Мир прозрачен

Павлу Кондратьевичу Ощепкову пятьдесят восемь лет. Человек он сдержанный. Говорит неторопливо. Не увлекается. Многое знает наперед. Эту сдержанность легко понять, если отворить изнутри дверь его кабкнетика, выйти в коридор и прочитать единственное слово, начертанное многотиражным способом на синем стекле: "Директор"...

Кабинет не очень похож на директорский. В нем нет расстановки буквой "Т", а единственный стол совсем не блистает той идеальной упорядоченностью и пустотой, которая свойственна столам администраторов. Книги Рукописи. Статьи, И тут же проекты приказов, и сами приказы, а в сейфе - печать, и в среднем ящике официальные бланки: "Институт интроскопии"...

"Интроскопия" - означает внутривидение, видение внутри непрозрачных тел. И слово это, и институт, и само научное направление - создание Павла Кондратьевича...

Путь его к этим идеям был нетороплив, своеобразен, и начинался он с вещей, вроде бы никакого отношения к интроскопии не имевших...

В 1934 году в журнале "Противовоздушная оборона" была напечатана статья 26-летнего инженера под названием "Современные проблемы развития техники противовоздушной обороны". Автор статьи П. Ощепков подробно рассматривал достоинства и недостатки различных методов обнаружения самолетов

Так, впервые в мировой прессе была описана общая схема радиолокации... Мы теперь умеем описывать эту схему хорошо построенными, более четкими, да и, наверное, более правильными словами. Не надо только забывать, что с того времени прошло более тридцати лет. Тогда, в середине 30-х годов, военные парады на Красной площади украшали слуховые установки войск ПВО. 4 мая 1934 года "Правда" писала о первомайском параде в Москве: "Замыкая мотомеханизированные части, идут грузовики с зенитными пулеметами и орудиями, звукоуловителями и прожекторами". Зрителей поражало причудливое переплетение слуховых рожков, их величина, изысканная замысловатость их формы, столь напоминающая вырождающийся архитектурный стиль, что-то вроде технического рококо...

Сложность этих акустических установок не была обманчивой. Техническая идея, которая исчерпала свои возможности, всегда поражает именно головоломной сложностью, почти алогичностью решений.

Рядом с этой изощренностью идея ОщепкоЕа была куда как проста. В сущности, с самого начала открытия электромагнитных волн стало известно, что они отражаются от металлических поверхностей, как луч света от зеркала. Ведь видимый свет тоже электромагнитная волна, только длина ее очень мала - несколько десятых долей микрона. Оттого-то Павел Кондратьевич и писал в своей статье про луч электромагнитных волн и оговаривал, что волны эти должны быть непременно короткими либо ультракороткими, чтоб больше походить на световой луч, чтоб лучше отражаться.

И первая экспериментальная установка, которую успешно испытали 11 июля 1934 года, как раз и работала в почти не освоенном тогда диапазоне УКВ.

В таком диапазоне работает и современный локатор.

Это достижение было понято и оценено тогда же, немедленно.

Еще во время первой встречи с Павлом Кондратьевичем в 1933 году Михаил Николаевич Тухачевский тут же вслух сопоставил скорость света и скорость звука. Если самолет находится в десяти километрах от наблюдения, то звук работающего мотора пройдет это расстояние за 30 секунд. За те же 30 секунд при скорости, равной всего половине скорости звука (а это 600 километров в час - скорость самолета ИЛ-18), самолет может отклониться в любую сторону от курса на пять километров. Между тем электромагнитная волна с ее невероятной, самой большой в природе скоростью - 300 тысяч километров в секунду - достигнет самолета и, отразившись от него, придет к наблюдателю всего за 1/15000 секунды.

Следовательно, получив такой сигнал, мы узнаем не то место, где самолет был 30 секунд назад, а точку, где он фактически находится сейчас, в данный момент. Ведь за пятнадцатитысячную секунды даже современная космическая ракета успевает сместиться всего на 50 сантиметров...

Не правда ли, подсчеты, которые делал в 1933 году Михаил Николаевич Тухачевский, вроде бы свидетельствуют о неоспоримых преимуществах радиолокации?

Но это лишь первое впечатление. Преимущества радиообнаружения были тогда вполне оспоримы. И очень легко. Когда хлопаешь в ладоши и ловишь эхо, отраженное от стены, всегда стараешься, чтобы хлопок был покороче, порезче, чтоб звук не успел слиться со своим собственным отражением.

Когда имеешь дело с радиоволнами, проходящими свой путь за десятитысячные доли секунды, "хлопок" должен иметь ничтожно малую длительность, не более стотысячной, а еще лучше миллионной доли секунды. Только тогда удастся надежно отделить эхо от основного сигнала и, таким образом, измерить расстояние до самолета...

А генератор столь коротких импульсов еще не существовал.

Вот почему установка, сконструированная Павлом Кондратьевичем, позволяла лишь определить присутствие самолета в воздухе, но не его курс или координаты: так в тумане угадываются контуры здания, хотя не знаешь, рукой до него подать или надо еще идти и идти.

Существовало и другое сомнение: ко времени ли эта работа? Потолок лучших самолетов был в 1934 году не более 7 тысяч метров. Максимальная их скорость составляла 200 километров в час, то есть в шесть раз меньше скорости звука.

Надо было отлично чувствовать перспективы развития авиационной техники, чтобы в первоочередные задачи зачислить работы по обнаружению самолетов, которые еще не летали, а может быть, и не проектировались.

Михаил Николаевич Тухачевский обладал такой проницательностью. Изобретению, казалось, была уготована счастливая судьба. Но от 7 октября 1934 года Михаилу Николаевичу Тухачевскому жить оставалось меньше трех лет, а Сергею Мироновичу Кирову - всего семь недель...

Срок этот слишком небольшой. Фундаментальные изобретения зреют дольше... Между тем с августа 1937 года Павел Кондратьевич вынужден был не по своей воле прервать работу на десять лет. Опыты его были малоизвестны. Поэтому прекращение их оказалось незамеченным широкой советской общественностью...

А на Красную площадь по-прежнему торжественно выезжали слуховые трубы ПВО, журналисты посвящали им вполне искренние и длинные статьи, а фотографы - отличные глянцевые фотографии... 4 мая 1938 года газеты писали о первомайском параде в Ленинграде: "Сверкая гигантскими зрачками, прошли на машинах прожекторы. Чуткие слухачи повертывали свои зеленоватые трубки - звукоуловители"...

В 1947 году Павел Кондратьевич вернулся к работе, дорога, которую он избрал десять лет назад, оказалась пройденной до конца.

Локатор стал реальностью. У нас в стране появились новые талантливые исследователи, чьим коллективным трудом и была создана отечественная радиолокация.

Что тут было предпринять бывшему пионеру локации?

Неужто менять специальность?

Так бы и пришлось, вероятно, поступать, не будь интерес Павла Кондратьевича к радиолокации столь глубоким и разносторонним, столь лишенным узкоутилитарного подхода, который почему-то всегда считался уделом изобретателей.

В своей первой работе о перспективах радиолокации Павел Кондратьевич уделил внимание не только обнаружению самолета, но и тому, как преобразовать невидимое электромагнитное эхо в видимое изображение. Как известно, наш глаз способен воспринимать лишь те электромагнитные волны, длина которых простирается от 0,4 до 0,8 микрона. Вся остальная шкала электромагнитных излучений от гамма-лучей до длинных радиоволн не воспринимается. Успехи телевидения после второй мировой войны показали, что задача передачи ультракоротких радиоволн на расстояние и преобразования их в видимое изображение в общем разрешима. И тут, разумеется, сама собой возникла задача перевода излучений других диапазонов и других видов в видимую область спектра.

Видение в инфракрасных лучах, изображение в ультрафиолете, просвечивание гамма-лучами... Вот какие вопросы стояли после войны на повестке дня. Так что Павлу Кондратьевичу не пришлось менять веры. Он сконструировал инфракрасный микроскоп; научился по-новому "просвечивать" стальные изделия гамма-лучами; разрабатывал методику магнитного видения внутри объемов и положил много сил, чтобы "приручить" ультразвуковые волны. Тут открывался удивительный мир. Металлическая деталь оказывалась прозрачной, как стекло, для гамма-лучей, а обыкновенное оконное стекло непроницаемым, как металл для далекого инфракрасного излучения. Но самое главное состояло вот в чем: в природе не оказалось тел, которые не были бы прозрачны в той или иной области спектра... Это означало, что наш плотный, малопроницаемый мир в общем прозрачен, что видение внутри "непрозрачных" тел - интроскопия - задача вполне разрешимая.

Так постепенно был создан институт интроскопии. Директором, понятно, стал доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники Павел Кондратьевич Ощепков...

Там, в лаборатории института, мне впервые удалось заглянуть в окуляр интроскопа.

Основой интроскопа является универсальный электронно-оптический преобразователь, изобретенный Павлом Кондратьевичем и созданный коллективом института. Этот преобразователь способен осуществить давнюю мечту физиков: преобразовывать излучения любой длины волны в видимое изображение. С помощью одного из интроскопов я видел монеты, упрятанные в баночку с совершенно непрозрачной жидкостью. Я видел их так хорошо, что мог прочитать год выпуска и разглядеть в подробностях узор герба.

Потом показали границу дырочной и электронной проводимости в полупроводнике и даже грозились снять с меня со временем термограмму. Термограмма - это контрастный снимок в инфракрасных лучах, он позволяет определить ничтожное повышение температуры участка кожи, под которым еще только начинается воспалительный процесс. По-видимому, ей предстоит в медицинской диагностике популярность не меньшая, чем та, которой обладают сейчас лучи рентгена..

Медицина и металлургия, производство полупроводников и кибернетическое моделирование - словом, самые неожиданные отрасли науки нуждаются в услугах вновь созданного института...

В своей автобиографии Норберт Винер писал: "Я вытянул счастливый жребий: проблемы, волновавшие меня в юности, так же как большинство вопросов, которые я поднял, начиная свою научную деятельность, до сих пор не утратили остроты..."

Эти слова в полной мере можно отнести к разностороннему творчеству Павла Кондратьевича Ощепкова, одного из самых активных изобретателей нашей страны.

В сущности, Павел Кондратьевич является изобретателем смешанного типа, изобретателем-ученым. Ощепков-ученый помогает Ощепкову-изобретателю решать задачи на основе самых общих, самых фундаментальных закономерностей данного явления^ Это обеспечивает его работам широкую актуальность, о которой так прозорливо писал Михаил Николаевич Тухачевский, и долговечность, измеряемую десятками лет. Ощепков-изобретатель помогает ученому выражать свои идеи в предельно конкретной, четкой и технически, точнее говоря, технологически грамотной форме...

Ощепков не вполне обычный директор: подчиненные ожидают от него не только ценных указаний, директивного "цеу", но и реальной творческой помощи, а иногда и оригинальных идей.

Вот он и дожидается конца "текучки", того момента, когда истекают его функции администратора, когда институт, где у всякого есть к нему дело, наконец опустеет и можно будет остаться одному и свободно ходить по всем лабораториям, не опасаясь, что тут же набегут сотрудники, затормошат, отвлекут от самых нужных, но пока еще не очень оформленных и потому чрезмерно хрупких мыслей. Никого в институте, кроме него и еще трех человек, глядящих сквозь портретные стекла на столь знакомую им картину... Вот Абрам Федорович Иоффе, который страстно боролся за возвращение Павла Кондратьевича к работе, вот давний доброжелатель академик Бардин, вот сослуживец и друг, один из создателей легендарной "катюши" Иван Исидорович Гвай, красивый и победоносный, в мундире, при орденах...

Мир прозрачен

Тут, в этом молчаливом общении, и рождаются идеи, которые на другой день идут в дело.

Бывает, что они тут же приносят ожидаемый успех; бывает (и это чаще), что обнаруживаются новые затруднения, новые неясности. И снова директор остается к концу дня один на один с тем, что не подчиняется никаким указаниям, приказам и директивам: с природой вещей... Впрочем, бывает и так, что уединиться не удается, что ответственное решение нужне принимать тут же, на месте, сию минуту. Эти мгновенные "изобретения" особенно восхищают сотрудников Павла Кондратьевича. Они поражают своей неторопливой зрелостью, основательностью, прочностью, неповторимой "ощепковской" манерой.

Все вещи, придуманные Павлом Кондратьевичем, будь это универсальный преобразователь, миниатюрный фотоумножитель или ирригационная машина, поражают необыкновенной оригинальностью, единственностью решений...

Работникам института интроскопии запомнился такой случай: принесли как-то письмо. Адрес был такой: "Москва - Ощепкову".

На конверте стояла пометка Мосгорсправки: "Ощепков в Москве один"...