До красоты ли?

"Не полетит..."

Несколько лет назад на техническом совете завода, марка которого известна всему миру, произошел такой случай. Обсуждалась модель машины, предложенная рационализаторами. Машина всем понравилась: и остроумной идеей, и хорошей кинематической схемой, и интересным конструктивным решением. Создатели машины, смущаясь и краснея, выслушивали на редкость единодушные комплименты. И вдруг постоянный консультант завода, старый профессор, убежденно заявил:

- Вот здесь машина сломается, - и показал на один из узлов.

Ведущий конструктор возразил:

- Этого не может быть, детали хорошо рассчитаны.

Но профессор настаивал:

- Здесь машина сломается.

- Да с чего вы взяли?

- Какая-то некрасивая, нескладная она у вас в этом месте, - сказал профессор.

Признаться, многие из присутствующих только улыбнулись профессорскому доводу. Машину порешили строить. Но прошло время, и на завод, одна за другой, стали поступать рекламации. Почти все они содержали жалобу на узел, о котором шла речь на техсовете. Пришлось срочно менять его конструкцию.

Или другой случай. Однажды, проходя по аэродрому, Андрей Николаевич Туполев заинтересовался только что выпущенным из сборочного цеха опытным самолетом. Осмотрев машину, Туполев заметил сопровождавшему его инженеру: "Не полетит..." И самолет действительно не полетел.

Какие же огрехи успел различить в машине глаз опытного конструктора? Не увидел ли он в самолете ту же нескладность, если можно так выразиться, "техническую неэстетичность" формы, что высмотрел старый заводской консультант в предложенном рационализаторами станке?

Впрочем, предвидим возражение.

Могут сказать:

- Разве суждение об эстетичности форм, о красоте машины не чисто субъективное? Для оценки и сравнения машин существуют разные критерии: коэффициент полезного действия, производительность, экономичность, вес, размеры и т. д. Можно подсчитать, насколько выше к.п.д новой модели по сравнению со старой, но подсчитать, как изменилась красота машины, никак нельзя. Красота - это уж из области эстетики.

Так ли? Да не совсем...

Кто не помнит, как нравились нам публикуемые в газетах военных лет фотографии наших тупоносых "ястребков"! Сегодня же мы вряд ли их назовем самолетами-красавцами. Мы любуемся сегодня реактивными, обгоняющими звук машинами - узкими, длинными, с откинутыми назад крыльями. Нам кажется: именно такими и должны быть быстрокрылые птицы - иначе их себе не представишь.

Но авиация в наши дни совершила прыжок через тепловой барьер. Уже известны формы новых самолетов. Они больше похожи на конструкции дозвуковых скоростей. И все же нет никакого сомнения, что "беспринципное" человечество найдет их еще более красивыми, чем нынешние узкие и длинные стальные птицы.

В чем же дело?

Да в том, видимо, что красота в технике не может быть целесообразной. Когда авиаконструктор создает самолет, он в первую очередь думает об аэродинамических факторах, о том, чтобы не разбрасывать энергию "на ветер". Но неизбежно получается так, что самолет, имеющий наиболее рациональные, с точки зрения сегодняшней аэродинамики, формы для полета, покажется нам сегодня самым красивым.

Стало быть, красота в технике должна быть активной и целесообразной, помогающей машине наилучшим образом выполнить ее функции.

Иногда, как в авиационном деле, взаимосвязь между красотой и целесообразностью ясна и очевидна. Но бывает, эту взаимосвязь разглядеть не так-то просто.

Заглянем через плечо художника, создающего кузов современного автомобиля. Разве для нынешних автомобильных скоростей не подходят старые формы машин? Зачем карандаш художника набрасывает длинный, сигарообразный кузов? А за другими столами художники уже рисуют и обтекаемые швейные машины, и обтекаемые пылесосы, и обтекаемые холодильники, и даже обтекаемые платяные шкафы... В авиационном деле обтекаемость понятна. Там она, так сказать, научна. А в холодильниках и шкафах? Не голая ли это мода?

Но, во-первых, мода - это тоже не так уж страшно. Модные, современные, плавные линии радуют наш глаз, доставляют удовольствие. А во-вторых, присмотритесь - и вы увидите, что почти всякий раз подобная мода технически целесообразна.

Техники хорошо знают, что при передаче сил и нагрузок желательно равномернее распределить их на возможно больший объем деталей, чтобы сила, выражаясь условно, "текла" через детали, как можно шире "разливаясь" по всем поперечным сечениям, нагружая их равномерно, не оставляя "ленивых", ненагруженных слоев и не создавая перегрузок (концентрации) в других участках. Обтекаемость машины здесь, конечно, нам на руку.

Казалось бы, обтекаемые формы далеко не всегда представляют собой поверхности вращения и плоскости, легко обрабатываемые на металлорежущих станках. Скажем, обтекаемая форма автомобиля никаким математическим методом не может быть приведена к подобным поверхностям (поверхностям вращения). И все-таки в наши дни эти формы вполне технологичны. Ведь детали того же кузова можно быстро изготовить прогрессивным способом - штамповкой. А отсутствие выступающих частей и острых углов позволяет избежать опасной концентрации напряжений при литье, способствует экономии металла, облегчает обработку поверхности наждачным камнем, уменьшает расход шпаклевки и краски, снижает трудоемкость отдельных операций. И наконец, на модных обтекаемых формах меньше собирается пыли (ее легче удалить), нет мешающих в работе углов и т. д.

Словом, такая мода весьма целесообразна.

Итак, первое: красота в технике всегда современна. Второе: она неотрывна от технической целесообразности. Вывод? (Не покажется ли он вам само собой разумеющимся?) Изобретатель, конструктор должны тщательнейшим образом заботиться о красоте будущих механизмов, должны подчиняться эстетическим требованиям. Сугубо, казалось бы, эстетические нормы дерзко врываются в мир техники и диктуют свои весьма "техничные" условия.

Возьмем соразмерность частей, этот извечный момент художественного оформления сооружений. В одной из древних гробниц были найдены первые каноны - им 5 тысяч лет! Подобно тому как за меру длины принимали локоть, соразмерность сооружения исходила из соотношения частей в человеческой фигуре. Высота человеческой фигуры разбивалась на 21 часть. Это число давало возможность наиболее близкого деления целыми числами по так называемому золотому сечению (большая часть 13, меньшая - 8).

Шли столетия. Сперва каноны золотого сечения переносились на мосты, здания, машины. Потом, накапливая опыт, беспрестанно изучая удачные конструкции, создатели машин находили свои каноны - относительные размеры. В паровых машинах и компрессорах размеры определялись уже в зависимости от хода поршня и его диаметра, размеры болтовых соединений - в зависимости от диаметра болта; размеры шестерен - от модуля зацепления; размеры подшипников - от диаметра вала и т. д. Постепенно глаз привыкает к определенным пропорциям, именно их и считает красивыми.

Вот поэтому, когда начинающий изобретатель нарушает эти сложившиеся пропорции, не считается со строгими требованиями "сегодняшней красоты", его, как правило, постигает неудача. Такая ошибка режет глаз более опытному коллеге. Он пророчествует о судьбе машины, лишь оглядев ее. Позже молодой изобретатель удивляется: "Какая у коллеги необычная интуиция, чутье!" В действительности же ничего необычного нет. Просто зрелый техник научился подчиняться эстетическим требованиям.

Или возьмем цвет машины. Не правда ли, какое это на первый взгляд может иметь значение для ее техни ческой, производственной судьбы? А ведь имеет. И даже самое прямое. Одна американская фирма провела следующий эксперимент: было изготовлено несколько совершенно одинаковых по весу светлых и темных ящиков. Однако переносившие их рабочие в один голос заявили, что темные ящики гораздо тяжелее, чем светлые.

Известно, что желтый цвет в кабинах самолетов способен вызвать воздушную болезнь.

Функциональная окраска некоторых частей машины уменьшает, как правило, количество несчастных случаев. Детали, от которых могут возникать травмы, окрашиваются обычно в яркие цвета. Например, броская окраска определенных частей дыропробивных прессов, кузнечных машин, ножниц и другого оборудования намного уменьшает число несчастных случаев. Яркий цвет приучает рабочего к осторожным действиям в опасном участке.

С помощью окраски можно влиять и на температурные ощущения человека: синие и зеленые тона вызывают, оказывается, ощущение прохлады, а красные и оранжевые - теплоты. Описан случай, когда рабочие перестали жаловаться на низкую температуру помещения после окраски стен в оранжевый цвет. Мрачные, тяжелые тона чаще всего угнетают человека, он становится равнодушным к чистоте рабочего места. Желтые, оранжевые, красные цвета действуют возбуждающе; синие, голубые, зеленые, наоборот, успокаивают нервную систему рабочего, меньше утомляют его глаза. Умело сочетая краски, можно добиться интереснейших результатов. Отечественная и зарубежная статистика убеждает, что хорошо подобранные цвета красок, применяемых для окраски станков и заводских помещений, позволяют повысить производительность труда на 25 процентов, снизить брак на 40 процентов и вполовину уменьшить травматизм.

Вот и получается, что создателю машин никак нельзя забывать об их расцветке. Нельзя, скажем, красить механизмы в мышиный, грязно-серый цвет. Кое-кто предпочитает этот цвет, так как "на нем не видно пыли". Преимущество, прямо скажем, весьма сомнительное. Такая машина всегда кажется грязной. Кроме того, на сером фоне труднее рассматривать и обмерять стальные заготовки. А это ведь совсем немаловажно! Однажды было подсчитано, что энергия, которую расходует человек, отыскивая черную нитку на черном фоне, в тысячу сто раз превосходит энергию, затрачиваемую при поисках той же нитки на белом фоне. Известно, что темно-серый цвет уменьшает яркость освещения, вредно влияет на зрение.

Поэтому и рекомендуется красить машины в светлые тона. Если обрабатываемое изделие недостаточно четко видно на машине, окружающие предметы нужно окрашивать в контрастные цвета. Здесь, однако, важно не перестараться: при резких цветовых контрастах зрачку все время приходится приспосабливаться к ним.

Дружит "сегодняшняя красота" и со строгими, сухими и, казалось бы, отнюдь "неэмоциональными" законами экономики.

Когда-то ремесленник украшал свое изделие, руководствуясь одним только личным вкусом. Станок Нар-това, машины Кулибина, дамасские клинки, даже рукописные книги навеки сохранили художественный вкус их создателей. Затейливая резьба по дереву, серебряная насечка и сложный орнамент, изящный узор и замысловатые буквицы сообщали вещам свои оригинальные черты.

Современные заводы не могут позволить себе такую роскошь - создавать неповторимо прелестные предметы и машины, напоминающие произведения искусства. И тем не менее глубоко не прав был английский искусствовед и художник Рескин, утверждавший, что "машинный век изгоняет красоту". Разве не восторгаемся мы красотой серебристых реактивных птиц, не удивляемся изяществу висячих ажурных мостов, не любуемся мощностью молчаливых работяг тепловозов!

Но красота современной заводской продукции, конечно, совсем иная, нежели роскошь старых ремесленных изделий. Если можно позволить себе такое сравнение, это не красота павлина, а красота сокола, на теле которого, приспособленного для стремительного полета, нет ничего лишнего.

Итак, создатель машины в силу чисто технических и экономических причин не может не задумываться над внешностью своего будущего детища.

Мы вели речь о том, как изобретатели и конструкторы должны работать над красотой в технике. Мы выяснили, что, заботясь о красивых современных формах машин и механизмов, их авторы достигают, как правило, и чисто технического эффекта. (Заметим в скобках, что небрежное, неэстетичное оформление даже опытного образца зачастую отрицательно влияет на результаты самого эксперимента.) Но точности ради надо сказать: в борьбе за красоту машины должен развиваться и крепнуть союз техников и профессиональных художников.

До красоты ли?

Разве мало "жрецов святого искусства" увлеченно и успешно работает над внешностью современной машины? Вспомним хотя бы чешского скульптора Зденка Коваржа, создавшего изумительной формы фрезерный станок и чудесный обтекаемый автомобиль "татра-603".

Союз изобретателя, конструктора и художника...

Союз, в котором один не подавляет другого, союз талантливости и умения, союз скрупулезного расчета и тонкого вкуса, союз создателей самых техничных, экономичных и эстетичных машин!

И если ты сегодня увлечен целиком своим изобретательским замыслом, постарайся ни на минуту не забывать о том, что будущее твое изобретение, кроме всех прочих достоинств, должно быть непременно красивым!