14.01.2018

Томмазо Рангоне и два растения

Фасад венецианской церкви Сан-Зулиан (так в Венеции звали святого Юлиана) украшает бронзовая статуя сидящего бородатого мужчины в длинном одеянии. В одной руке он держит книгу, в другой – веточку, оплетенную стеблем вьющегося растения. Вокруг него изображены земной и небесный глобус, так что сразу понятно, что это человек ученый.

Перед нами Томмазо Рангоне, видный философ, медик и астролог. Сам он предпочитал называть себя Фомой Филологом (Thomas Philologus), выделяя свои заслуги в изучении античных классиков, хотя, как мы увидим, наибольшее признание ему принесла медицина. Родился Томмазо 18 августа 1493 года в Равенне и носил при рождении фамилию Дзаннотти, или, на венецианском диалекте Заннотти. О его родителях и первых учителях ничего не известно, но можно предположить, что его образование началось в латинской школе Равенны, которой руководили тогда Никколо Ферретти и Джованни Франческо Берти.

С 1510 года он изучал философию и медицину в Болонском университете, который окончил в 1516 году. С 1514 года в Болонье издавались составленные им астрологические прогнозы на будущий год, которые принесли ему первую известность. Прогноз на 1515 год вышел на латинском и итальянском языках. Он был написан в форме стихотворного диалога между Аполлоном и Эритрейской Сивиллой и посвящен легату Болоньи кардиналу Джулио Медичи. Сразу после окончания учебы Томмазо отправился в Рим в качестве врача кардинала Доменико Гримани. С 1518 года он, вероятно, не без протекции Гримани становится преподавателем в Падуанском университете. Не перестают издаваться его астрологические прогнозы.

С 1521 года Томмазо стал врачом и астрологом кондотьера Гвидо Рангоне. Гвидо тогда был одним из военачальников папской армии, и Томмазо сопровождал его во время сражений у городов Фермо и Риети. Вскоре Гвидо Рангоне назначается военным правителем Модена, и Томмазо следует с ним туда. Неизвестно, какие именно услуги он оказал своему господину, но в благодарность тот позволил ему носить свою фамилию – Рангоне. В Модене Томмазо издает труд «О высшем благе человека, против Аристотеля, Аввероэса и других философов» (De optima hominum felicitate contra Aristotelem et Averoim ceteros necnon philosophos).

Помимо этого Томмазо Рангоне вступает в захвативший многих астрологов того времени спор о том, состоится ли всемирный потоп в 1524 году, когда планеты соберутся в знаке Рыб – такое предположение выдвинул знаменитый астролог Лука Гаурико. В 1522 году на латыни и итальянском выходит труд Рангоне в поддержку этого прогноза. Пожалуй, это самый крупный провал в его карьере. В Неаполе, Риме и Венеции ученые издавали свои трактаты с опровержениями прогноза, не удерживаясь порой от прямых насмешек в его адрес. В Модене с наступлением 1524 года некоторые пугливые жители бежали в горные районы, а викарий епископа Эрколе Рангоне (брат Гвидо) устроил молебны и крестный ход, чтобы предотвратить бедствие. Но большинство моденцев, не слишком любивших папскую власть и ее представителей, всячески издевались над незадачливым астрологом, проводили карнавальные шествия, сочиняли обидные стихи и распевали ехидные песенки.

Несмотря на неудачу с всемирным потопом, на следующий год Томмазо Рангоне был призван в Мантую ко дворц Федерико II Гонзага для астрологической консультации. Год спустя мантуанский герцог снова послал за Томмазо. Федерико в тот момент решал важный вопрос, поддержать ли ему императора Карла V или же присоединиться к Коньякской лиге и королю Франциску I. Он выбрал первый вариант и в итоге поставил на правильную сторону – Карл V победил. Неизвестно, какой совет дал ему Томмазо Рангоне, но сам он вместе со своим покровители Гвидо Рангоне выступал на стороне папы и Коньякской лиги. В последующие пару лето Томмазо сопровождал Гвидо Рангоне, который участвовал в военных действиях между Кремоной и Пьяченцей. Был он с ним и в 1527 году, когда Гвидо спешил на помощь Риму, захваченному и разграбленному императорскими войсками. В 1528 году Гвидо был взят в плен, а после освобождения стал служить Венецианской республике.

Томмазо Рангоне вместе с Гвидо оказался в Венеции, но на войну с турками в Венгрию с ним не отправился. С 1532 года он оставил службу и занялся медицинской практикой, которая принесла ему куда больший успех, чем астрология. Он быстро разбогател. Публикацию гороскопов он приостановил, печатая вместо них популярные сочинения по медицине и гигиене. Они выходили на латыни и “народном языке” и всегда содержали изрядную дозу рекламы автора. Летом 1538 года Томмазо Рангоне в течение нескольких месяцев был врачом на венецианском флоте и находился на кораблях Андреа Дориа, воевавших с турками.

В эти годы Рангоне работает над самым известным своим трудом De vita hominis ultra CXX annos protrahenda, посвященном тому, как продлить человеческую жизнь до 120 лет. Теоретически максимальный возраст Рангоне установил, обратившись к Ветхому завету («И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками, потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет», Бытие 6:3). Его рекомендации для достижения такого возраста касались как диеты и гигиены повседневной жизни, так и магических талисманов, алхимических средств и молитв. Помимо основного трактата, он излагает свои воззрения о долголетии в краткой и доступной широкой публике форме в труде с названием «Как светлейший дож Венеции сеньор Себастиан Вениер и венецианцы могут жить всегда здоровыми».

Вряд ли венецианцы строго следовали советам Рангоне в питании и гигиене, но лечились они у него исправно. К 1550-м годам он заработал значительное состояние, что позволило ему стать меценатом. Томмазо Рангоне вошел в историю как покровитель художника Тинторетто, скульптора и архитектора Якопо Сансовино, скульптора Алессандро Витториа. В частности, по его заказу Тинторетто написал в 1566 году три картины, изображающие похищение и доставку в Венецию мощей святого Марка. На каждой картине один из персонажей представляет собой самого Томмазо Рангоне. Это вызвало некоторый скандал. Скуола Сан-Марко, для которой предназначались картины, даже вернула было их в мастерскую, но, в конце концов, они заняли предназначавшиеся для них места в здании скуолы без каких-либо исправлений.

В 1552 году Томмазо купил дом (Palazzo dei Gritti) возле моста Молино в Падуе и выделил средства для того, чтобы несколько студентов могли там жить и обучаться в Падуанском университете. Традиция продолжалась по крайней мере до середины XVII века. Проценты с капитала, завещанного Рангоне, обеспечивали студентам бесплатное жилье и питание. А в 1562 году Рангоне выделил еще одну сумму, благодаря которой ежегодно в день святого Джеминиано шесть венецианских девушек из бедных семей получили 20 дукатов на приданое.

В 1552–1554 годах на средства Рангоне был выстроен новый фасад церкви Сан-Зулиан. Проект выполнил Якопо Сансовино, он же работал над скульптурным убранством фасада, включая статую Рангоне. После смерти Сансовино в 1570 году оформление завершил Алессандро Витториа. Склонность Рангоне к восхвалению своих заслуг проявилась и тут. Полноразмерная скульптура донатора прямо над входом была все-таки редкостью по тем времена, обычно там размещали статуи святых. До этого лишь на трех венецианских церквях были установлены статуи современников. Знаменитый флотоводец Ветторе Капелло был изображен на церкви святой Елены. Аналогичным образом была украшена церковь Сант-Антонио-ди-Кастелло, а на фасаде церкви Санта-Мария-Формоза в 1542 году была поставлена статуя внука и полного тезки Ветторе Капелло – тоже прославленного адмирала. Рангоне же не был ни патрицием, ни героем войн с Османской империей.

Надо упомянуть, что Рангоне явно хотел украсить своим изображением фасад какой-нибудь венецианской церкви. В 1551 году он предложил оплатить строительство фасада церкви Сан-Джеминиано при условии, что на нем будет установлен его бюст. Церковь выходила на площадь святого Марка, и сенат отказался от предложения, сочтя это слишком большой честью для частного лица. Лишь через 20 лет Рангоне было разрешено установить бюст над входом с задней стороны церкви, что он и сделал (там стоял один из нескольких бюстов Рангоне работы Алессандро Витториа). “Покусился” Рангоне и на фасад здания Скуолы Сан-Марко, на украшение которого он также выделил значительные средства, но другие члены братства в установке статуи ему отказали.

Зато сговорчивыми оказались монахини из монастыря Гроба Господя (San Sepolocro), которым Рангоне предложил в 1572 году построить новый портал с условием, что на нем разместится и статуя донатора. Правда, официально она считалась изображением тезки Рангоне – апостола Фомы, но портретное сходство с врачом-меценатом было очевидным. Портал спроектировал Сансовино, статую выполнил Витториа. Церковь и большая часть монастыря были разрушены, но статуя Томмазо Рангоне сохранилась и находится в Seminario Patriarcale, близ стрелки Таможни.

Умер Томмазо Рангоне в Венеции 10 сентября 1577 года в возрасте 84 лет и был погребен в церкви Сан-Зулиан. Пышные похороны были проведены по сценарию, разработанному самим Рангоне. Перед гробом шли люди с открытыми книгами в руках. Каждый из них показывал важный для Рангоне предмет: вид его родной Равенны, райскую птицу, двух воронов – символ долголетия, пион – символ медицины, небесные светила, созвездия и так далее.

Очень быстро о его жизни стали складывать легенды. Одна из них касается фасада церкви, где были установлены три плиты с надписями на латинском, греческом и древнееврейском языках о свершениях и учености Томмазо Рангоне. Венецианцы предположили, что древнееврейская надпись, прочитать которую у них было меньше всего шансов, содержит тот самый рецепт жизни до 120 лет.

Многие детали фасада действительно имеют значение. Например, небесный глобус показан наклоненным на 44°30" (широта Венеции) и отражает расположение созвездий на момент рождения Томмазо Рангоне. А детали земного глобуса и его связь с картографией того времени послужили предметом специального исследования Джилл Карлингтон (2016). На книге, которую держит Рангоне, написано слово DEUS и аббревиатура HIQ (hinc illincque «отсюда и оттуда»). Предполагают, что это значит, что Бога можно созерцать на Небесах и на Земле.

А что же за веточка и обвивающий ее стебелек в руке у Рангоне? Эти два растения сильно способствовали его благосостоянию, так как они использовались как лекарство от болезни, поразивший многих его современников, – сифилиса. Когда Рангоне родился, эта болезнь даже не получила еще своего современного названия. Ее обычно называли неаполитанской болезнью, так как первая крупная вспышка произошла во время осады принадлежавшего испанцам Неаполя войсками французского короля Карла VIII в 1495 году. От французских солдат ее получили другие соседи, что привело к появлению названий «французская болезнь» и «галльская болезнь».

Сифилис распространялся по Европе с ураганной скоростью, всего за несколько лет добравшись до самых отдаленных ее уголков. Современное название болезни возникло в 1530 году, когда врач из Падуанского университета Джирламо Фракасторо издал поэму «Сифилис, или о галльской болезни» (Syphilis sive morbus gallicus), главный герой которой – пастух Сифилюс («свинолюб») оскорбил Аполлона и бог в наказание послал ему болезнь. В поэме Фракасторо упоминаются и два известных на тот момент средства, применявшихся для лечения больных: мазь на основе ртути и гваяковое дерево.

Уже тогда люди догадывались, что новая болезнь была принесена в Европу моряками, совершившими плавание в Новый Свет. Большинство современных ученых разделяют это мнение. Есть, правда, и те, кто считает, что сифилис имелся в Европе и до плаваний Колумба, просто его не отличали от проказы, а эпидемия конца XV – начала XVI века была вызвана появлением более агрессивной формы заболевания в результате мутации бактерии и просто совпала по времени с открытием Америки, но их аргументы, по крайней мере пока, выглядят более слабыми.

Некоторые врачи XVI века полагали, что раз Бог наслал на человечество новую болезнь из Нового Света, то и лекарство от нее он даст там же. Это рассуждение добавляло популярности гваяковому дереву (Guaiacum officinale), поскольку его родиной был остров Эспаньола (Гаити), один из первых открытых Колумбом островов. В 1525 году испанский священник Франциско Деликадо, который сам страдал от сифилиса, написал «El modo de utilerare el legno de India», где обсуждалось лечение сифилиса «деревом из Индии». На латыни гваяковое дерево стали называть lignum vitae «древесина жизни». Применяли его смолу (точнее, камедь) и саму древесину, которую заваривали как чай.

Новое средство воспевали многие гуманисты эпохи Возрождения, например, Ульрих фон Гуттен. Бенвенуто Челлини (1500 – 1571) описывал свой опыт лечения «французской болезни» при помощи гваякового дерева: «Решившись принять дерево, вопреки воле этих первейших римских врачей, это дерево я его принимал со всей строгостью и воздержанием, какие только можно вообразить, и в скором времени почувствовал превеликое улучшение; настолько, что по прошествии пятидесяти дней я был исцелен и здоров, как рыба» (перевод М. Лозинского). Фламандский художник Ян ван дер Страт, почти полвека проживший в Италии, создал серию гравюр, посвященную наиболее значимым открытиям его времени: книгопечатанию, способу определения долготы в море, дистилляции спирта, изобретению очков, пороха, масляной живописи, механических часов и другим достижениям. Включил он в число этих достижений и лечение сифилиса при помощи гваякового дерева.

Но, видимо, Томмазо Рангоне сочетал гваяковое дерево с другим растением, которое тоже считалось действенным средством от сифилиса. Лиана, оплетающая веточку, это сарсапарель – растение из рода смилакс (Smilax). Название zarzaparilla ей дали испанцы, которые отметили, что эта лоза (parilla) колюча, как ежевика (zarza). Они же научились у индейцев применять сарсапарель при разных болезнях и завезли ее в Европу. Название это позже распространилось на многие растения из рода смилакс, но в качестве средства против сифилиса применяли ямайскую сарсапарель (Smilax ornata, она же Smilax regelii) и близкую ей гондурасскую сарсапарель (Smilax aristolochiifolia).

В книге «Хроники Перу» (1553) о целебном растении рассказал конкистадор и историк Педро де Сьеса де Леон: «Тут произрастает одно растение, изобилующее на острове и в землях города Гуаякиль, называемое сарсапарель, потому что своим видом похожа на ежевику, и покрытое на росточках и на большей части своих веток несколькими маленькими листочками. Корни этого растения полезны от многих болезней, а также от гнусных гнойников и болей, причиняемых людям той заразной болезнью. И потому те, кто желает вылечиться, располагается в горячем месте, укрывшись так, чтобы холод или воздух не навредили болезни, принимая только слабительное и поедая отборные плоды, воздерживаясь от пищи, выпивая напиток из этих корней, замешанных с целью получения необходимого эффекта: а извлеченную жидкость, выходящую очень чистой и без худого вкуса и запаха, дают выпивать больному несколько дней [подряд], не воздействуя на него другими методами, отчего хворь покидает тело, потому он быстро выздоравливает и становится здоровее, чем был, а тело, как прополощенное, без отметин и следов, какие обычно появляются от иных лекарств до того становится совершенным, будто никогда и не было хвори. И потому, действительно, творились великие излечения в том селении Гуаякиль в различные времена. И многие, кто внутри имел поврежденные внутренности, а тела – прогнившие, выпивая напиток из этих корней, выздоравливал, и обретал лучший цвет [кожи], чем во время болезни. А другие, приходившие с запущенными гнойниками, расположенными на теле, а также имевшие скверный запах изо рта, выпивая эту жидкость, через несколько дней совершенно выздоравливали. Наконец, многие, кто раздулся, кто [покрылся] язвами, все они возвращались домой здоровыми. И я считаю, что это одно из лучших корений или растений в мире, и наиболее полезное, как доказательство – многие выздоровевшие от его [принятия]. Во многих местах Индий растет эта сарсапарель, но она не так хороша и полезна, как та, что растет на острове Пуна и в окрестностях города Гуаякиль» (перевод А. Скромницкого).

Но еще до появления «Хроник Перу» европейские врачи начали использовать заморскую лиану. Активным ее пропагандистом стал выдающийся врач Антонио Муза Бразавола (1500 – 1555) из Феррарского университета. А в 1569 году персидский врач Имад ад-Дин ибн Масуд Ширази, написал трактат, в котором в качестве лекарства от сифилиса (да, сифилис уже добрался до стран Азии) предлагал использовать родственное растение из Китая. Оно появилось и в Европе под названием «китайский корень» или «китайская сарсапарель», а ботаники называют его Smilax china.

Сарсапарель, все равно из Америки или из Азии, довольно долго применяли от самых разных болезней, но постепенно нашлись более эффективные средства. Но это растение уже в XX веке сыграло важную роль в истории медицины. Американский химик Рассел Маркер запомнился двумя достижениями. Во-первых, он придумал октановое число для оценки топлива. А во-вторых, в 1938 году он открыл, что вещество из корней этого растения – сарсапонин – можно в ходе нескольких химических реакций превратить в прогестерон, ничуть не отличающийся от прогестерона, который вырабатывается в организме женщин. Это стало первым шагом к созданию оральных контрацептивов. Правда, Расселу Маркеру пришлось найти растение, которое давало бы больший выход конечного продукта. Им оказался дикий мексиканский ямс (Dioscorea mexicana). В 1944 году Маркер основал компанию «Синтекс», ставшую мировым лидером по производству стероидных гормонов из растительного сырья.

С названием «сарсапарель» связано множество неудобств. У него нет устоявшегося написания: сарсапарель, сарсапариль, сарсапарилла, сассапариль, сассапарель и даже сассапарилла. Аналогичная чехарда с орфографией происходит и в английском языке. В русском добавляют еще и грамматические сложности, слово относят то к мужскому, то к женскому грамматическому роду. Более того, популярность лекарственного средства из Smilax ornata на протяжении нескольких веков привела к тому, что словом сарсапарель стали называть многие другие растения, даже не входящие в род Smilax. Индийскую пряность Hemidesmus indicus продавали как «индийскую сарсапарель», североамериканское лекарственное растение Aralia nudicaulis – как «дикую сарсапарель» и так далее.

Максим Руссо

Источники:

1. polit.ru