Из воспоминаний внука

(Публикуется впервые)

Владимир Григорьевич Шухов, как мы его называли дома - "дедушка Шухов", это серо-голубые умные, добрые, чуть лукавые глаза, иногда веселые, а иногда очень усталые, с мешками на нижних веках. Он был не обычным дедушкой, а очень уважаемый глава большой семьи. Он не ласкал своих внуков, не дарил дорогих подарков и денег, считая, что все это балует. Но умел говорить с нами обо всем важном для нашего возраста и, главное, разрешал сидеть на большом кожаном диване в его кабинете и наблюдать за его работой. Ведь он жил в том же доме, где и работал: в Телеграфном переулке, близ Маросейки. Так он, вечно не имеющий свободного времени, общался с нами и приобщал к своей работе. В то время он был очень значительный человек, решающий важные вопросы, пользующийся уважением и даже почтением собеседников. Говорил он всегда не повышая голоса, и только интонации определяли отношение к собеседнику и прослушанному. Интонации от мягких и доброжелательных иногда переходили к жестким, почти приказывающим. Он умел требовать и отстаивать свою точку зрения.

О Владимире Григорьевиче возникало двойственное впечатление: добрый дедушка и строгий руководитель. Такую двойственность детских впечатлений можно объяснить, конечно, тем, что домашний и рабочий кабинеты были едины. Одна дверь кабинета вела в длиннющий коридор квартиры, вторая в конструкторские помещения проектной конторы. Обе двери весь день были отперты и вход был свободный. В послереволюционные годы Владимир Григорьевич жил в том же доме и на том же этаже, где была расположена контора, занимая четыре комнаты и теплую веранду, служившую столовой. Самым большим удовольствием было, придя от дедушки домой, рассказывать о виденном в кабинете. А там и большой письменный стол с красочными иностранными техническими журналами, и шкафы с книгами на разных языках в красивых переплетах, и модели башен и барж, и электрофорная машина на шкафу. Интересно было смотреть, как дедушка брал из шкафов книги на разных языках и делал необходимые выписки. Когда в конструкторских помещениях не было проектантов, дедушка открывал дверь в контору и показывал чертежи на досках, расчетные таблицы, графики, как бы приоткрывая для нас, "мальчиков", рабочий процесс проектирования. Удивляло количество весело звеневших арифмометров и вычислительных линеек. Высокий уровень вычислительных работ отличал стиль работы конторы.

Обедать у дедушки было в высшей степени интересно. За большим столом собирались вся семья и гости из друзей, учеников, совместно работающих людей. Здесь бывали академики, профессора МВТУ, Строительного института, практические работники промышленности. Владимир Григорьевич был прекрасным собеседником, умел и рассказывать и слушать. Эрудиция его во всех областях жизни была огромна. Он прекрасно владел русскими словами и оборотами речи, поговорками, очень точно подбирал слова. В построении его речи совмещалась русская простота и ясность с французским изяществом.

С годами из слышанного в кабинете и за обеденным столом у меня стал возникать обобщенный образ дедушки - крупного инженера и ученого, называемого иногда "главой инженерного корпуса России", участника многих крупных проектов в стране. Работал Владимир Григорьевич много, по 10-12 часов в день, иногда по вечерам прерывал разговор с гостями, чтобы на полчаса-час пройти в конструкторские помещения, чтобы в одиночестве проверить пришедшую ему идею.

Значимость дедушки в глазах внуков еще больше росла от того, что он мог свободно говорить по телефону с М. И. Калининым, с А. И. Рыковым, бывшим в ту пору Председателем Совнаркома, с Косиором - заместителем Председателя ВСНХ и другими крупными государственными деятелями. Кроме того, мы всегда гордились тем, что башню на Шаболовке дедушка строил по указанию самого В. И. Ленина. И кстати, строил ее малым числом рабочих. Они были члены одной артели, или как бы сегодня сказали - кооператива. Работали на хозрасчете.

Слава Владимира Григорьевича росла, он уже стал членом-корреспондентом Академии наук СССР, дважды Героем Труда. Отмечались его юбилеи, а он оставался таким же простым, доступным. По вечерам много гулял. Телеграфный переулок, где он жил, выходил на Чистопрудный бульвар, и дедушка проходил иногда почти полное Бульварное кольцо, что составляло около шести километров. В воскресения выезжал гулять на Ленинские горы, к смотровой площадке, или в Сокольники. В тридцатые годы дедушка переехал на новую квартиру в дом на Зубовском бульваре. Новый кабинет, очень светлый, солнечный, и в нем - тот же стол, те же шкафы, тот же диван, те же модели, но нет прямой двери в проектную контору. На работу, а их теперь стало две: Стальпроект и Гипронефть - нужно ездить, а сил стало меньше, и поток людей устремился в кабинет на Зубовском бульваре. Сколько ученых и инженеров перевидали стены кабинета! Дедушка однажды спросил меня:

- Кем ты хочешь быть, какая профессия тебе по душе?

Для меня вопрос был давно решен. Я ответил:

- Хочу быть инженером, как дед и отец.

Дедушка очень серьезно и, как мне показалось, несколько грустно посмотрел на меня и спросил:

- А ты знаешь, что такое быть инженером?

Когда я с юношеским энтузиазмом начал восхвалять профессию инженера, он заметил:

- Ты не знаешь, как это трудно. Надо думать, все время думать, днем и ночью, и все время придумывать новое, иначе тебя жизнь отбросит. Профессия инженера - это заводы, монтажные площадки, где тоже твое рабочее место. Кроме того, это рабочие коллективы, воплощающие инженерные идеи, о них тоже нужно думать и о том, как трудно работать клепальщикам, котельщикам, кузнецам.

Все это было для меня откровением. Я понял, почему рабочие "Паростроя" так любили Владимира Григорьевича и единодушно избрали его главным инженером (тогда эта должность была выборной).

Подумав, он добавил:

- Имей в виду, с техникой нужно быть очень честным. За обман она жестоко мстит, и не только губит твое доброе имя, но может погубить и людей.

В другой раз, говоря о профессии инженера, он сказал:

- Профессия инженера тем не благодарна, что для понимания ее красоты нужно иметь знания, а красота произведений искусства воспринимается чувствами. Рекомендую тебе раньше, чем остановиться на профессии инженера, поработать на заводе рабочим, тем более что сейчас для поступления в институт требуется рабочий стаж.

И еще дедушка преподал мне урок жизни. При сокращении вечернего отделения Высшего технического училища отчислили самых молодых студентов, в том числе и меня. Я рассказал об этом дедушке в надежде на помощь. Он подумал и сказал:

- Это не так плохо. Поступай на дневное отделение на следующий год. Ты тем самым подтвердишь преданность выбранной профессии, и кроме того, неудача в начале жизненного пути закаливает характер.

Конец двадцатых - начало тридцатых годов были годами напряженной работы как в области стальных конструкций, так и в области нефтяной промышленности. Были новые задумки и планы, но сдавало здоровье. В рабочем дневнике наряду с перечнем совещаний и встреч появляются записи: "Очень устал", "Опять сердечный припадок", "Сегодня недомогание, трудно работать". Ему, привыкшему к самостоятельности и полной личной ответственности, претили бюрократические препоны, всякие проверки, ограничения, подбор кадров не по деловым качествам. Сколько раз я от него слышал: "Так мало осталось жить, жалко тратить зря силы".

В последние годы Владимир Григорьевич отходит от активной работы. Ограниченное врачами рабочее время посвящает встречам с учениками, консультациям, много читает, размышляет о судьбах отечественной техники. В эти годы его помощником и другом становится старшая дочь Ксения Владимировна Шухова, сохранившая многое из творческого наследия.

Вспоминая о дедушке, думая о его творчестве, мне кажется что его успехи во многом объясняются его жизненной чистотой, нравственной строгостью, благожелательностью к людям и пренебрежением к материальным благам - то есть качествами, присущими передовой русской интеллигенции конца девятнадцатого века.