мал-малышок

Всякий раз, когда мне приходится бывать в Ле­нинграде, я с особым удовольствием посещаю Бота­нический музей. Первым номером троллейбуса еду я с Невского проспекта до конечной остановки, что на Петроградской стороне, и иду вдоль закованной в гранит Карповки к знаменитому, основанному еще по указу Петра I «Аптекарскому огороду».

Правда, за свой долгий век он претерпел значи­тельные изменения. Не в шутку, а вполне серьезно специалисты между собой иначе его и не называют, как «Ботаническая Мекка», хотя официально совре­менный наследник былого огорода именуется Бота­ническим институтом Академии наук СССР и косит имя выдающегося советского ботаника Владимира Леонтьевича Комарова.

Миновав скромную решетчатую калитку и обо­гнув довольно внушительный главный- корпус (со всемирно известными гербарием и ботанической библиотекой), я прохожу под сводами оранжерей, обра­зующих большой замкнутый прямоугольник, и, нако­нец, останавливаюсь перед небольшим, но весьма вместительным зданием. О его вместительности гово­рит хотя бы тот факт, что здесь представлена вся «зелень мира»!

Трудно, пожалуй, где-нибудь в ином месте столь явственно осознать ключевую роль растений в нашем земном бытии. Именно здесь можно воочию убедить­ся и в необыкновенном многообразии растительности на Земле и в ее величайшей роли в жизни людей на всех этапах их истории.

Не берусь хотя бы бегло рассказать о нескончае­мых богатствах этого выдающегося музея, основан­ного еще в 1823 году. Несколько поколений русских ботаников-путешественников вложили в него свой беззаветный труд. Тщательно обследуя все земные континенты, не оставляя без внимания и, казалось бы, заведомо безнадежную для исследователей фло­ры Антарктиду и глубины водных просторов, они неизменно почитали своей святой обязанностью до­ставлять сюда все самое интересное из встреченного в мире растений. Благодаря им сейчас здесь можно увидеть и авицению, славящуюся необыкновенным, в целых 65 атмосфер, осмотическим давлением, и жи­вотных - морских желудей, обосновавшихся на кор­нях ризофор, не говоря уже о множестве разнообраз­ных растений, удивляющих уже одними только на­званиями: сметанное яблоко, мармеладное дерево, змеиное, леопардово, драконово деревья, деревья кружевные и шерстяные, мыльные и бумажные, ко­каиновый куст... Словом, это надо увидеть своими глазами, а то и «пощупать», хотя, как во всяком музее, такая вольность, конечно, здесь не приветст­вуется.

Многие виды деревьев и иных растений, собран­ных сюда со всех концов света, представлены срезами могучих стволов, различными изделиями из их дре­весины, коры, плодов, листьев. Наконец, многочис­ленными фотографиями, рисунками, гербарными образцами.

За каждым экспонатом скрываются интересней­шие биографии как растений, так и людей, чьи име­на с ними связаны. Не один день потребуется для детального знакомства со всеми выставленными здесь богатствами, тем более что многие из экспона­тов на первый взгляд могут показаться совсем незна­чительными.

Мало кто остановится, к примеру, у небольшого, с тоненьким золотистым стебельком растения-былин­ки, скромно приютившегося на одном из стендов музея. Встретишь где-нибудь в поле такую травку, как бы невзначай слегка потянешь ее «за волосы» - и вот уж и обнажились коротенькие мочки скромной ее корневой системы. Тоненький, голый стебелек-прутик, только у самой вершинки ощетинившийся коротенькими веточками, а пониже их торчат вверх четыре-шесть узеньких, слегка навощенных листоч­ков. Так бы, кажется, и выбросил случайную травин­ку, если бы не удивительно нежные, небесно-голубые ее цветочки.

Говорят, этим-то цветочкам и обязан человек одним из древнейших замечательных своих откры­тий - ткачеству. Ведь речь идет о льне! Неказистый с виду цветок, а попробуй, останься равнодушным перед небесно-голубым ковром цветущего льняного поля! Так и кажется, будто «небосвод перед тобой опрокинулся синий», засверкав бесконечным множе­ством волшебных огоньков.

Чудесен «малышок» в цвету, ничуть не меньше восхищает он (особенно льноводов) во всякую пору. Недаром же они говорят, что «ленок самое красивое растение полей». Вряд ли оставит вас равнодушны­ми неповторимая изумрудная зелень льняных всходов.

Редкая красота цветущего льна приурочена к на­чалу лета, но только в ясное погожее утро цветки льна в полную силу демонстрируют свои достоинст­ва, щедро раскрываясь навстречу солнцу. А понежив­шись всего лишь до полудня, торопливо спешат свернуть лепестки в тугие бутончики. В отпущенные им солнечные часы цветы ждут желанных гостей: насекомых-опылителей. Если же те, где-то задержи­ваясь, не появляются слишком долго, гордые цветоч­ки вполне обходятся и без них. При свертывании в бутончики пыльники и рыльца их, соприкасаясь друг с другом, обеспечивают самоопыление.

По-своему хорош лен и перед уборкой, когда ши­рокое, спокойное его поле из края в край щедро отливает червонным золотом.

Но красота красотой, а кому не известна древ­нейшая и ценнейшая продукция льна, нисколько не утратившая своего значения и в наше время?

Около девяти тысяч лет назад, утверждают уче­ные, в горных областях Индии человек практически использовал изящное растеньице льна, изготовив из его стеблевых волокон первую на земле ткань. Лег­кая, прочная, высокогигиеничная, она скоро вытесни­ла одежду из звериных шкур, а человек, по достоинству оценивший скромного малыша-дикаря, присту­пил к его возделыванию у своего жилища.

Только через две приблизительно тысячи лет примеру индийцев последовали в Ассирии и Вави­лонии. Вскоре все возрастающая популярность льна привела его и в Египет, а уж отсюда он начал успешно завоевывать Средиземноморье и прочно обосновался в Древней Греции и Риме.

Наиболее высокого совершенства культура льна достигла, по всем данным, в Египте

.

Неурожай льна считался там тяжелейшим бедствием, которое расце­нивалось как одна из семи суровых, ниспосланных богами египетских казней». Славился в древности Египет и льняным ткачеством. С восхищением упо­минает Геродот о даре, поднесенном египетским царем Амазисом Афине Родосской - большом сувое тончайшей льняной ткани. Особенно удивляет исто­рика высокое качество полотна: ведь каждая нить в нем соткана из 360 тончайших ниточек.

Кропотливо подсчитывали в Египте дотошные покупатели ниточки и нити в приобретаемых тканях. Лучшая похвала выпадала изделиям, в которых на од­ном квадратном дюйме ткани укладывалось по 150 ни­тей основы и 71 нить утка. Легкие, почти прозрачные льняные ткани египетских ткачей сравнивались с «дет­ским дыханием» и ценились на вес золота. Так и про­давали их, положив ткань на одну чашу весов, а про­тивовесом на другой чаше были золотые слитки.

Всемогущие верховные жрецы Египта пользова­лись одеждами только из льняных тканей, а сам лен в этой стране издавна почитался как символ света, чистоты и верности. «Чистейшее из растений, - пи­сал римлянин Апулей, - один из самых лучших пло­дов земли, употребляется не только для верхнего и нижнего облачения благочестивых египетских жре­цов, но и как покров для священных предметов».

Целиком завоевав монополию почти во всех вос­точных культах, льняные ткани сохранили за собой привилегированное положение и в христианской ре­лигии. Блестяще выдержали они и не менее серьезное «мирское» испытание временем. Убедительное свиде­тельство тому - облачения на мумиях, обнаружен­ных в египетских саркофагах и других захоронениях. Без сколько-нибудь серьезного ущерба они устояли перед тысячелетиями. Полностью сохранили свою прочность и упругость тончайшие льняные бинты, ко­торыми были обернуты мумия Нефера, жившего около пяти тысяч лет назад, и мумия итальянской восьмилетней девочки, умершей 1800 лет назад.

Ученым удалось установить причину такого дол­гожительства льняных бинтов и других изделий древ­них ткачей. Оказывается, они сохранились благодаря не допускающему гниения кремнезему, содержаще­муся в волокне. Но отчего кремнезем накапливается во льне - до сих пор загадка.

До нас дошло и немало великолепно сохранив­шихся древних рукописей, бумага которых была из­готовлена из льняного сырья.

- То ли благоприятны были в те времена условия выращивания льна, - теряются в догадках специали­сты, - то ли высокое искусство обработки волокна и его прядения обеспечили такой успех.

К сожалению, до наших дней не сохранился секрет исключительного мастерства древних египтян в про­изводстве льняных тканей. Утерянный еще во времена упадка египетской культуры, он и сейчас занимает умы многих специалистов. Даже в странах, добив­шихся самых высоких результатов в возделывании и переработке льна, все еще не умеют получать тка­ней, которые изготовляли в стране пирамид.

Вслед за Египтом в древности славилась высоко­развитым льноводством и страна золотого руна - Колхида, где производилось широко известное в Элла­де и по всему Востоку «сардинское полотно». Древ­ним грекам, позаимствовавшим культуру льна из стран восточного Средиземноморья, очень нравились «белые, отделанные пурпуром одежды», воспетые Гомером. Они же приспособили льняные ткани под паруса.

Вначале нашей эры возделывание льна получи­ло значительное развитие в Риме: оттуда его заим­ствовали кельтские и другие племена, населявшие далекие европейские окраины Римской империи. Здесь, а затем и в Восточной Европе, льняная одеж­да становится достоянием простонародья, тогда как на Востоке и особенно в Египте и Риме она была уде­лом лишь зажиточной знати.

Любопытно, что в швейцарских свайных построй­ках, возведенных еще в каменном веке, также найде­ны стебли льна с коробочками его плодов, остатки пищи со следами льняных семян, а также обрывки льняных нитей, тканей или изготовленных из волокон льна сетей. Обнаружены древние следы льна и в Ис­пании. Ученые склонны относить как швейцарские, так и испанские находки не к однолетнему культур­ному льну, возделывающемуся ныне, а к его много­летнему узколистому родичу, дикорастущему и сейчас на обширной территории от Канарских островов до Урала. Некоторые исследователи, однако, считают, что как раз от него и происходит наш культурный однолетний лен, который, к слову сказать, в диком состоянии теперь нигде не обнаружен.

Веревка из льна

Очень древние следы оставлены льном и в нашей стране. Они обнаружены в остатках жилищ, возве­денных в Поднепровье около 5000 лет тому назад. А донесли их до нас отпечатки льняных стеблей, семян, веревок и пряжи, хорошо читаемых археолога­ми, на гончарной посуде и глинобитных «полах» (об­жигавшихся, подобно современному кирпичу) в хи­жинах поселенцев трипольской культуры. О льносеянии в Причерноморье и Приднепровье рассказывает Геродот, путешествовавший там еще в V веке до на­шей эры.

«Страна скифов (так греки называли народы, жившие в пределах современной Украины), - писал историк, - производит хлеб, чечевицу, лук, чеснок, лен...»

Арабский ученый Ибн-Фадлан, посетивший в на­чале X века Поволжье, восторгался красотой белых льняных одежд тамошних славян. В почете был лен и в Киевской Руси. Летописец Нестор подробно рас­сказывает в своей «Повести временных лет» об обра­ботке печерскими монахами льна на пряжу и полот­но и об использовании льняного масла для освещения в лампадах.

В Древней Руси посевы льна занимали много ме­ста на обширных монастырских землях, благо доход­ную отрасль поддерживали княжеский двор и церковь. Предприимчивые служители утвердившейся христианской религии не преминули даже ввести спе­циальный день «Святой Параскевы-льняницы». При­урочивался он ко времени завершения льняной стра­ды: на 28 октября. Чтущие бога простолюдины, льно­воды, усердно трудившиеся целый год, могли в празд­ник приносить в церковь льняные «первинки для при­клада».

Идут века, и голубые поля на Руси все ширятся, все более распространяются по новгородским, псков­ским, вологодским землям... Древние строители Пскова и Новгорода находят новое применение льну, добавляя его волокна в строительные растворы, «дабы камень тканей лучше соединить».

В XVI веке возводится первая в России канатная фабрика, процветает льняная торговля, достигая через Нарву и Архангельск Западной Европы, зарождается слава знаменитого льняного полотна из подмосковной Кадашевской слободы.

Обретает лен и передовую для своего времени агротехнику. Опыт подсказал, что предпочтительно сеять его первым на гарях выжженного леса, «на ля­дах, секах, палениках». При этом лен и «родится луч­ше и волокно дает плотное».

Очень прибыльное льняное дело привлекает и «де­ловых людей» и высокую знать, не минуя самого царя. Немалую известность приобретает обширный и доходный льняной двор царя Алексея Михайловича в Измайлове (по словам современников, сплошь ус­тавленный амбарами для мытья, трепания и хранения льна), приносивший царской казне большие доходы.

Впрочем, льну обязаны своим появлением не толь­ко одноименные «льняные» дворы, но и целые посе­ления. Так, в Москве, например, до сих пор сохрани­лись Хамовники, хранящие память о былых «хамовных слободах», специализировавшихся на изготовле­нии льняных тканей.

В те отдаленные времена были сделаны и первые, хотя и неудачные, попытки обрабатывать лен с по­мощью простейших машин.

Петр I специальным указом поощрял «размножение льняного промысла», «льняная Русь», не всегда в до­статочной мере обеспечивая себя, все больше работа­ла на вывоз. «...От этой тоненькой травинки, - писал Глеб Успенский, - в полной зависимости человек, огромный мужик с бородой, с могучими руками и быстрыми ногами».

Тяжело доводилось мужику, растившему лен, но во сто крат тяжелее было «бабье льняное дело». Женщи­ны полностью выносили на себе изнурительную убо­рочную страду, когда приходилось тянуть, таскать, те­ребить своего кормильца. Нечеловечески трудной была работа в густом облаке пыли, когда на суровом русском морозе доводился лен женскими руками до кондиции.

- Вспомнить и то тяжело, - говорят наши жен­щины, с лихвой хлебнувшие горя от былой льняной технологии.

Хотя и теперь остался лен в разряде трудоемких культур, но в годы Советской власти за него, как говорится, взялись всем миром. Тысячи агрономов-льно­водов выпускают на колхозные поля наши сельскохо­зяйственные институты, десятки разнообразных «льняных» машин придумывают конструкторы, серию новых, лучших сортов выводят селекционеры на спе­циальных опытных станциях. Над многими проблема­ми этого скромного растеньица «колдуют» ученые Всесоюзного научно-исследовательского института льна, обосновавшегося в льняной столице нашей страны - городе Торжке.

- Лен и химия - не враги, а друзья, - говорят льноводы, и ткачи, и ученые.

Нельзя усомниться в справедливости этих слов, если льняная нить чудесно и скоро ужилась с лавса­ном и многими другими химическими волокнами на­шей синтетики. Льняная же древесина и костра, слыв­шие раньше отходами, как теперь выяснилось, напо­ловину состоят из чистейшей целлюлозы, ценность ко­торой для химии, надеемся, не нужно доказывать. Наши чехословацкие друзья уже производят из все той же костры чудесные костроплиты, замечательный материал для великолепной мебели.

Вот вам и лен! Ему, пожалуй, в пору теперь потя­гаться и с богатырем лесом. А ведь единственным ис­точником всех его значительных качеств является... стебелек!

Присмотримся к этой части скромного растеньица. Если стебелек разрезать, то можно убедиться, что внутри он полый, а стенки его в месте разреза сплошь пронизаны волокнистыми нитями. Это и есть волокна, которые составляют его основное достоинство. Взгля­ните на них под микроскопом, и вы увидите клетки - довольно толстые и, главное, очень длинные (до 4 сан­тиметров каждая). Словно хорошо отточенные с обе­их сторон и собранные в пучки карандаши, плотно соединены они заостренными концами друг к другу. Эти скрепленные между собой клетки лубяных воло­кон и обеспечивают необычную для растительных тканей прочность.

Такие волокна - специалисты называют их эле­ментарными - составляют 20-30 процентов всей мас­сы льняного стебля. Соединяясь по длине в лубяной пучок, элементарные волокна образуют техническое волокно. Чтобы получить самые прочные и тонкие ткани, приходится отбирать техническое волокно с наиболее длинными, ровными, тонкими и прочными лубяными пучками. Отсюда и стебельку льна надле­жит быть по возможности длиннее, с небольшим ко­личеством разветвлений, желательно лишь у самой вершинки. Все это обеспечивается многими условия­ми: и сортностью льна, и быстротой его роста, и ме­тодом выращивания, и временем уборки... Не безраз­личны для качества волокна и способы отделения его от плотно связанных с ним иных частей стебля: коры и древесины-костры.

Словом, «каково волокно, таково и полотно» - кратко резюмирует народная пословица многообразие требований, предъявляемых при выращивании и обра­ботке льна.

Качество волокна принято обозначать номером, выражающим соотношение его длины к весу. Так, килограмм льняного волокна, из которого можно изгото­вить десятикилометровую нить, обозначается номе­ром 10. Лучшие наши волокна носят номера 20, 24, 26, а иногда и 40, 44. (Древние египтяне, унесшие свой пока еще не раскрытый льняной секрет, получали во­локна достоинством около 200-го номера!) Правда, и наши предки-льноводы успешно растили высоко­номерные волокна, из которых русские мастерицы соз­давали знаменитые почти невесомые кружева-блонды. Восхитительные кружевные узоры, заимствованные у мороза, приходилось создавать в сырых, холодных подвалах, ибо только при повышенной влажности тон­чайшие нити сохраняли необходимую прочность, легко обрываясь в сухом, теплом помещении.

Будем надеяться, что нашим ученым-льноводам все-таки удастся со временем разгадать древние ткаческие тайны льна-долгунца. Именно такое имя носит основной поставщик ткаческого сырья, и как раз о нем все время шла речь. Ботаники, правда, кроме прядильного льна-долгунца, различают еще и маслич­ные льны, обжившие теперь на земном шаре около пяти с четвертью миллионов гектаров.

В нашей стране в наибольшем почете прядильный лен-долгунец: он ежегодно высевается на площади до 2 миллионов гектаров. Поля льна-долгунца в Ка­лининской области своей площадью не уступают его посевам во Франции, Англии, Бельгии и Голландии, вместе взятым. Даже Украина (как известно, по этой культуре далеко не ведущая в нашей стране респуб­лика) выращивает урожай, обеспечивающий более 37 миллионов метров льняных тканей.

Ботаники дали льну-долгунцу название - «лен самый обыкновенный». Долгунцом его зовут и за во­локно, более длинное, чем у других льнов, и за бога­тырский рост: он достигает полутора метров высоты в отличие от низкорослых льнов-кудряшей и других собратьев.

Плод долгунца - это пятигнездная семенная ко­робочка. Бытует поверье, что русские витязи заимст­вовали форму своих шлемов именно от миниатюрных льняных плодиков. В каждом из пяти гнезд коробочки (иногда, впрочем, их бывает и три, а то и семь) заключено по два маслянистых семени.

Значит, лен-долгунец можно возделывать и на во­локно и на масло. В нашей стране как раз зафикси­рован мировой рекорд выращивания льна на «два фронта». Льноводы звена II. Г. Осипова из подмос­ковного колхоза «Дружба», обеспечив хороший сбор льна на волокно (11,4 центнера с гектара), намолоти­ли с растений этого же поля и рекордное количество семян - 16,3 центнера с гектара. Однако для полу­чения семян на масло растят преимущественно короткостебельные, ветвящиеся и более богатые коробоч­ками льны-кудряши.

Пользуются люди не только стеблями и семена­ми, но также и красотой льнов, культивируя их как цветочные растения. Особенно любят цветоводы деко­ративные формы с крупными небесно-голубыми цвет­ками, обживающими цветники наших городов и сел. Красотою с ними может соперничать лен-альбинос, обнаруженный экспедицией академика Н. И. Вавило­ва в Центральной Азии, и редкостный низкорослый лен с привлекательными красными цветками. Снежно-бе­лые и ярко-красные формы льнов очень гармонируют с цветками своего старшего голубоглазого брата.

...«Малыш-малышок в сыру землю зашел, синю шапку нашел» - славили лен на Руси в старину, а умудренные жизнью люди и теперь говорят: «Мал ма­лышок, да дорог!»