Черный алмаз

Есть в глубине России единственный в своем роде музей, в котором экспонируются... образцы земли. Они стали музейной редкостью потому, что взяты из никогда не пахавшихся черноземов - таких теперь больше нет нигде на земном шаре. Слой черной земли, помещенной под стеклом музея Центрально-Черноземного заповедника, достигает 120 сантиметров по высоте и является своеобразным эталоном для почв, которые сейчас обрабатываются. Один раз в пять лет сюда, в окрестности Курска, приезжают на конгресс почвоведы всего мира, чтобы увидеть своими глазами «русское, чудо». И не только увидеть - ученый из ФРГ Кубиена долго держал в своих ладонях рассыпчатые черные «кристаллики», а потом не удержался - попробовал землю на вкус. В книге отзывов он записал: «Верх счастья увидеть такие почвы. Докучаев называл чернозем царем почв, я же увидел царя царей». Американский почвовед Бидвел добавил к этой записи откровенное признание: «Чернозем моего штата Канзас сравниться с вашим, к сожалению, не может».

Побывал как-то в этом уникальном музее и паренек из станицы Мигулинской, привольно раскинувшейся на правом обрывистом берегу Дона, по соседству с шолоховскими местами. Приехал сюда Павел Богомолов со студенческим билетом в кармане, заработав себе «командировочные» на разгрузке вагонов по воскресным дням на товарных станциях Ростова-на-Дону... Тихо и пустынно было в музее, где Павел в тот неурочный день был единственным посетителем. Донской паренек жадно разглядывал вырытые из девственной почвы монолиты метровой высоты, увенчанные шапкой засохшей дернины и выстроившиеся в ряд, как пришельцы из тех исчезнувших веков, когда человек только начинал учиться ковырять землю заостренным суком и бросал в эту «пашню» первые семена.

«Первобытный пахарь даже и не подозревал о том, как он сказачно богат, владея нетронутым черноземом, - взволнованно рассуждал студент Богомолов, - да и откуда ему было знать о том, что последующие цивилизации, которые научатся нещадно эксплуатировать землю, будут оставлять после себя пустыни? Нет, природа не мстит - она не имеет разума, но она и никогда не делает благо глупостей...»

Кто знает, может, в тот день у Павла Богомолова состоялось первое настоящее свидание со своей оудущей профессией. А ведь это очень важно для каждого человека, потому что «найти себя» - это значит и постичь смысл жизни... Может быть, такое удается не каждому. И случается, что проживет человек всю жизнь, так и не найдя в ней свою, нехоженую тропу. Но счастлив тот, кто сделал для себя это главное открытие в пору юности!

Ходил Павел по тесным комнатам невеликого музея, подолгу вчитывался в каждую строку книги отзывов, мысленно представляя себе образы известных всему миру ученых, оставлявших в ней вдохновенные записи. Кто знает, мажет быть, студент Богомолов честолюбиво думал о том, что пока не имеет права начертать в этой книге собственноручный отзыв. А как ему хотелось еще тогда сформулировать мысль, которая и по сей день не дает ему покоя: «Богатство не то, что редко встречается, а то, по чему мы ходим ногами. И как этого до сих пор не могут понять люди?»

Богатство земли. Обычно эти слова употребляются в переносном смысле. Земледелец всегда воспринимает их в буквальном значении. А для специалиста-почвоведа ценность чернозема не столько в мощности его слоя, сколько в содержащейся в нем плодородящей силе - гумусе... В ту поездку Павла поразило еще одно открытие. Оказывается, в курском «земельном» заповеднике ведется наблюдение за естественным накоплением гумуса на участках, которые не обрабатываются в течение многого времени. Опыты показали, что за тридцать лет количество перегноя в них увеличилось всего на один процент. Это значит, что для увеличения содержания гумуса в почве всего лишь вдвое потребовалось бы... три тысячелетия!

Летом 1965 года на верхний Дон, в станицу Мигулинскую приехали из Ростова-на-Дону веселые парни и девчата, все как один в клетчатых рубашках и с гитарами. Павел Богомолов очень удивился, узнав, что это «экспедиция». Он до сих пор был уверен в том, что в экспедицию ездят, по крайней мере, на Северный полюс или в Антарктиду, но только не в его родную станицу, где все давно известно и совсем нечего открывать. Потом эти парни пришли к ним в школу. Объяснили, что они студенты, будущие почвоведы и им нужны помощники из местных школьников-выпускников.

Классный руководитель порекомендовал им Павла. Но тот наотрез отказался. Во-первых, некогда - нужно к экзаменам готовиться, а во-вторых, он решил поступать в Ленинградский институт иностранных языков на восточный факультет. Почвоведом быть не собирается: земля есть земля, и ничего в ней интересного нет. Все это Павел высказал студентам напрямик, не считая нужным соблюдать «всякие там деликатности». Но странное дело - ребята совсем на него не обиделись, переглянулись только и весело рассмеялись. Видно, им понравилась прямота и независимость в суждениях этого высокого, ладно скроенного степняка с диковатым выражением глаз на смуглом лице. Один из них дружески тронул его за плечо и сказал как равному: «Год назад я точно так же рассуждал. А вот попалась мне в руки одна книжка, и будто нашу землю заново увидел. Хочешь, дам ее почитать?»

Книгу Павел взял - просто так, из интереса. Собственно, это была не книга, а старательно переплетенный сборник статей из различных журналов. Открыв ее наугад, Павел уже не мог от нее оторваться. Это были страницы из истории земли. Нет, не планеты Земля, а земли, которая пишется с маленькой буквы.

...Пустыни были на земле всегда, это природные образования. Но их границы постоянно меняются. Является ли это причиной изменения климата? Да. Но вот загадка: археологи установили, что некоторые из наиболее известных цивилизаций наполовину скрыты под песками. Эти развалины молчаливо свидетельствуют о необычайном богатстве многих районов мира, превратившихся затем в пустыни. Бесчисленные пещерные росписи, обнаруженные в раскаленной Сахаре, свидетельствуют о том, что эти места некогда славились шумными городами, возведенными возле огромных озер. В озерах водились крокодилы и гиппопотамы. Цивилизация Инда процветала там, где теперь простирается пустыня Тар в Пакистане; другие великие культуры развились в тех районах, где сегодня властвуют пески пустынь Средней Азии. В Сирийской пустыне, в оазисе Пальмира, располагалось могущественное царство, достигшее расцвета в III веке н. э.

Некоторые видные ученые, читал дальше Павел, утверждают, что пустыни Ближнего Востока - дело неразумных рук человеческих. Вырубка лесов, уничтожение травянистой растительности, водная и ветровая эрозии сделали эти некогда цветущие места безжизненными.

За последние сто лет в США наблюдались три случая обширных по своим масштабам катастроф. Самая последняя из них - сильнейшая ветровая эрозия в полузасушливых районах южной части Великих равнин в 30-х годах нынешнего века. Во время затяжной засухи образовалась так называемая «Пыльная чаша», охватившая районы сразу пяти штатов. Гигантские пыльные бури бушевали подобно черным смерчам, засыпая песком все в округе. Люди ушли в другие районы страны. Массовая миграция жителей Оклахомы в Калифорнию послужила сюжетной основой романа американского писателя Д. Стейнбека «Гроздья гнева».

Время и старание людей залечили страшные раны «Пыльной чаши». Однако, судя по всему, и этот урок не пошел впрок. В наши дни все увеличивающийся на планете дефицит продовольствия заставляет людей распахивать скудные земли, которые легко поддаются водной и ветровой эрозиям.

...И хотя Павел многого в этих научных статьях поначалу так и не понял, но он вдруг проникся каким-то новым, пока еще для самого себя неосознанным отношением к земле, по которой он ходил на рыбалку, окунаясь в предрассветный парной туман; падал на нее, такую твердую и жесткую, с коня, когда они, шустрые казачата, носились наперегонки, провожаемые одобрительным взглядом стариков, былых лихих конников...

То лето он проработал с ребятами из экспедиции, водил их в задонские леса, в открытые степи, в овраги, на солончаки. Все эти места он мог пройти с закрытыми глазами, но его очень удивило то, что все его родные пространства были тщательно изучены. Изучены «изнутри», в разрезе и нанесены на необычную - почвенную карту, с которой приехали студенты-почвоведы.

...О заповеднике под Курском Павел узнал, уже став студентом биолого-почвенного факультета. И решил туда поехать. Один. Почему? Он и сам не мог дать себе в этом отчета. Просто иначе не мог поступить, хотя знал, что в те края у них на факультете были запланированы экспедиции, в которых он потом принимал участие вместе со всеми. Даже дипломную работу написал именно о курских землях. Но это уже были рядовые будни. Праздником осталось в душе первое знакомство, во время которого Павел, пораженный сказочным богатством земли, вдруг обостренно почувствовал ее... беззащитность.

Земля. Таинственное и в то же время самое простое слово. Труд на земле изначален, с незапамятных времен человек возделывал землю для того, чтобы превратить ее в щедрую пашню, в поле, на котором взрастал хлеб. А с хлеба начинается жизнь.

Природа, пожалуй, не имеет тайн от тех, кто долго и верно служит земле. И в то же время человек давно успел убедиться в том, что стихия природы нередко опрокидывает все его планы и надежды, создавая чрезвычайное напряжение многих ночей и дней. Пожалуй, ни одна отрасль хозяйства не знает такой разности оценок, мнений, такой сложности производственного процесса и неопределенности конечного результата, как это, на первый взгляд, нехитрое занятие: вспахал, посеял, убрал.

Павел часто ловил себя на мысли о том, что земледелие относится и к науке и к искусству. Потому что при всем знании научных рекомендаций существует еще искусство угадать не время, а именно час сева, час начала уборки той или иной культуры... Образованные специалисты, убеждался Павел, обязательно должны знать и другую «науку» - тысячелетний опыт земледельца, зафиксированный в «народном календаре» советов и примет. Мы не первые на земле. Как хлеб нынешнего урожая, мы лишь звено в бесконечной цепочке жизни, в которой вчерашнее зерно становится колосом, а колос - родоначальником новых зерен.

Как-то летом, в одной из поездок в глубинный Зерно-градский район Ростовской области, Павел познакомился с агрономом отделения целинного совхоза. Это был старый степняк, который всю жизнь провел на земле - казалось, он был насквозь продублен солнцем и ветрами, как скифский языческий бог. В разговор он особенно не вступал, больше отмалчивался. Но он-то и сказал Павлу Богомолову о том, что хотя природа и не имеет разума, однако глупостей никогда не допускает. И задача наша в том, чтобы не брать у нее «милости», а заработать, заслужить их.

И показал Павлу свою укромную делянку. Сперва Богомолов не нашел в ней ничего особенного, но агроном, любовно трогая колосья наливающейся пшеницы, сказал: «А я здесь совсем не пашу. Стерню оставляю на всю зиму, чтобы землю не выдувало. А урожай - сам видишь какой... Ты подумай об этом, подумай».

Зимой 1969-го над Ростовом поднялась серая мгла. Невесть откуда взявшийся песок несло ледяным ветром по улицам. Он скрипел на зубах, забивался в трамваи, такси, проникал через плотно закрытые окна домов. Биолого-почвенный факультет отправил экспедицию на автобусах в очаги пыльной бури. И надо же, Павел попал как раз в Зерноградский район. Серая мгла неслась навстречу автобусу со скоростью 35 метров в секунду. На дороге дюнами лежала земля, которую тщетно пытались расчистить бульдозеры. Лесополосы стояли занесенные землей, плотно перемешанной со снегом, - до самых верхушек деревьев. Лед на Дону почернел.

Павел вместе с другими студентами занимался обычной работой: брали анализы на вынос из почвы питательных веществ - фосфора, калия, азота. Определяли мощность снесенного ветром слоя, на открытых участках земля была выдута на глубину 25-30 сантиметров: поля были мертвыми. Весь пахотный, то есть самый плодородный, слой уносился в воздух, оседая за десятки и сотни километров... Земля дымилась, застилая небо мутной пеленой, через которую едва угадывался солнечный диск, как при затмении.

«Природа не имеет разума, но никогда не делает глупостей. Никогда...» - повторял и повторял про себя Павел слова зерноградского агронома. Не делает? А что же тогда черная буря, кто здесь виноват - человек или природа?» Павел вспоминал книгу, которую ему дал прочитать студент в то памятное лето, и мысленно представлял себе засыпанные песком древние цивилизации...

«Хорошо, - рассуждал Павел, - но ведь это лишь одна из точек зрения группы ученых. Если бы все цивилизации оставляли после себя выработанную землю - пески, то планета уже должна была превратиться в пустыню... И все-таки почему возникают черные бури, которые одним махом перечеркивают титанический труд земледельца, который из поколения в поколение лелеет пахотный плодоносящий слой земли?

Может быть, виноват в этом сам земледелец?..»

Богомолов просиживает допоздна в библиотеках, перечитывает десятки статей в старых и новых журналах, штудирует нашумевшую в свое время книгу американского фермера Э. Фолькнера «Безумие пахаря». Заветная тетрадь, которую он носит с собой вместе с конспектами лекций, постоянно пополняется все новыми и новыми выписками.

...Первые известия «о мгле» неоднократно встречаются в русских летописях. В Лаврентьевских списках имеются описания мглы, наблюдавшейся летом 1223 и 1371 засушливых годов.

В 1774 году известный путешественник Паласе, посетивший в то время Поволжье, наблюдал в Царицыне (Волгограде) и Яицком городке (Уральске) пыльные бури «с горячими ветрами, несущими целые тучи черной земли, сорванной со степи».

К середине XIX века, когда начало усиленно развиваться земледелие, пыльные бури стали частыми гостями в лесостепной зоне Украины, на юге Молдавии, на Северном Кавказе. На территории нынешней Ростовской области и на севере Краснодарского края в последнее десятилетие XIX века зарегистрированы три сильные черные бури.

За последние 40 лет на Северном Кавказе было более 17 пыльных бурь. Возникают они обычно ранней весной: верхний слой почвы, вспаханной с осени, во время малоснежных зим, когда чередуются оттепели с заморозками, высушивается, становится рыхлым.

По подсчетам академика А. Бараева, сделанным в 1970 году, территория эрозионно-опасных пахотных земель составляет в степных районах азиатской части нашей страны более 45 миллионов гектаров и столько же в европейской.

Эта неутешительная статистика наводила на размышления. Не может такого быть, чтобы наука и практика не искали способов защиты земли-кормилицы! И снова Богомолов днюет и ночует в библиотеках, беседует со знающими специалистами. И постепенно в другой заветной тетради накапливается любопытный фактический материал.

...Хотя, как считает академик А. Бараев, плуг был известен еще в Киевской Руси, однако его широкое применение началось в России лишь в XIX веке - для запахивания навоза и «зеленых» удобрений - свежей растительной массы.

Черный алмаз

Любопытно, что в южных степях России наряду с отвальной вспашкой крестьяне использовали и элементы «сухого земледелия». Например, на чистых от сорняков участках земледелец обходился без вспашки - разбрасывал семена по жнивью, а потом заделывал их бороной. Оставленная стерня задерживала снег - накопляла влагу (об использовании стерни для защиты поля от ветровой эрозии крестьянин тогда не думал, так как она еще не принимала характера народного бедствия).

Несмотря на то, что в конце прошлого и в начале нынешнего века плуг полностью воцарился на полях, чуть ли не одновременно из разных стран стала появляться информация о его ярых противниках, предлагавших поверхностную обработку почвы другими орудиями.

Так, в 1899 году шумный успех имела книга русского агронома И. Овсинского «Новая система земледелия». Его система заключалась в поверхностной (на глубину в 5 сантиметров) обработке земли многокорпусными плужками или ножевыми культиваторами его собственной конструкции. Он считал, что почва в естественном состоянии обладает достаточно хорошей проницаемостью как для воздуха, так и для влаги: дождевые черви, насекомые, отмершие корни оставляют в ней целую систему ходов и малых «скважин». Вспашка нарушает эту внутреннюю сеть «каналов» и превращает почву в глухую однообразную массу.

В 1943 году малоизвестный американский фермер Э. Фолькнер выпустил книгу, дав ей энергичное, почти символическое название «Безумие пахаря». Не ошибка, а именно безумие пахаря, заполучившего в свои руки плуг, заключается в том, что при ежегодной вспашке с переворотом пласта не только развивается эрозия, но и уменьшается плодородие почвы. Фолькнер предлагал широко использовать «зеленые удобрения» - свежую массу, богатую питательными веществами, - заделывая ее дисковыми лущильниками в поверхностный слой почвы. На естественных лугах и долго не обрабатываемых землях, убеждал фермер, ветровая эрозия не возникает.

Книга Э. Фолькнера, как и мнение прежних ученых и практиков, вызвала острую дискуссию и подвергалась в свое время критике многими видными учеными.

Однако спустя некоторое время нужда все-таки заставила еще раз вернуться к идеям противников плуга.

Этой проблемой занимались и советские ученые, такие, как Б. Рождественский и П. Найдин. Обобщив многолетний опыт ученых, они пришли к выводу, что в засушливых степях Украины и юго-востока России ежегодная отвальная вспашка (с переворотом пласта) не способствует увеличению урожайности зерновых культур.

Народный академик Т. Мальцев на многолетних опытах доказал, что вспашка с оборотом пласта не только не нужна, но и вредна. При создании необходимых условий однолетние и многолетние травы могут накапливать в верхнем, плодородном слое почвы питательное органическое вещество - гумус. Поверхностная обработка по системе Мальцева должна чередоваться с глубоким (до 40 сантиметров) рыхлением без оборота пласта, проводимым один раз в 4-6 лет.

...Заветные тетради вырастали в пухлые тома собранных материалов - сложных, разноречивых. Словно во встречной конной атаке, сшибались здесь мнения ученых и практиков. Не мог студент Богомолов, хотя он и был уже выпускником университета, самостоятельно разобраться в этом грозном поединке мнений. Пахать или не пахать, применять плуг или совсем отказаться от него - это, конечно же, довольно примитивное толкование надвигающейся революции в земледельческой практике. Во всяком случае, он успел убедиться в том, что земля голых теоретиков не любит. А значит, нужны собственные опыты - хмноголетние, изнурительные, может быть, даже без надежды на какой-либо положительный результат. Но только они, эти «сокровенные делянки», сформируют ученого, помогут ему укрепиться на своем завоеванном «плацдарме».

...Опыты масштабные, целенаправленные - голубая мечта каждого почвоведа, тем более начинающего. Не думал, не гадал Павел Богомолов, что ему представится такая возможность. И где - в краснодарском Всесоюзном институте масличных культур, созданном «подсолнечным батькой» академиком В. Пустовойтом! Но молодого аспиранта прежде всего интересовало начало пути ученого, потому что очень важно не ошибиться и правильно «выбрать себя» на самом первом этапе...

У В. Пустовойта первого этапа, собственно, не было.

Его интересовал подсолнечник, дивное растение, «кланяющееся» солнцу. Летом 1912 года он, тогда молодой агроном и учитель казачьей школы в местечке Круглик близ нынешнего Краснодара (здесь и расположен сейчас институт, который носит его имя), отправился в путешествие за необыкновенной «солнечной корзинкой» - такой, какую только могло создать его собственное воображение.

Он обошел пешком Кубань, Дон, Украину. Не может быть, думал он, чтобы крестьяне не подметили, не выделили таких подсолнухов, которые давали бы высокомасличные семена и не боялись ни вредителей, ни болезней. Потом ему потребовались десятки лет напряженнейшего труда, чтобы перешагнуть «барьер масличности» в семени подсолнуха, казалось, определенный самой природой. Сейчас подсолнечником, выведенным под его руководством, засеяны практически все площади этой культуры у нас в стране. Их закупают 33 зарубежных государства. Возвратилась «волшебная корзинка» и на свою далекую прародину - Аргентину.

И вот теперь Павел Богомолов, аспирант института., получил возможность в рамках своей научной темы выращивать «волшебную корзинку» по новой почвозащитной системе земледелия. Какой она будет, эта система, применительно к условиям различных почвенно-климатических зон Краснодарского края, никто в общем-то не знал. Перед молодым ученым стояла двуединая сверхзадача: не только защитить почву от ветровой эрозии, но и получить урожай подсолнечника, по крайней мере, не меньше того, который снимают на полях, обрабатываемых традиционным способом.

Ему, конечно, было известно, что на востоке страны во Всесоюзном научно-исследовательском институте зернового хозяйства под руководством академика А. Бараева разработана почвозащитная система земледелия, которая в условиях Северного Казахстана и Западной Сибири применяется сейчас на огромных пространствах: их общая площадь превышает 20 миллионов гектаров! Однако противоэрозионная обработка почвы в степных районах Краснодарского края показала самые противоречивые результаты. То ли потому, что бараевская система кбпировалась без учета специфики Кубани, то ли сказывалось отсутствие набора гербицидов и специальной противоэрозионной техники, но так или иначе во многих случаях новая система «не пошла»: засорялись поля, ухудшался водный режим, а следовательно, снижалась урожайность.

Если подходить к теме, взятой Богомоловым, с точки зрения ее «диссертабельности», то она была явно «невыигрышной» - слишком мало имелось здесь шансов для удачи. Да их, собственно, почти и не было. Начавшееся в последние годы широкое изучение системы противоэрозионной обработки почвы как на Кубани, так и в других зонах Северного Кавказа проводилось в основном под зерновые культуры. Попытки же заняться разработкой новой технологии применительно к подсолнечнику успеха не имели, и эта работа считалась в общем-то бесперспективной.

А Богомолов, наоборот, мечтал о ней, этой работе, она открывала для него ту заманчивую перспективу, в которой виделась преображенная земля - без черных бурь, без ржавых пятен пустынь: свежая, умытая росой. Щедрая на дары свои... Но сначала ему надо было укрепиться на своем малом плацдарме.

Этим «плацдармом» стали первые десятки гектаров в опытно-семеноводческом хозяйстве «Березаиское», что неподалеку от Краснодара. «Березанское» - один из тех типичных кубанских совхозов, где ухоженные поля окружены аккуратными лесополосами, а по осени вспаханы красивой культурной вспашкой и тщательно спланированы. Чистота и крепко заведенный порядок, как в доме у хорошей хозяйки.

И вот осенью 1973 года появляется здесь высокий худощавый аспирант и говорит: «Эту клетку не пашите, здесь стерню оставим до самой весны». Хлеборобы онемели. А главный семеновод хозяйства сказал сурово: «Это же земля, земля! С ней не шутят». Вмешался главный агроном: «Все правильно. Этот парень как раз не из шутников. Только вот что, Павел, взялся - дело доведи до конца!»

И хотя «Березанское» - опытное хозяйство института и у Павла было официальное «добро» на проведение полевых опытов, он ждал разрешения самих земледельцев. И не только потому, что «доводить дело до конца» придется с ними, он хотел, чтобы эти люди поверили ему, став его единомышленниками. Он даже не обиделся, а скорей обрадовался тому, что для опытов ему отвели не совсем удачное поле, недавно прирезанное от соседнего колхоза: оно было засоренным, да и ветрозащитные лесополосы стояли жиденькие, скорее символические.

Вскоре прибыла новая противоэрозионная техника: плоскорезы-культиваторы. Механизаторы с любопытством осмотрели их, не задавая никаких вопросов, а потом деловито осведомились: «Ну что, пахать будем?» Прицепили плоскорезы к трактору, смотрят - вроде бы и пашут, только «изнутри», а стерня на месте остается. Ребята даже немного заважничали: как-никак новым делом занимаются! В отсутствие Богомолова никому плоскорезы-культиваторы не отдавали: «Нельзя! Опыт идет!»

Свое опытное 60-гектарное поле Павел поделил надвое: одну его половину обрабатывали по противоэрозионной системе, другую - по традиционной - для сравнения результатов. Но это сказать просто - «сравнить результаты». Почвоведу нужно доказать их различие.

Доказать... Ох и не легка же ты, доля почвоведа, особенно если он берется утвердить на земле принципиально новую технологию!.. Бюксы - небольшие цилиндрической формы сосуды для отбора проб на влажность почвы. Ручным буром надо пройти на двухметровую глубину, через каждые 10 сантиметров вытаскивая его для послойного отбора проб. И так в трех-четырех местах на каждой делянке, а таких делянок - полсотни! И не один раз их с буром обойти, а сделать три-четыре таких обхода за весну и лето.

С утра до вечера крутит и крутит бур этот неистовый аспирант. Только с траншеями управился - ямы рыть принялся. Передохнет немного, поплюет на ладони и опять копает. Одни ямы, другие, и все лопатой, а землю по «банкам» ссыпает. Пот с него градом катится, рубашка чуть ли не дымится, а он улыбается, песенки насвистывает. Трактористы из «Березанского» - народ бывалый, всяких научных сотрудников перевидали - хозяйство-то опытное. Ну а этот еще молодой парень, но неистовый какой-то. Все-таки подойдут к нему, спросят: «А это, если не секрет, зачем?» - «Это? Для определения агрохимического анализа почвы. А это - для анализа засоренности почвы». И показывает на глубокую яму-разрез, из которой он берет послойные пробы земли. Трактористы постепенно прониклись уважением к Павлу - в поте лица трудится человек. Значит, не из тех, кто только поучать любит. Этот свою истину мозолями добывает.

К нему уже привыкли, стали считать его своим. Кроме того появились у него два незаменимых помощника - молодой тракторист Григорий Еременко и опытнейший механизатор Николай Иванович Киселев. Заинтересовал их Павел тем, что раскрыл «земные» секреты, о которых они, потомственные хлеборобы, даже и не подозревали. Их, например, удивила скупость двухметровых кубанских черноземов... Да, объяснял своим друзьям Павел, они содержат много питательных веществ, но вещества эти цепко «удерживает» почва, и растения могут использовать лишь то, что им удается взять из этого сказочного богатства. Точно так же и почвенная влага не всегда бывает доступной. Если ее содержится в слое земли 12-13 процентов к его весу, то растения не в состоянии выкачивать воду. Это, так сказать, мертвый запас влаги. «Насосы» растений начинают работать лишь тогда, когда влажность земли повышается до 15-22 процентов... Оставленная стерня, объяснял Павел своим помощникам, как раз и помогает не только лучше накапливать продуктивную влагу, но и предохранять почву от избыточного испарения.

Но работа у Богомолова шла пока трудно. Его поля стремительно покрывались сплошной щеткой сорняков и падалицы. Все правильно, рассуждал он, при поверхностной обработке семена сорняков как раз и накапливаются в верхнем слое почвы, поэтому они так дружно и обнаруживают себя. Значит, предоставляется возможность повести на них массированную атаку для полного уничтожения. Но какими средствами? Если здесь применять только «механическую» прополку, то нужны специальные культиваторы и бороны. Конечно, можно использовать те, которые имеются, но их придется многократно таскать по полю, иссушая тем самым верхний горизонт. Использовать против сорняков гербициды? Но их очень мало. Кроме того, надо рассчитать дозы, время их внесения в почву и т. д. А какими орудиями пользоваться весной для измельчения перезимовавшей стерни? Может, что-нибудь «поискать» в противоэрозионной технике, которая применяется в восточных районах страны?

Эти постоянно возникающие вопросы окружали его ежедневно. И ответ на них мог дать только он, Павел Богомолов. И опять только с помощью опытов, теперь уже с техникой, ядохимикатами. Для отыскания наилучшего варианта опробовались до десяти различных видов сельхозорудий (после каждой из этих обработок - анализы почвы!).

Почернел Павел на ветру, выгорел на солнце, и дожди его хлестали, и мороз пробирал... Но вот первая, хотя еще робкая, улыбка удачи. Как-то в конце февраля повез Павел на поле своего научного руководителя П. Ярославскую. День стоял ветреный - хорошим сквознячком тянуло из печально знаменитого «армавирского коридора». Было заметно, как на открытых участках ветер схватывал землю. Молча доехали до опытного поля. Здесь ветер гулял вовсю - на контрольной (традиционно вспаханной части поля) уже начинало завих-ривать землю, ее невидимые частицы секли по лицу, по рукам. А на стерневой половине - тишина, совсем не засекает, как будто и ветра нет. И это на одном и том же поле!

И все-таки молодого ученого постоянно одолевали сомнения: тем ли путем он идет, правильно ли рассчитал направление? Первая задача была выполнена: стерня на его участке надежно защищает почву от выдувания, помогает накапливать влагу; данные почвенных анализов, взятых со стерневого фона, в сравнении с контрольным полем уверенно подтверждали этот вывод. Была найдена и трехсекционная игольчатая борона БИГ-3, которая хорошо перемалывала перезимовавшую стерню и заделывала ее в почву. Ответ на решение второй задачи мог дать только урожай, который, по крайней мере, не должен быть ниже того, который собирают с контрольного участка.

Первые два года сборы подсолнечника на стерневом фоне получались или несколько ниже, чем на контрольном поле, или одинаковыми. Павел расширил масштабы полевых опытов - он уже занимался ими сразу в нескольких хозяйствах, расположенных в различных поч-венно-климатических зонах. Он начинал чувствовать себя уверенней, особено после доклада, который сделал на международном конкрессе по подсолнечнику, проходившем в их институте. Однако оставалась нерешенной проблема уничтожения сорняков, ощутимо снижавших урожайность. Производственные опыты показали, что хорошим подспорьем в борьбе с ними является гербицид трефлан. Богомолов тщательно разработал технологию и способы его внесения. И результаты сказались незамедлительно.

Когда летом только приступили к обмолоту, комбайнер Н. Мазурко не удержался - просигналил Богомолову: «Давай сюда!» Стал Павел рядом с ним, а комбайнер ему: «По массе чувствую, что у тебя урожай лучше: смотри, как семечки в бункер хлещут!»

И действительно, на «стерневом фоне» урожайность оказалась выше почти на три центнера... А потом в хозяйствах сами вели и уборку и учет со стерневых и контрольных полей. Когда Павел появлялся, он видел по выражениям лиц и комбайнеров и специалистов, что дело пошло неплохо. Ему уже говорили: «Ну что, еще будешь закладывать свои опыты? Ты, парень, нас не забывай...»

На основе опытов Павла Богомолова институтом были разработаны подробные рекомендации по внедрению новой технологии, они уже разошлись по хозяйствам. И пока Павел, как говорится, шел на волне вдохновения, он, не откладывая дела в долгий ящик, решил обобщить свои наблюдения и первые результаты в кандидатской диссертации. Защитил он ее успешно, название ей дал строгое, сугубо научное, как и положено. Ее защита почти совпала по времени с присуждением Павлу Богомолову премии Ленинского комсомола («За разработку приемов противоэрозионной обработки карбонатных черноземов под подсолнечник в Краснодарском крае»), чего он, признаться, совсем не ожидал. По той причине, что дело свое он только начал и наступила самая трудная пора широкого внедрения в практику новой технологии.

И опять он пропадает в полях, звонит по телефону в институт то из одного, то из другого хозяйства. К нему уже всюду привыкли, даже отчитывают, если долго не появляется. А у него все новые планы, а значит, и новые опыты, пробы почв, хотя за четыре года он успел перелопатить земли не меньше, чем солдат-пехотинец за всю войну. А он тоже солдат полевой науки, выбравший своим призванием защиту земли, которая пишется с маленькой буквы, - редкостного и самого дорогого черного алмаза, которому, пожалуй, и цены до сих пор никто не знает.