Н. П. Дубинин

В дискуссии по проблеме "природа - воспитание" Николай Петрович Дубинин выступил как сторонник "воспитательной" интерпретации, выражая убеждение в неограниченности возможностей развития человека. Думается, что подтверждением (а возможно, и источником) его взглядов явилась история его собственной жизни и деятельности. Родившись в крестьянской семье в 1907 г., в первые годы Советской власти он стал одним из многочисленных беспризорников, ставших сиротами в хаосе того времени. В своей автобиографии, написанной спустя много лет, Дубинин описывает этот период своей жизни как время, когда он ночевал в подвалах домов, воровал съестное и имел дело с социально опасными элементами¹. Казалось, что сама судьба уготовила ему жизнь среди преступников, в нищете и бедствиях. Шатаясь по Москве со своими друзьями-хулиганами, он искал приключений везде, где только можно. Однажды их внимание было привлечено необычайной суетой и волнением на одной из московских улиц; Дубинин и его приятели начали проталкиваться сквозь толпу, чтобы узнать, что там такое'случилось, и как раз в тот момент, когда они, протолкавшись вперед, очутились рядом с машиной, в которой, как оказалось, находился Ленин, Дубинин попал в объектив фоторепортера, который и запечатлел его на пленку. В то время это событие мало что означало для Дубинина, однако спустя много лет фотография, на которой он запечатлен вместе с Лениным, попалась ему на глаза и стала предметом его гордости. В конце концов Дубинин оказался в одной из колоний, которые организовывались тогда главой советской тайной полиции Феликсом Дзержинским для перевоспитания беспризорников; во время пребывания в этой колонии Дубинин сам испытал на себе "положительное" социальное влияние и начал проявлять свои способности.

¹ (См.: Дубинин Н. П. Вечное движение. М., 1973.)

Получив среднее образование, Дубинин занялся изучением биологии. В то время когда он получал образование, советские политические власти всячески поощряли и продвигали студентов, имевших "пролетарское происхождение". Такого рода людей называли тогда "выдвиженцами". Будучи одним из них, Дубинин стал также блестящим молодым генетиком. В 1933 г. Н. К. Кольцов, бывший тогда директором Института экспериментальной биологии, назначает Дубинина заведующим сектором генетики этого института. К тому времени институт уже испытывал на себе суровое политическое давление, включая арест блестящего специалиста в области популяционной генетики Сергея Четверикова, бывшего предшественника Дубинина на посту заведующего сектором генетики. Как указывает Марк Адаме, Кольцов выбрал на этот пост Дубинина не только потому, что он был талантливым молодым ученым, но и потому, что тот обладал безупречными анкетными данными¹. Четвериков (так же как и сам Кольцов) происходил из привилегированной семьи, а потому Дубинин с его "пролетарским происхождением" мог, по мнению Кольцова, помочь институту иметь "правильное" политическое лицо. Таким образом, родилось мнение (которое сохранилось и в дальнейшем), что Дубинин имел в глазах официальных марксистов преимущество по Рравнению с другими людьми именно благодаря своему происхождению; сам Дубинин мало что сделал для того, чтобы опровергнуть это мнение. Думается, что в начальный период жизнедеятельности Дубинина это мнение было не совсем оправданным, поскольку он был талантливым ученым и вполне искренним приверженцем марксизма. В последующие же годы, однако, критикуя взгляды своих "буржуазных" учителей, он слишком явно пытался при этом извлечь для себя выгоду из собственного происхождения. Это, в частности, давало повод к различного рода насмешкам, раздававшимся за его спиной: его критики шутили, что написанную им автобиографию следовало бы назвать не "Вечное движение", а "Вечное самовыдвижение".

¹ (Adams M. Science, Ideology and Stucture: The Kol'tsov Institute, 1900-1970 // The Social Context of Soviet Science. Boulder: Westirew Press, 1980. P. 185.)

Вместе с тем в течение ряда лет Дубинин играл положительную роль в истории развития советской генетики. Он не только являлся автором добротных исследований, но, как уже отмечалось выше, в главе, посвященной генетике, Дубинин в свое время выступил против такого истинного злодея, каковым являлся Трофим Лысенко. После триумфа Лысенко, состоявшегося в 1948 г.. Дубинин был вынужден заняться изучением птиц в Сибири, находясь там в научной ссылке. Когда же Лысенко утратил господствующие позиции в советской генетике, то именно Дубинин, став директором Института общей генетики АН СССР, способствовал возрождению этой науки в СССР.

Борис Астауров - один из главных оппонентов Дубинина в дискуссии, развернувшейся в начале 70-х годов по проблеме соотношения социального и биологического,- также был учеником и сотрудником Кольцова. Однако в отличие от Дубинина он никогда не был членом Коммунистической партии и не участвовал в различного рода политических интригах, которые так привлекали Дубинина. Вместо того чтобы критиковать своих учителей за их "буржуазное" происхождение, Астауров всячески подчеркивал их вклад в науку, стремясь к тому, чтобы эта страница истории советской генетики, написанная выдающимися советскими биологами в 20-х годах, не была забыта. Поэтому в глазах многих советских генетиков, испытавших на себе власть Лысенко, Астауров был ученым, не идущим на компромисс, когда речь заходит о принципиальных вопросах, а Дубинин - карьеристом. Таким образом, чисто личные качества Дубинина и Астаурова (которые большинством генетиков характеризовались соответственно как "плохие" и "хорошие") переносились на те позиции, которые они отстаивали в ходе названной дискуссии¹. И именно такого рода смешение представлений о личных качествах того или иного ученого с их собственно научными взглядами и приводило порой к печальным результатам.

¹ (Adams M. Op. cit. Среди тех, кто, подобно Дубинину, выступал с критикой взглядов Эфроимсона и Астаурова, можно назвать П. Н. Федосеева (см. его статью в журнале "Вопросы философии". 1976. № 3), Б. Г. Ананьева (см. его книгу "Человек как предмет познания". Л., 1969) и Н. Б. Оконскую (см. ее работу "Диалектика социального и биологического в историческом процессе". Пермь, 1975).)

В начале 70-х годов Дубинин пишет статью за статьей, в которых выступает против генетического подхода к проблеме изучения поведения человека и дает анализ этой проблемы, основанный на точке зрения диалектического материализма, согласно которой ни сам человек, ни социальные явления в целом не могут быть сведены к физико-химическим процессам, объясняющим их существование¹. В этих работах Дубинин утверждал, что эволюция человека характеризуется наличием "диалектических скачков", что, по его мнению, делало невозможным и неправильным утверждение о том, что большую роль в этой эволюции играют генетические факторы. Двумя самыми важными такими "скачками" Дубинин считал те, которые привели к возникновению жизни и сознания. Человеческие существа рассматривались им как социальные организмы, подчиняющиеся в своем развитии законам, отличным от тех, которые управляют движением молекул; эти законы совпадают с теми, которые, согласно марксизму, направляют развитие общества к коммунизму. Именно поэтому, считал Дубинин, "социальное" является определяющим фактором процесса формирования психики человека. На самом деле, утверждал Дубинин, нормальные дети обладают "неограниченными" способностями. Он считал неприемлемой концепцию врожденных способностей.

¹ (См. его статьи в журнале "Вопросы философии". 1971. № 1; 1973. № 4; 1978. № 7, а также в журнале "Вестник АН СССР". 1977. № 1. См. также: Дубинин Н. П., Городецкий С. И. Генетическая инженерия: задачи современных исследований // Вестник АН СССР. 1978. № 3.)

Однако, хотя Дубинин и продолжал отстаивать подобные взгляды, публикуя статьи и книги по этим проблемам, все же время работало против его взглядов. И. Т. Фролов, возглавлявший тогда журнал "Вопросы философии", продолжал публиковать в нем статьи, направленные против лысенкоизма и ламаркизма, что подчас рассматривалось как критика "социологизаторских" взглядов в целом. В своей статье, опубликованной в 1972 г., Фролов приводит слова Дарвина: "Да сохранит меня небо от ламаркова нелепого "стремления к прогрессу" и напоминает читателям о печальном периоде в истории советской генетики, когда предпринимались "ложные попытки придать некоторым специальным концепциям и теориям широкий мировоззренческий и социально-идеологический характер, что породило миф о "двух генетиках"¹.

¹ (См.: Фролов И. Т. Загадка жизни, научный поиск и философская борьба // Вопросы философии. 1972. № 3. С. 90, 92.)

В глазах ученых, подобных Фролову, попытки Дубинина связать свои взгляды с диалектическим материализмом представлялись очень похожими на аналогичные попытки, предпринимаемые в свое время лы-сенкоизмом. Не помогло Дубинину И то, что со временем он стал более авторитарно относиться к своим коллегам, стал устанавливать с ними чисто бюрократические отношения. Он перестал сам заниматься исследовательской деятельностью и начал допускать (возможно, неосознанно) ошибочные суждения по некоторым научным вопросам¹. Это приводило к тому, что некоторые его недруги стали даже со смехом называть его "Трофим Денисович Дубинин".

¹ (В упоминавшейся уже книге М. Адамса описывается один из самых известных подобных случаев, "происшедших в 1972 г. Один из его сотрудников решил подшутить над Дубининым, рассказав ему о том, что ему удалось улучшить вкус огурцов, выведя с помощью методов генной инженерии сорт, обладающий соленым привкусом. Дубинин всерьез воспринял эту шутку, привыкши, подобно многим администраторам от науки, доверять тому, что делают их подчиненные. Этот случай, получивший название "дело с огурцом", сделал Дубинина посмешищем в глазах многих генетиков (Adams M. Op. cit. P. 192).)

Дискуссия по проблеме соотношения биологического и социального продолжалась в течение последующих нескольких лет. Смерть Астаурова в 1974 г. явилась ударом для сторонников "биологического", но борьба тем не менее продолжалась. Причем некоторые из участников этой дискуссии, выступающие с "биологических" позиций, шли в этом гораздо дальше Астаурова. Так, например, Эфроимсон выдвигал теорию, согласно которой интеллектуальная одаренность или гениальность рассматривалась как явление, основанное на чисто генетических особенностях людей. Работа, в которой он излагал эту теорию, не была опубликована и циркулировала только в виде рукописи¹.

¹ (В этой рукописи Эфроимсон давал описание генетических-особенностей выдающихся деятелей истории человечества начиная с Александра Великого и до Эйнштейна. Среди этих гениев человечества он упоминает и небольшое число женщин, включая Жанну д'Арк. Более академическая статья, посвященная этой проблеме, была опубликована Эфроимсоном в журнале "Природа" (1976. № 9. С. 62-72).)

В 1976 г. Дубинин принял участие в работе советско-американского симпозиума по теоретическим и практическим проблемам мутагенеза и канцерогенеза окружающей среды, который проходил в Душанбе¹. В ходе этого симпозиума были приведены данные о мутагенном и канцерогенном влиянии на организмы растений и животных, связанном с применением в сельском хозяйстве (особенно в хлопководстве) различного рода пестицидов и дефолиантов. Тема симпозиума и приведенные в его ходе факты послужили толчком к тому, что Дубинин заинтересовался проблемами, связанными с использованием химикатов; его озабоченность мутагенными последствиями применения различного рода ядохимикатов нашла свое отражение в целом ряде опубликованных им работ. Хотя Дубинин по-прежнему отрицал значение генетического подхода к исследованию поведения нормального (в физиологическом отношении) человека, в этих работах он говорит о важности обращения к генетическим факторам при объяснении возникновения различного рода патологий, подчеркивая, что загрязнение окружающей среды может иметь пагубные последствия для генотипа человека. Говоря о важности изучения этих проблем, Дубинин приводит в подтверждение этой мысли данные, согласно которым 10,5% детей в мире рождается с наследственными заболеваниями, а около 3% детей страдают наследственным слабоумием². Эти врожденные заболевания рассматривались Дубининым как результат или одно из последствий загрязнения окружающей человека среды. Он в равной мере опасался возможного изменения генетических структур человека как путем генетической инженерии, так и в результате загрязнения окружающей среды. Надо сказать, что эти опасения, высказываемые Дубининым в печати, не явились доброй вестью для тех, кто в Советском Союзе руководил химической промышленностью и сельским хозяйством, поскольку их основные задачи были связаны не с охраной окружающей среды, а с повышением продуктивности этих областей хозяйства.

¹ (См.: Керкис Ю. Я. Генетические последствия загрязнений среды // Природа. 1976. № 9.)

² (См., напр., выступление Дубинина на сессии общего собрания АН СССР в ноябре 1980 г. (Вестник АН СССР. 1981. № 6. С. 46-47).)

Новый аспект, появившийся в работах Дубинина, явился предлогом для новой критики его взглядов, которую предприняли его оппоненты. Одной из сильных сторон Дубинина всегда было то, что при изложении своих взглядов ему всегда удавалось рядиться в марксистские одежды. Однако если раньше, подчеркивая значение "социального", среды в формировании личности человека, Дубинин представал "истинным марксистом" в глазах советских чиновников, то теперь, когда он начал бить тревогу по поводу тех негативных последствий для окружающей среды, которые имеет практика советского сельского хозяйства и промышленности, советские бюрократы начали косо посматривать на него. Его оппоненты очень скоро почувствовали это и решили использовать ситуацию в своих целях. Один из оппонентов Дубинина - биолог Н. П. Бочков обвинил его в том, что он преувеличивает роль среды не только в тех случаях, когда речь идет о человеке, но и тогда, когда предрекает скорое ее разрушение¹.

¹ (См., напр.: Бочков И. П. Генетика человека: наследственность и патология. М., 1978, и он же. Методологические и социальные вопросы современной генетики человека // Вопросы философии. 1981. № 1. С. 51-62.)

По мере развития дискуссии о соотношении социального и биологического ее участники стали все больше разделяться на тех, кто придерживался крайних взглядов, и тех, кто придерживался умеренных позиций. С одной стороны, появились те, кто начал напрямую связывать преступность с генетикой, а также высказывать беспокойство по поводу тех чисто генетических последствий, которые могут явиться результатом роста численности азиатского населения Советского Союза. Другими словами, стало очевидно, что аргументы, подчеркивающие значение различного рода природных факторов, могут быть использованы русскими националистами и представителями нового для советской политической культуры "правого" течения. С другой стороны, крайние позиции занимали сторонники "лысенкоизма", которые предприняли попытки вновь захватить власть в биологии.

В 1975 г. выходит в свет книга "Методологические проблемы советской криминологии", автор которой советский юрист И. С. Ной подчеркивал роль генотипа как источника формирования преступного поведения. В рецензии на эту книгу, опубликованной журналом "Природа", биолог Ю. Я. Керкис поддержал подход, изложенный Ноем, и призвал советских юристов начать изучать биологию, что, по его мнению, совершенно необходимо "им для правильной ориентации в некоторых сложных вопросах их профессиональной деятельности"¹. Тем временем Министерством внутренних дел СССР был начат ряд исследований, призванных изучить проблему связи между преступностью и генетикой². Нельзя в связи с этим не отметить иронию истории: в 20-х годах именно репрессивные советские органы проявили инициативу по созданию лагерей и колоний по перевоспитанию малолетних преступников (одним из которых был сам Дубинин), а в 70-х и 80-х годах, будучи не в состоянии объяснить сохранение в стране преступности, эти органы обратились за объяснениями к генетике.

¹ (Керкис Ю. Я. Нужна ли криминологам генетика? // Природа. 1976. №8. С. 150.)

² (См. об этом в кн.: Дубинин Н. П., Карпец И. И., Кудрявцев В. Н. Генетика, поведение, ответственность. М., 1982. С. 162.)

К тому времени обсуждение проблемы соотношения социального и биологического приняло очень широкий характер и не только теоретическое, но и практическое звучание. Росло количество публикаций, посвященных этой проблеме: достаточно сказать, что в период с 1970 по 1977 г. только два советских журнала - "Вопросы философии" и "Философские науки" опубликовали свыше 250 статей, обзоров и комментариев на эту тему. В 1975 и 1977 гг. состоялись две Всесоюзные конференции, посвященные обсуждению проблемы соотношения биологического и социального¹.

¹ (Материалы этих конференций были опубликованы в: Соотношение биологического и социального в человеке. М., 1975, и Биологическое и социальное в развитии человека. М., 1977. См. также: Тарасов К. Е., Черненко Е. К. Социальная детерминированность биологии человека. М., 1979. С. 21.)

В 1977 г. в авторитетном партийном журнале "Коммунист" была опубликована статья, которую в свете обсуждаемой дискуссии следует рассматривать как попытку сторонников "социального" перейти в контратаку¹. Автор статьи известный советский философ Э. В. Ильенков попытался обосновать точку зрения, согласно которой черты человеческой личности, ее способности и таланты не являются врожденными, а формируются социальным окружением, в котором развивается тот или иной человек. При этом он опирался на достижения советских психологов, принадлежавших к школе Леонтьева и занимавшихся исследованиями формирования психики у слепоглухонемых детей. Эти дети были от рождения лишены зрения и слуха. В названной статье Ильенков утверждал, что в тот момент, когда исследователи только приступили к работе, понятие "homo sapiens" вряд ли было применимо к этим детям. У них отсутствовали всякие признаки наличия собственно человеческой психики и даже "самые примитивные проявления целенаправленной деятельйо-сти". Мозг каждого из четырех испытуемых, отмечает Ильенков, развивался в соответствии с той программой, "которая была записана в генах, в молекулах ДНК", но это развитие не приводило к появлению хотя бы одной из характеристик того, что принято называть "психической деятельностью". Единственным способом помочь этим детям, продолжает Ильенков, было попытаться "включить их в предметную деятельность", применив тем самым на практике теоретические положения марксистской психологии. В течение целого ряда лет психологи И. А. Соколянский, А. И. Мещеряков и их сотрудники занимались с этими детьми, пытаясь включить их в "социальные отношения", в результате чего им удалось воспитать полноценных людей. Все четыре поступили в МГУ им. М. В. Ломоносова. Один из них даже стал в 1977 г. членом КПСС! Они теперь могли, пишет Ильенков, писать стихи, читать лекции и вести исследовательскую работу. Вполне понятно, что результаты этого эксперимента привлекли к себе внимание ученых во всем мире.

¹ (См.: Ильенков Э. В. Становление личности: к итогам научного эксперимента // Коммунист. 1977. № 2. С. 68-79.)

С точки зрения строгой науки этот эксперимент мало что говорил о роли генетических факторов в формировании поведения человека, однако, по мнению Ильенкова, история этих четырех слепоглухонемых детей имела непосредственное отношение к дискуссии по проблеме соотношения социального и биологического. Результаты этого эксперимента, писал Ильенков, следует рассматривать как доказательство того, что талант, способности человека формируются, а не наследуются. "Талант,- пишет он,- это не количественное различие в уровнях развития людей, а качественно новое свойство психики, связанное с коренным, принципиальным изменением в типе и характере труда, в характере его мотивации"¹. И добавляет: "Вернемся теперь к ходячему предрассудку, согласно которому лишь меньшинство населения земного шара обладает мозгом, от рождения способным к "творческой" работе. Этот наукообразный предрассудок, обряженный цифрами статистики, разукрашенный терминами генетики и физиологии высшей нервной деятельности и "учеными" рассуждениями о врожденных "церебральных структурах", якобы заранее предопределяющих меру талантливости человека, просто-напросто клеветнически взваливает на природу (на гены) вину за крайне неравное распределение условий развития между людьми в классовом обществе"².

¹ (Ильенков Э. В. Становление личности: к итогам научного эксперимента // Коммунист. 1977. № 2. С. 79.)

² (Ильенков Э. В. Становление личности: к итогам научного эксперимента // Коммунист. 1977. № 2. С. 77.)

Ильенков отмечает также, что в 1975 г. бывший тогда президент Академии педагогических наук СССР В. Н. Столетов назвал этот научный эксперимент "впечатляющим событием". В связи с этим замечу, что в свое время Столетов выступал в поддержку Лысенко¹. Таким образом, в умах- многих советских интеллектуалов позиции, отстаиваемые Ильенковым, связывались с лысенкоизмом, что было несправедливо, поскольку Лысенко никогда не касался в своих публикациях проблемы человека.

¹ (См., напр., его пролысенковскую статью: Некоторые методологические вопросы генетики // Актуальные вопросы современной генетики. М., 1966. С. 499-539.)

Тем не менее эта связь возникла в умах советских интеллектуалов не случайно - дело в том, что сторонники Лысенко располагали монополией на власть в биологии как раз в то время, когда аналогичной монополией в советской педагогике располагали сторонники "воспитательных" теорий; кроме того, и те и другие приписывали решающее значение в развитии организма (растения или человека) именно окружающей среде.