Глава третья

Стратостат плавно стремился в предрассветное небо. И оно словно раскрывалось перед аэронавтами - становилось выше, светлее и шире.

"Ну вот и позади земные заботы", - подумал Пиккар. Он посмотрел на Кипфера. Тот по-прежнему был возле иллюминатора. Взгляды их встретились, и они улыбнулись друг другу.

И в эту в минуту в гондоле раздался высокий, не прекращающийся ни на мгновение звук, похожий на свист. Пиккар сразу понял: выходит воздух. Но где? В каком месте? Видимо, там, где выходит наружу изолятор электрозонда - та самая кварцевая трубка, которая разбилась, когда гондола упала с тележки.

Отверстие надо срочно закупорить - давление в кабине стремительно падает. Вместе с Кипфером они стараются приладить пробку, закрывающую отверстие в трубке, но безуспешно: свист становится все сильнее и сильнее.

- Высота - четыре тысячи метров, профессор, - произнес Кипфер, наклонившись к приборам. - Давление за бортом и в гондоле сравнялось.

- И зачем, в сущности, у нас закрытая гондола, - усмехнулся Пиккар, - если давление снаружи и в ней одинаково. Придется заделывать щель вазелином и паклей.

Эту смесь - просто так, на всякий неожиданный случай - он приготовил еще на земле. Задолго до старта он подумал, что, если где-нибудь в гондоле появится щель и воздух на высоте начнет из нее вытекать, внутреннее давление запрессует вазелин с паклей в щель и плотнее ее закупорит. Так должно быть. Но как будет на самом деле?

- Если сейчас гондола не станет герметичной, - сказал Пиккар, - нам придется открыть выпускной клапан и спуститься, чтобы не задохнуться. - А сам подумал: "Прекрасная была бы история. Столько усилий, и зря. И столько людей, которые верили в этот полет и ждали его вместе со мной".

Они не знали еще, что в этот момент при всем желании им не удалось бы спуститься: клапан, открывающий выход газу из оболочки, бездействовал. Им оставалось только одно: любой ценой заделать отверстие.

Для большей уверенности Пиккар заклеил отверстие зонда изолирующей лентой, а потом - своей "фирменной" замазкой.

Оба замолчали, прислушиваясь, не выходит ли воздух. Звук стал гораздо слабее, но воздух из кабины еще просачивался. Пиккару было очень неудобно работать лежа: отверстие находилось под столом, почти у пола.

Давление в кабине падало. Не так быстро, как раньше, но падало. Пиккар повернул вентиль у баллона с жидким кислородом и вылил немного жидкости на пол. Прямо на глазах кислород испарился. Давление в гондоле чуть поднялось.

Пиккар взглянул на Кипфера. Тот сосредоточенно возился с приборами, которые вылетели из своих гнезд еще на земле, когда упала гондола. Кипфер их поднимал, заботливо осматривал со всех сторон и водворял на прежнее место.

Профессор снова принялся за эту треклятую щель. Смеси он приготовил достаточно - ее хватит, за это он не боялся, но сможет ли она надежно закупорить щель...

Лежа в неудобной позе под столом, он вновь прислушался. И облегченно вздохнул. Свист прекратился. Стало поразительно тихо.

Никогда в жизни он не слыхал такой тишины. И никогда в жизни тишина не была столь желанной...

- Профессор! Высота 15 500 метров. - Кипфер замолчал на мгновение и, уже не в силах сдержать свою радость, взволнованно произнес: - Мы в стратосфере!

Пиккар посмотрел на часы. Стрелки показывали 4 часа 25 минут. Всего за двадцать восемь минут... Но Пиккар шел к этой высоте всю свою жизнь. И на всю жизнь он запомнит эти минуты, когда человеку впервые открылось фиолетовое, почти черное небо.

Они были по-настоящему счастливы в это мгновение.

Но некогда было наслаждаться прекрасным зрелищем, которое приготовила им стратосфера. Они поднялись сюда, чтобы работать. Вот как он сам говорил о цели полета: "...Наблюдения, произведенные на воздушном шаре, показали, что на высоте от 4000 до 9000 метров проводимость газов увеличивается. Это побудило физиков к созданию новой гипотезы, нового объяснения явления - к предположению о действии космических лучей, зарождающихся в мировых пространствах. Для расширения наших познаний в данной области я и решил подняться в стратосферу".

В физике тогда не было, пожалуй, ничего более интересного и загадочного, чем космические лучи. О них знали немного. Знали только, что они возникают где-то в невообразимых далях вселенной и пронизывают земную атмосферу и даже толщу земли. Кажется, нет силы, способной их удержать. Но вот что заметили: чем больше высота над землей, тем интенсивней эти лучи. Конечно, для того чтобы раскрыть их природу, понять наконец, что же это такое, нужно встретить лучи выше, пока не иссякла их сила, пока они еще не рассеялись от бесконечных столкновений с атмосферными атомами.

Пиккар подсчитывает: там, где давление воздуха в десять раз меньше нормального - на высоте шестнадцати километров, космические лучи во много раз меньше сталкиваются с атомами атмосферы, и, значит, именно на этой высоте их свойства полнее. Они там должны быть почти такими же, как в космосе, на их долгом пути к Земле. Вот почему профессор Огюст Пиккар ставит перед собой конкретную цель: поднять приборы на высоту 16 тысяч метров, измерить интенсивность космических лучей, проследить их направление и посмотреть, сможет ли свинцовый лист остановить эти лучи. И еще он хотел доказать: для достижения авиацией больших скоростей нужна большая высота.

У него был только один путь для доказательства: подняться самому в стратосферу. Тогда уже были шары-зонды, способные подняться на такую высоту, но не было приборов-автоматов, на точность которых Пиккар мог бы вполне положиться."

Ему говорили: "Это невозможно, профессор! Человек не может жить в стратосфере из-за малого давления воздуха, и вы это прекрасно знаете!"

Он отвечал: "Это так. Но можно подняться в воздухонепроницаемой гондоле".

Ему возражали: "Да вы в ней просто-напросто задохнетесь!"

Он объяснял: "В гондоле можно поддерживать почти нормальную атмосферу..."

С ним не соглашались: "Нет, это утопия".

Позже, оглядываясь на длинную вереницу прожитых лет, он напишет: "То, что теперь для нас элементарно, тогда казалось утопией. Единственным возражением, которое выдвигали против меня, было: почему все это до сих пор не существует? Как много раз приходилось мне слышать соображения такого рода!"

Скептиков тоже можно понять: слишком жестоко расплачивался человек за попытку перейти рубеж атмосферы. Чудом спасаются англичане Глейшер и Коксуэлл в 1862 году, поднявшись на высоту 11300 метров. Правда, сам факт достижения такой высоты и сейчас у многих вызывает сомнение. Один из аэронавтов долгое время был без сознания, другой зубами тащил веревку маневрового клапана, чтобы выпустить газ. Потом трое аэронавтов - Гастон Тиссандье, Сивель и Кроче-Спинелли - предприняли отчаянную попытку достичь большой высоты. В живых остался лишь Тиссандье...

Сомнений не оставалось: в верхних слоях атмосферы человек жить не может. Он рожден на земле и уготован для жизни на земле. Но человек потому и стал человеком, что не захотел исполнять эту убогую роль. Он посмотрел на звезды, и его потянуло в небо. Он увидел море, и ему захотелось познать глубину.

Пиккар пришел к идее герметичной кабины совершенно самостоятельно. Его идея была и дерзкой, и неожиданной для всех, кто впервые слышал об этом. Пиккар не знал, что за много лет до его рождения в далекой России великий химик Д. И. Менделеев предложил эту идею. Он не знал, что Менделеев, презрев скептицизм окружающих, сам поднимался на шаре и в полете производил измерения. В одном из своих трудов Менделеев писал: "...прикреплять к аэростату герметически закрытый, оплетенный, упругий прибор для помещения наблюдателя, который тогда будет обеспечен сжатым воздухом и может безопасно для себя делать определения и управлять шаром". Судя по всему, Пиккар никогда не читал этих строк.

Он первым построил такую гондолу. И он же первым поднялся в ней в стратосферу. Как-то уже в старости Пиккар произнес такие слова: "Для того чтобы добиться успеха, нужны были три специалиста: физик - чтобы дать идею, инженер - чтобы воплотить ее в жизнь, и пилот - чтобы поднять воздушный шар в воздух. Я владел одновременно этими тремя профессиями. Именно мне нужно было взяться за дело. И я довел его до конца".

Он принялся конструировать гондолу и оболочку. Ясно, что гондола должна быть сделана из легкого металла и иметь форму шара. Во-первых, такая форма дает при данном объеме наименьшую поверхность, а это выгодно: кабина будет легче. Во-вторых, сферическая гондола, исходя из законов физики, с большей надежностью выдержит разницу в перепаде давления воздуха. В кабине-то давление в десять раз будет сильнее, чем за бортом.

Потом он сел рассчитывать оболочку. В первый момент он сам удивился ее размерам: она должна вместить 14130 кубических метров газа, а на высоте шестнадцати километров, когда газ расширится и займет весь объем оболочки, ее диаметр станет равным тридцами метрам. Двенадцатиэтажный дом- башню можно было бы упрятать внутри такой оболочки.

И вновь находились люди, волей-неволей пытавшиеся поселить в нем сомнение. Внимательно слушая все его доводы, в недоверии покачивали головой, иногда говорили: "И все же вряд ли у вас это получится". Он отвечал: "Я уверен в своих расчетах!"

Ему говорили: "Расчеты расчетами, но дело здесь в принципе: свободный аэростат - игрушка ветров; какой цели он служит? Его даже нельзя направлять по желанию".

И он, расчетливый практик, трезвый, сознательный рационалист в работе, которую делал, отвечал так, как мог ответить только романтик: "Но должна ли действительно каждая вещь быть практически полезной? Свободный аэростат служит свободе, наблюдательности, прогрессу, возвышению души. Не достаточно ли этого? Мы, воздухоплаватели, высоко ценим свободный аэростат". И добавлял, улыбаясь: "Кто осудил бы кофейную мельницу за то, что она не может шить? Кто обвинил бы швейную машину за то, что она не способна молоть кофе? Всякая вещь, выполняющая свое назначение, хороша сама по себе".

Он-то знал, какое назначение должен выполнить шар.

Теперь ему нужно было достать деньги. Что поделаешь - такова проза жизни. Прошли времена, когда можно было сделать открытие, нацелив нехитрую трубу на звездное небо или склонившись над простеньким микроскопом, на предметном столе которого всего лишь капля воды. В XX веке инструменты научных исследований стали дорого стоить. И стратостат для Пиккара был как раз таким инструментом.

Можно считать, что тут ему повезло. Он пишет в бельгийский Национальный фонд научных исследований письмо с просьбой предоставить кредит на строительство стратостата. И обстоятельно описывает задачи полета. Пиккар подсчитал, сколько нужно: 400 тысяч бельгийских франков, и он их получил. Свой будущий стратостат он обещает назвать ФНРС - по первым буквам названия фонда, и сдержал свое обещание.

Гондолу и оболочку делали в разных местах: гондолу - в Бельгии, в Льеже, а оболочку - в Германии, в Аугсбурге. Шли последние месяцы 1929 года.