Начало публичной дискуссии

Первая из названных статей появилась в сентябрьском номере "Нового мира"¹. Ее автор Павел Симонов призывал к переориентации советской психологии: от подчеркивания определяющей роли внешних стимулов, характерного для павловского подхода, он предлагал обратиться к изучению других источников формирования человеческого поведения, включая внутренние, врожденные факторы. Симонов подчеркивал, что люди неодинаковы, что каждый из них обладает индивидуальными "потребностями". С биологической и социальной точек зрения, говорил Симонов, наличие таких различий между людьми может быть оценено только положительно, поскольку это полезно для развития "вида в целом". Так, любители приключений, люди авантюрного склада будут рисковать и могут при этом открыть что-нибудь новое, а люди более консервативного склада будут способствовать продолжению жизнедеятельности общества в том случае, если авантюристы потерпят неудачу. Симонов в этой статье выражает несогласие с точкой зрения, согласно которой акцент на наследственных факторах формирования человеческого поведения неизбежно ведет к консервативным политическим выводам. В самом деле, замечает он, само стремление к свободе как таковой, столь характерное для некоторых людей, может оказаться обусловленным наследственными факторами.

¹ (См.: Симонов П. В. Искрящие контакты // Новый мир. 1971. № 9. С. 188-205.)

Автором другой статьи был В. П. Эфроимсон - биолог, являющийся специалистом в области генетики человека. Эта статья, озаглавленная "Родословная альтруизма", стала одной из наиболее заметных публикаций за все время дискуссии, ведущейся в советской печати по проблеме "природа - воспитание"¹. Даже сегодня в частных разговорах с советскими гражданами можно услышать ссылки на эту статью как на своеобразный первый "залп", положивший начало публичной дискуссии по проблемам соотношения биологического и социального.

¹ (См.: Эфроимсон В. П. Родословная альтруизма // Новый мир. 1971. № 10. С 193-213.)

Вслед за Симоновым Эфроимсон высказывает в этой статье сожаление по поводу того, что в советских исследованиях преувеличивается роль социальных факторов в формировании человеческого поведения. По его мнению, в становлении интеллекта человека гены играют не меньшую роль, чем среда¹. Более того, в полемическом задоре Эфроимсон пишет о том, что именно в ходе естественного отбора у людей выработались такие качества, как альтруизм, героизм, способность к самопожертвованию, стремление к добру, уважение к старшим, родительские чувства (особенно чувство материнской любви), любознательность и т. п.² Он утверждает, что все перечисленные выше характеристики имели с точки зрения эволюции человека приспособительный характер, поскольку без этических инстинктов племя также не могло бы существовать, как и в тех случаях, когда у людей этого племени не было бы одной ноги, руки или глаза. Аргументируя эти взгляды, Эфроимсон ссылается на исследования явлений "родственного отбора" и "включенной приспособленности", осуществленные в 60-х годах Уильямом Д. Гамильтоном, на которые, спустя некоторое время, опирался и основатель социобио-логии профессор Гарвардского университета Э. О. Уилсон. (Следует отметить, что, в отличие от последнего, Эфроимсон называл большее количество форм поведения, которые, по его мнению, определялись генетическими факторами.) Таково вкратце положительное, по мнению Эф-роимсона, влияние генов на поведение человека. Что же в таком случае можно отнести к отрицательным моментам этого влияния? В этом вопросе суждения Эфроимсона носят еще более спорный характер. Он, в частности, задается вопросом о том, почему в Советском Союзе продолжает существовать такое явление, как преступность, несмотря на то что социальные условия в стране значительно изменились. По его мнению, "с ослаблением острой нужды и других чисто социальных предпосылок преступности начинают яснее выступать предпосылки биологические"³. Особое значение, считает он, наследственные факторы имеют при объяснении рецидивной преступности. При этом он ссылался на результаты исследований близнецов, которые показывали, что если один из них оказывался преступником, то и второй становился им, причем в тех случаях, когда близнецы были однояйцовые, эта связь прослеживалась с большей очевидностью⁴. Ссылка именно на эти исследования раскрывала ошибочность тех посылок, на которых Эфроимсон строил свои представления; дело в том, что часть тех исследований, на которые ссылается Эфроимсон, была проведена в Германии и странах Центральной Европы в конце 20-х и 30-х годах, то есть в то время, когда многие исследования в области генетики человека проводились на основе ложных этнических (расовых) и генетических представлений, что указывало на сомнительный характер самих этих исследований. Другими словами, эти исследования, проводимые с близнецами, не всегда выдерживали критического рассмотрения, и именно это обстоятельство и не учитывал Эфроимсон, ссылаясь на них в своих работах⁵.

¹ (О том, что Эфроимсон делал такие заявления, можно прочесть, в частности, и в книге И. Т. Фролова "Перспективы человека" (М., 1979. С. 209). В последующие годы Эфроимсоном была написана большая работа, в которой умственная деятельность гениальных ученых и выдающихся политиков интерпретировалась с точки зрения их генетических особенностей. Эта работа не была опубликована в Советском Союзе:)

² (См.: Эфроимсон В. П. Родословная альтруизма. С. 204.)

³ (См.: Эфроимсон В. П. Родословная альтруизма. С. 207.)

⁴ (См.: Эфроимсон В. П. Родословная альтруизма. С. 210.)

⁵ (О недостатках, присущих этим исследованиям, см. в: Gould S. У. The Mismeasure of Man. N. Y. 1981; Lewontin R. C, Rose S. Kamin L. J. Not in Our Genes: Biology, Ideology and Human Nature. N. Y. 1984.)

Эфроимсон считал, что преступники-рецидивисты обладают характерными чисто физическими, внешними чертами: "Предельно упрощенно - это коренастый, большебрюхий и широкогрудый здоровяк с преобладанием физического развития над интеллектуальным"¹.

¹ (Эфроимсон В. П. Родословная альтруизма. С. 206. (Грэхэм не указывает при этом, что Эфроимсон опирается на исследования американского антрополога Шель-Дона.- Прим. пер.).)

Означает ли это, задает вопрос Эфроимсон, что известный итальянский криминалист прошлого века Чезаре Ломброзо был прав, когда говорил о существовании людей "преступного типа"? Отвечая на этот вопрос, он предпочитает оградить себя от возможных недоразумений и говорит о том, что люди, принадлежащие к этому типу, необязательно становятся преступниками на самом деле; при этом он также делает уступку советским политическим властям (которые позднее запретят публиковать некоторые его работы), рассуждая о том, что "в специфических условиях США", где существует организованная преступность, культ агрессивности, расизм и социальная несправедливость, принадлежность к "преступному типу" легко приводит людей к совершению преступления. Однако, несмотря на эти оговорки, совершенно ясно, что, излагая свои взгляды на преступность, Эфроимсон имел в виду не только США, но и Советский Союз, поскольку в его статье говорилось о продолжении существования преступности в этой стране, несмотря на "совершенство" ее социальных условий.

В том же номере "Нового мира", где была опубликована статья Эфроимсона, был напечатан и своеобразный ее комментарий, написанный известным советским биологом, президентом Всесоюзного общества генетиков и селекционеров им. Н. И. Вавилова академиком Борисом Астауровым¹. В этом комментарии Астауров, хотя и с небольшими оговорками, одобрил в целом подход, изложенный в статье Эфроимсона. Назвав последнего "одним из лучших в мире знатоков генетики человека", Астауров писал о том, что "мы должны быть очень благодарны ему за то, что, идя своим собственным, независимым и оригинальным путем, он разработал эти издавна реявшие в воздухе идеи во всеоружии современных знаний, со свойственной ему широтой, глубиной, убедительностью и оптимистической верой в человека"².

¹ (См.: Астауров Б. "Homo sapiens et humanus" - Человек с большой буквы и эволюционная генетика человечности // Новый мир. 1971. № 10. С. 214-224.)

² (См.: Астауров Б. "Homo sapiens et humanus" - Человек с большой буквы и эволюционная генетика человечности // Новый мир. 1971. № 10. С. 223.)

Отдавая отчет в том, что в Советском Союзе Эфроимсона могут обвинить в "неоправданной биологизации социальных явлений" и в "социал-дарвинизме, скатывающемся в расизм" (оба эти обвинения часто высказывались советскими марксистами в адрес ученых, занимающихся генетикой человека), Астауров отверг их, написав: "Нет, переоценки биологических сторон человека и забвения того, что человек - животное прежде всего общественное, здесь нет"¹. Содержащаяся в этих словах достаточно сильная поддержка довольно спорной статьи Эфроимсона вызывает удивление.

¹ (См.: Астауров Б. "Homo sapiens et humanus" - Человек с большой буквы и эволюционная генетика человечности // Новый мир. 1971. № 10. С. 220.)

Представляется, что сам факт этой поддержки нельзя понять, если не рассматривать его на фоне политической и интеллектуальной ситуации, сложившейся в Советском Союзе в конце 60 - начале 70-х годов. Как это ни покажется странным западным читателям, в умах которых генетический подход к объяснению поведения человека обычно ассоциируется с политическим консерватизмом, в советском обществе того времени подобные подходы рассматривались как проявление "либерализма", поскольку означали еще один шаг в направлении освобождения от сталинизма, "лысенкоизма" и марксистского догматизма. То обстоятельство, что все три названные статьи появились не в научном, а в литературно-художественном журнале, пользовавшемся в то время репутацией одного из самых либеральных, лишний раз подчеркивает это. Для антисталинистов, каковым и являлся Астауров, либеральный характер подхода Эфроимсона к этой проблеме представлял большее значение, нежели то преувеличение роли генетических факторов, которое он допускал при этом.

Антисталинистски настроенные советские интеллектуалы помнили о том, что гонения на генетику человека и евгенику возникли в Советском Союзе почти одновременно с возникновением "лысенкоизма" - того направления псевдонауки, которое дискредитировало советскую науку, да и сам Советский Союз в глазах ученых и общественности всего мира. Ответственность за это антисталинисты возлагали на идеологов партии и их приспешников. Более того, широко известно было то обстоятельство, что некоторые особенно выдающиеся советские генетики - Н. К. Кольцов, Ю. А. Филипченко, А. С. Серебровский - в период,"предшествовавший приходу к власти Лысенко, участвовали в проведении евгенических исследований. Как отмечает американский историк биологии Марк Адаме, такие люди, как Малиновский и Эфроимсон, стоявшие в 70-х и 80-х годах на позициях "природы" в дискуссии по проблеме "природа - воспитание", сотрудничали с Кольцовым задолго до того, как к власти в советской генетике пришел Лысенко¹.

¹ (Я хотел бы выразить признательность М. Адамсу за ту информацию об этом периоде истории советской генетики, которую я почерпнул как в его работах, так и в личных с ним беседах.)

Учитывая сказанное, ожидание того, что и после падения власти Лысенко в генетике партийные идеологи по-прежнему не позволят сделать достоянием общественности значение исследований по генетике человека, представляется вполне естественным. Эти ожидания, разумеется, были оправданы, поскольку идеологические органы партии на самом деле продолжали в высшей степени критически относиться к использованию генетического подхода при объяснении человеческого поведения. В то же время ученые всего мира начинали придавать все большее и большее значение именно такому подходу. Вместе с тем отдельные антисталинистски настроенные интеллектуалы не учитывали того, что концепции генетического детерминизма могут быть легко использованы для обоснования националистических, элитарных теорий; последнее обстоятельство со всей очевидностью проявилось в ходе дальнейшего развертывания дискуссии по проблеме "природа - воспитание".

Для советских независимо мыслящих интеллектуалов характерной была тенденция рассматривать сторонников "природы" в названной дискуссии как "хороших парней" (антисталинистов и антидогматиков), а сторонников "воспитания" - как "плохих парней" (партийных функционеров, пролысенкоистов). Эта тенденция еще более усилилась после того, как представители официального марксизма выступили с критикой взглядов Эфроимсона, Нейфаха и Астаурова. Лидером этой группы критиков был Николай Дубинин - человек, сыгравший сложную и неоднозначную роль в истории советской биологии.