечные дни: тогда над ним сияют разноцветья столбов и переливаются видения. Но озеро охраняют злые духи, которые карают смертью каждого, кто осмелится хотя бы на него взглянуть. Притом духи наиболее воинственны как раз в дни ясного солнечного великолепия. Так, наверное, это и оставалось бы жить в легенде, если бы...

В 30-х годах ее услышал студент Томского технологического (ныне политехнического) института В. Пышкин. Будущий геолог почувствовал здесь какую-то связь и предположил: а нет ли в районе озера залеганий ртути? Ведь все сходится: испаряясь под лучами солнца, ртуть дает яркое свечение, а пары опасны для жизни. Получив диплом, молодой инженер отправился к легендарному месту, где действительно обнаружил ртутные залежи.

Немало ценных сведений хранят также пещерные, наскальные и т. п. рисунки древних. Они сообщают о животных и растениях далеких эпох, о других явлениях окружающей среды. А вот изучение такого вида народного творчества, как орнамент, показало, что в нем таится вполне добротная математическая информация. В связи с этим Г. Вейль писал, например: "Искусство орнамента содержит наиболее древнюю часть известной нам высшей математики". В частности, в древнеегипетских орнаментах воплощены 17 видов симметрий. Собственно наукой же они были выявлены и систематизированы лишь в конце прошлого века известным русским ученым Е. Федоровым.

Но время перейти к "взрослым" состояниям искусства, где мы найдем более надежные каналы получения естественнонаучных сведений.

Возьмем такую область науки, как психология, и возьмем, что называется, из первых рук. Ее специалисты считают, что художественная литература представляет для них не просто искусство, но хорошую фактическую опору, не менее серьезную, чем другие питающиеся информацией источники.

Об этом, как и о многом другом, сообщает, например, автор статьи "Заметки психолога при чтении художественной литературы" советский ученый Б. Теплов. Его коллега Б. Шилов также подтверждает, что литературные произведения содержат для психолога "непочатые запасы материалов". Без них, подчеркивает он, современная психология "не может обойтись... на тех новых путях, которые перед нею открываются". Наконец, как полагает еще один исследователь в этой области, Н. Левитов, ввиду слабой разработанности объективных методов изучения психологических состояний и эффектов, главным поставщиком фактов для ученого остаются художественные произведения.

Это красноречиво подтверждает, в частности, опыт известного советского физиолога А. Ухтомского, для которого в качестве важнейшего источника в его работе послужили сочинения Ф. Достоевского.

Как известно, одной из ведущих в творчестве А. Ухтомского была тема доминанты. В результате многолетних трудов явился открытый им "Закон доминанты". Что касается роли произведений писателя, то ученый говорит следующее: "В том сумраке и сумятице борющихся идей и лиц, которые выявляются у Достоевского, выступают контуры трех закономерностей: закона доминанты, закона заслуженного собеседника и закона милосердия". Это значит, что со страниц романов и повестей выдающегося писателя шла фактическая информация, шли идеи, что и послужило основой для размышлений и ценных научных выводов.

Как же конкретно протекало исследование? Напомним, под доминантой понимается господствующий очаг возбуждения в головном мозгу, очаг настолько мощный, что любые идущие извне импульсы только еще более его усиливают. Однако собственно к доминанте А. Ухтомский пришел позднее. Вначале же он заинтересовался, почему Ф. Достоевского так привлекала проблема двойника. Нельзя ли из художественного текста извлечь полезные науке сведения?

Выяснилось следующее. Одиночество и эгоцентризм (сосредоточенность на своем "я") способны вызвать у человека ощущение преследования собственным образом. Куда бы он ни смотрел, с кем бы ни встречался, больной обречен повсюду видеть только себя, потому что приучился рассматривать все лишь в фокусе своей личности.

Развивая эту мысль, А. Ухтомский формулирует "закон заслуженного собеседника", идею которого и материал для выводов он также берет, как уже отмечено, у Ф. Достоевского. Указанный закон сопровождает каждого из нас на всем продолжении жизни, определяя наши поступки. Согласно ему встречные люди предстают определенному человеку такими, какими этот человек их заслужил, а именно: доброму - добрыми, злому - злыми, любящему - любящими. На этом основании А. Ухтомский приходит к выводу, что "закон заслуженного собеседника" ведет к образованию доминанты на лицо другого человека. Благодаря этому каждый оказывается в состоянии обогащать себя впечатлениями, полученными в общении с окружающими. Ведь если добрый все видит в "добром" свете, встречи с людьми будут только укреплять в нем подобные гуманные начала.

Если теперь вернуться к тому, с чего пробудился интерес ученого к сочинениям Ф. Достоевского, - к теме двойника, то его загадка несколько проясняется. Человеку, замкнутому исключительно в себе и на себя, "заслуженным собеседником" будет он сам. Доминанта еще более углубляет это состояние, доводя до крайней патологии.

Как видим, А. Ухтомский берет у писателя не только тему исследования, но и фактический материал, строя на нем решающие выводы. Первый труд был опубликован в 1923 году. Он назывался "Доминанта как рабочий принцип нервных клеток". Эта проблема стала в творчестве ученого ведущей, так сказать, доминантной и прошла с ним до конца его дней.

Столь же плодотворным оказалось и обращение физиологов к творчеству М. Зощенко. Известно, что писатель глубоко изучил работу мозга. Он говорил так. Если уж художник побоится рисовать человеческое тело, не освоив анатомии, тем более пристало знать человека писателю. И не только тело, но прежде всего его психику, его сознание. "Я посчитал своей обязанностью, - замечает М. Зощенко, - кое-чему поучиться".

О глубине познаний М. Зощенко можно судить по тому, что сам И. Павлов приглашал его на знаменитые "среды" (еженедельные дискуссии, проходившие в лаборатории ученого каждую среду). Общения с писателем искали и другие научные центры. Он не раз выступал также и в Институте мозга.

Кто читал М. Зощенко, не мог не обратить внимания на то, что действия его героев обычно хорошо мотивированы. Их поступки и проступки за немногим исключением психологически точны, потому воспринимаются читателем как реальные, хотя известно, что писатель широко использовал гротеск, преувеличения, гиперболу. Этому и содействовало отличное владение знанием психологии, физиологии, других смежных наук, которое М. Зощенко стремился материализовать в художественных образах. Вот почему его сочинения представляют для естествоиспытателей такой интерес.