Наталья Коршунова
- "...Как силы отдельного человека измеряются личным несчастьем, так силы народа испытываются в горниле бедствий... борьба, которая продолжается пятнадцать месяцев и ведется с врагом, сильным телесно и умственно, требует напряжения всех телесных и умственных сил народа..." Мне кажется, Олег, ты не слушаешь.
- Это нам сегодня читали. Перед началом занятий.
- А? Ну ладно, посмотрим, что там дальше, - легко согласился отец. - Вот, слушайте: "Тверской уездной земской управе удалось объединить в своих руках руководство молочными артелями всего уезда и обеспечить выгодный сбыт их продуктов в центральном земском магазине в Твери..."
- Кому это он выгодный? - Мать, весь вечер молчавшая, подняла глаза от шитья. - Да этаких цен с сотворения мира не видано!..
Вечернее чтение из приятнейшего часа дня, каким оно было в семье Лосевых, превращалось в тягостную процедуру. В начале войны газета была оракулом, теперь же - бумагой для самокруток. И только такой далекий от жизни человек, как отец, мог продолжать все так же торжественно декламировать передовицы, дышащие оптимизмом: "...недостаток рабочей силы можно восполнить применением труда военно-пленных...", "...солдат будет бить ружьем, а мы рублем...", "...необходимо развивать огородничество и переходить к питанию овощами...". О том, как полезно вегетарьянство, население уже. было извещено - впору было заводить разговор о пользе голодания. До этого, однако, не дошло, поскольку погасло электричество - обычное дело, редкий вечер теперь без этого обходился. Олег решил, что появился пристойный повод выйти из-за стола, а заодно и из дома. Ни отец, ни мать не успели возразить - и теперь им оставалось лишь запоздало выяснять, кто из них так избаловал сына. Бесплодный спор: кого же было им баловать, как не единственного, любимого сына. Позволяли делать все, что захочет, - и вот результат: на ночь глядя, не спросивши даже позволения, только "скоро приду" - и след простыл!
Положа руку на сердце, надо было признать, что предоставленной свободой Олег не злоупотреблял, дурных знакомств не водил, учился хорошо, табаку не курил, как иные ребята, а деньги тратил на книги и приборы для домашней лаборатории, в которой и возился целыми днями, напевая себе под нос.
Все изменилось с появлением в Твери радистов.
Тверь. Гравюра XVIII в
Вскоре после начала войны, в сентябре 1914 года, в городе появилась приемная радиостанция. Три легких стометровых мачты подняли в небо почти километровой длины антенну, а под ними, как грибы под елками, выросли приземистые деревянные Тверь. Гравюра строения. Появление военной радиостанции именно в это время XVIII в. и в этом месте не было, конечно, случайностью: она предназначалась для приема сигналов союзников, в частности - радиостанции Эйфелевой башни. Сравнительно с московской Ходынской, станция располагалась много ближе к источнику сигналов - и в то же время достаточно далеко от театра военных действий.
На тверичей событие не произвело особого впечатления, так как, в отличие, скажем, от электрического трамвая или телефона, мало до них касалось. Притом с начала войны в событиях и новостях недостатка не ощущалось. Но в жизни учащегося Тверского реального училища Олега Лосева появление станции многое изменило: центр мироздания переместился для него из домашней лаборатории и школьного физического кабинета - туда, под сень радиомачт.
Преподаватель физики Тверского реального училища Вадим Леонидович Лёвшин почувствовал это первым: раньше душа Олега принадлежала ему безраздельно, теперь же в ней воцарились новые кумиры - военные радиоспециалисты.
...Под общий смех Олег пробирается к столу. Его здесь знают, встречают как равного, взрослого человека. С ним запросто беседует сам новый начальник радиостанции штабс-капитан Лещинский, сменивший на этом посту исправного служаку капитана Аристова. С появлением Владимира Михайловича Лещинского военная радиостанция стала стремительно превращаться в научно-исследовательскую радиолабораторию, а "подпольные" опыты главного радиоспециалиста, Михаила Александровича Бонч-Бруевича, сделались основным содержанием и целью ее работы.
Приемная радиостанция времен первой мировой войны
О Михаиле Александровиче, или "Бонче", как называют его для краткости сослуживцы, разговор особый. Его стараниями при Тверской радиостанции появилась сначала крохотная нештатная исследовательская лаборатория. "Нештатная" - значит, попросту никем не санкционированная, не им(еющая ни помещения, ни людей, ни средств. А еще точнее: сам Бонч, с помощью денщика, в крохотной каморке, дыша ядовитыми ртутными парами, откачивал воздух из стеклянных баллонов - в свободное от основных обязанностей время. Тут же и спал на узкой койке. И лишь его очевидные успехи в изготовлении катодных реле - первых отечественных радиоламп - привлекли к лаборатории внимание военного начальства.
М. А. Бонч-Бруевич
Вышло все в точности по русской пословице: не бывать бы счастью, да несчастье помогло. Ну кто бы узнал о лаборатории, кабы не лопнуло терпение капитана Аристова, и он не пожаловался наверх на строптивого помощника, мешающего своими опытами нормальной работе радиостанции. А тут как раз возникли трудности с доставкой французских ламп... Да что там говорить, в военное время лучше ни от кого не зависеть... И вопрос был решен в пользу недисциплинированного подчиненного.
С новым начальником у Бонча разногласий не возникало. Грамотный специалист и прекрасный организатор, Лещинский быстро поставил дело на широкую ногу, создал условия для работы, привлек людей. Одновременно он затеял чтение лекций о достижениях современной науки и техники для тверских обывателей. Специалисты, приезжающие познакомиться с достижениями лаборатории, также отбывали эту повинность - иные безропотно, а иные и с удовольствием, как профессор Лебединский, просветитель по призванию.
Школьник Олег Лосев не мог, конечно, упустить такой счастливый случай - и свел знакомство со знаменитым профессором - с тем самым Владимиром Константиновичем Лебединским, чьи лекции, книги, статьи ввели в заманчивый мир физики не только его, Олега, но и самого Бонча. Тем более что "старик профессор" оказался тридцатипятилетним мужчиной располагающей наружности. О чем они беседовали - неизвестно, но профессор хорошо запомнил юного реалиста.
Поглощенный своими опытами, чтением, жизнью лаборатории, Олег почти не ощущал войну. Вихри двух революций пронеслись над его головой столь же незаметно. О чем-то яростно шумели газеты, ученики прогуливали занятия, на станции прошел митинг - и рядовые радисты открытым голосованием выбрали своими начальниками все тех же Бонча и Лещинского.
Вскоре лаборатория перешла в ведение Народного комиссариата почт и телеграфа, став таким образом не только штатной, но и штатской. Люди, однако, продолжали ходить в военном, не имея другой одежды и мало о том беспокоясь. Хватало и без этого забот: среди возникшей неразберихи радиолаборатория - прекрасно к тому времени оснашенная, с квалифицированными сотрудниками - осталась без заказов, а значит и без средств к существованию. В Твери было голодно, неспокойно...
Приезд наркома почт и телеграфа Подбельского стал началом нового этапа в жизни лаборатории. Показали наркому свое хозяйство, собрали совещание и во лаве с Подбельским решили: надо перебираться в глубь страны. Найти город: не столичный, "чтоб BCHX не сцентрализовал", но большой, промышленный, с хорошим сообщением, в одной из хлебородных губерний. Остановились на Нижнем Новгороде.
Когда начались разговоры и сбсры, Олег внезапно понял: а ведь они уедут! Уедут насовсем, и притом все разом, все его прекрасные, мудрые друзья со всем сюим замечательным радиохозяйством. И Тверь из центра Вселешой превратится в захудалый городишко, в котором некуда пойти, не с кем поговорить...
"Позвольте мне нарисовать картину будущего, думаю, что весьма и весьма близкого. Вот приемная радиостанция в квартире гражданина будущего... Рамка раз навсегда отградуирована на волны уже на заводе, владельцу нужно лишь поставить указатель на нужную волну - и аппарат настроен. Хозяин квартиры утром слушает бесплатно свою партийную газету по беспроводному телефону. При желании он меняет волну и слушает газеты иных направлений... В пять часов кооперативы объявляют цены на вновь полученные товары, их в это время на станции принимает кухарка, на соответствующей волне и румбе... А политика, товарищи? В радиотелефоне она найдет лучшее средство для агитации, не поддающееся цензуре никакой полиции..."
Профессор В. К. Лебединский
Олег захлопнул тонкую книжку журнала с неудобопроизносимым названием "ТиТбп" - "Телеграфия и телефония без проводов". Да, похоже, что все интересное пройдет и кончится без него. В последнее время такое чтение, вместо душевного подъема и прилива идей, вызывало у него лихорадочное нетерпение. События разворачивались с несвойственной науке стремительностью и грозили в самом деле оставить зазевавшегося с носом: все, что он напридумывал в тиши своей лаборатории, все, что мечтал воплотить, уже было придумано, уже воплощалось кем-то. Вот пишут о радиотелефоне как о сегодняшней реальности...
Правда, еще Попов считал это дело вполне возможным - надо было лишь преодолеть некоторые технические трудности. С искровыми передатчиками ничего не получалось. Теперь, когда стали работать с незатухающими колебаниями, радиотелефония пошла...
Вообще, судя по сообщениям журнала, радиомир - на подъеме! Американцы уже провели сеанс сверхдальней связи Арлингтон - Гонолулу: четверть земного меридиана! С помощью радиотелеграфа уже пытаются управлять локомотивами на расстоянии...
О его друзьях тоже пишут кое-что. Вот: "...совершенно отделившись от Тверской радиостанции, лаборатория переехала в Нижний Новгород, где для нее отведено обширное помещение, предоставлены значительные денежные средства для соответствующего оборудования. Теперь это уже не та первичная Тверская лаборатория площадью менее чем в две квадратных сажени, с одним исследователем, а обширное учреждение с мастерской почти заводского характера и с большим персоналом, в состав которого предполагают войти многие специалисты по различным отраслям нашего дела..."
Надо отдать должное профессору Лебединскому: что бы ни происходило вокруг, он с методичным упорством продолжает свою издательскую деятельность. "Вестник военной радиотелеграфии и электротехники", затеянный им в разгар войны, прекратил существование на шестом номере при взятии Минска германцами. А спустя несколько месяцев в Москве вышел первый номер нового журнала "Телеграфия и телефония без проводов" - "ТиТбп". И желтоватые страницы невзрачных маленьких выпусков доносят до читателей вместе с новостями радиотехники интеллигентное ворчание профессора: "...условия войны так удлинили промежуток времени между выходом новой иностранной книги и ее появлением в России, что о новинке приходится давать отзыв почти с двухгодичным опозданием. Особенно печальна судьба научных книг, которые нужно выписывать каждый раз особым заказом и в довершение подвергать капризу шальных субмарин". Или вот - во внезапно "потолстевшей" тетрадке: "Ввиду декрета об обязательном применении нового правописания весь материал, набранный по-старому, должен быть помещен в настоящем выпуске, чем определяется его объем". Как трогательно это прощание с "ерами" и "ятями" на пороге новой жизни.
Осенью 1920 года в Москве собрался Первый Всероссийский радиотехнический съезд. Почти все собравшиеся были знакомы - лично или заочно. Доклады, беседы, споры в коридорах - деловая и праздничная атмосфера ученого форума. С каким наслаждением впитывал ее семнадцатилетний самозванец, пригласивший сам себя на этот Олимп. На съезде Олег встретил немало давних знакомцев, с радостью убедился, что его помнят, охотно делятся новостями, расспрашивают о ходе собственных его экспериментов. Особый интерес к юному исследователю проявляет, конечно, Владимир Константинович Лебединский - по призванию педагог и открыватель талантов. Он, оказалось, тоже в восторге от Нижнего Новгорода, от новой лаборатории, куда перебрался вместе с журналом "ТиТбп". Вообще, весь цвет радиоспециалистов уже там. И дела затеваются в Нижнем такие, что хоть бросай все и первым поездом... Тем более что зовут всерьез, обещают интересную работу, поддержку.
...Насколько нам известно, Олег приезжал в Москву не ради съезда - он собирался поступать в институт. Все остальное - из области гипотез: поступал ли? поступил ли? был ли вообще какой-то прием, какие-то экзамены? не разбрелась ли профессура, спасаясь от царивших в столице разрухи и голода? каково пришлось ему, далекому от жизни, в одичавшем огромном городе, без друзей и знакомых?..
Достоверно известно, что после съезда он вернулся в Тверь и лишь полгода спустя объявился в Нижнем.
Ко времени приезда Олега лаборатория уже совершенно обжилась, обросла хозяйством - фактически это был небольшой, плодотворно работающий научный институт, включавший несколько самостоятельных лабораторий. Самая большая - Бонча и Шапошникова - занимается в основном совершенствованием радиоламп. Лаборатория Вологдина работает над высокочастотными машинными генераторами для передающих станций. Есть еще лаборатории Лебединского, Шорина, Татаринова, и есть лаборатория приемников, где работает Олег Лосев.
Первое время пришлось побыть простым служителем, рассыльным - никуда не денешься, испытательный срок. Это, впрочем, совсем не плохо - хватило времени оглядеться и освоиться, разобраться, кто чем занят, где интересно и как вообще устроена эта хитрая машина под названием НРЛ - Нижегородская радиолаборатория.
Полная бытовая неустроенность тоже мало беспокоит Олега. Он спит в лаборатории, установив на чердачной площадке койку, укрываясь своим пальто, питается гречневой кашей, которую варит ему уборщица на два-три дня... Остальные, впрочем, живут ненамного лучше, питаются чем бог пошлет, донашивают военные гимнастерки и сапоги либо довоенные "толстовки". Заплаты никого не смущают, все лишние вещи давно обменены на продукты.
А вскоре Олега переводят из служителей в лаборанты. Лаборант в НРЛ - фигура солидная, не мальчик на побегушках, а творец новой техники, что видно и по окладам: управляющий НРЛ получает в месяц тысячу рублей, лаборант - девятьсот. Пятьсот - семьсот получает рабочий-стеклодув. Впрочем, эта сторона дела мало занимает сотрудников. Внутри лаборатории деньги хождения не имеют, а вне ее большинство проводит слишком мало времени. Забегут на несколько часов домой поспать - благо живут многие тут же, во флигелях, дружной коммуной, - и, глядишь, уже опять на месте. Самовары не остывают круглые сутки - чаю, правда, нет давно, изобретают суррогаты, кто во что горазд.
Утро в лаборатории начинается с того, что сотрудники, уходившие спать домой, пытаются отправить спать тех, кто провел ночь у приемников. Это удается с трудом. Возвращается с прогулки по Откосу - высокому волжскому берегу - компания, тоже не спавшая ночь, но свежая и возбужденная бурной дискуссией. Кто-то уже пустился в доказательства, что прогулка по физиологическому действию заменяет сон, зато преимущества ее неоспоримы: во время прогулки можно думать.
- Думать, между прочим, можно и во сне. Старик Менделеев, говорят, во сне увидел свою таблицу...
- А спорить? Можно спорить во сне?
- Конечно.
- Ну, во сне-то я всех переспорю...
Лаборатория приемников занимает угловую комнату. Из окон вид на путаницу крыш, деревьев, голубятен и заборов. На другой стороне изо всех окон виден речной простор, заволжские дали в туманной дымке - глаз не хватает, и невозможно привыкнуть к этой красоте. Большой каменный дом НРЛ - белый, с легкими высокими мачтами антенн, с флюгерком на крыше - напоминает корабль. Фрегат, плывущий среди бурь истории, сносимый течениями, но все же идущий по курсу, или скорее - Ноев ковчег, собравший радиоспециалистов со всей страны, в большинстве - бывших офицеров. Кто знает, как при иных обстоятельствах сложилась бы их судьба?..
Нижегородский кремль. Откос
"Ниже ватерлинии" ковчега - в подвалах - расположены силовая станция и склады всяческого добра, припасенного рачительными снабженцами. В первом этаже мастерские - дерево-обделочная и три механических. Во втором, кроме лабораторий,- измерительная, тупичок, где заряжают переносные аккумуляторы, и просторная аудитория, где регулярно проходят "беседы" с участием сотрудников и гостей - традиция, заведенная Лещинским и свято сохраняемая все годы существования лаборатории. Здесь же - откачечная радиоламп и химкабинет. Выше этажом - ламповые мастерские и тренировочные, библиотека, конструкторское бюро, кабинеты и канцелярия. Во дворе - Нижегородский стеклодувная и другие "горячие" мастерские, множество складов кремль. Откос и сарайчиков. Большое, налаженное хозяйство - о чем еще мечтать? Неудивительно, что мало кому здесь знакомо понятие "выходной день". Такой день возможен при одном условии: если бы вдруг начальство по какой-то причине заперло двери и решилось никого не пускать. Но страсть к работе обуревает и начальство.
Когда Олег Лосев появился в НРЛ, там уже около года шли успешные опыты по радиотелефонии. Трудностей хватало, однако дело стоило того - особенно если видеть в радио не просто средство связи - конкурента проволочного телеграфа и телефона - а именно широковещание, "газету без бумаги и без расстояний" (определение В. И. Ленина в известном письме к М. А. Бонч-Бруевичу).
Здание радиолаборатории (20-е годы)
Нижегородская лаборатория жила мечтой о радиовещании. В течение одной зимы 1919/20 года прошла она путь от первых робких попыток, когда и передатчик и приемник находились здесь же, в здании НРЛ, до вещания на Москву, слушать которое приезжал на столичную Ходынскую радиостанцию сам Владимир Ильич. Это было в феврале, а в марте Совет Рабоче- Крестьянской обороны принял постановление, в котором лаборатории предписывалось в течение двух с половиной месяцев (!) изготовить Центральную радиотелефонную станцию с радиусом действия 2000 верст. Темпы были революционные.
В декабре 1920 года передачу из Москвы уже принимали Одна из лаборато инженеры фирмы "Телефункен" на станции в окрестностях Рии НРЛ Берлина.
Одна из лабораторий НРЛ
Если в Нижнем, Москве, Берлине слышали то, что рассчитывали услышать, и тем не менее приходили в сильное волнение, то радисты отдаленных станций были совершенно не готовы к такому повороту событий. Появление в эфире, вместо привычной морзянки, человеческого голоса производило потрясающее впечатление. Озадаченные приемщики строили самые разные предположения, от вполне прозаических (не индукция ли это от телефонных проводов?) до совершенно фантастических (не сигналы ли других цивилизаций?).
О. В. Лосев в нижегородский период
Люди, однако, быстро ко всему привыкают, и вскоре телеграфисты Наркомпочтеля перестали удивляться тому обстоятельству, что время от времени их приемники начинают говорить человеческим голосом. К сожалению, они оставались едва ли не единственными слушателями этих передач. "Газета без бумаги и без расстояний" предполагает наличие широкой аудитории. В разоренной, отрезанной от мира стране можно было колоссальным напряжением сил создать лучшую в Европе передающую станцию, но обеспечить в короткий срок огромную страну приемниками было не под силу ни лаборатории, ни всей тогдашней радиопромышленности.
Однако выход из положения нашелся сам собой. Если гора не идет к Магомету... тогда Магомет переходит на самообслуживание. Тем более что простейший приемник - штука нехитрая и не требует для своего изготовления ни выдающихся познаний, ни труднодоступных материалов. Несколько сухих элементов, побольше проволоки, простейшие наушники. Надо только научить - а желающих в стране без счета. Эту задачу, между прочим, решает и журнал "ТиТбп", и выходящий при нем популярный "Радиотехник". Их небольшие, невзрачные книжки на грубой бумаге - настоящее чудо среди царящей разрухи. Другие технические журналы в стране не выходят.
С помощью двух портативных печатных машин - "Американки" и "Бостонки" - и литографского камня для печатания чертежей и схем Владимир Константинович Лебединский не только обеспечивает страну свежей технической информацией, но и оповещает мир: российская наука и техника живы, более того - стремительно развиваются, вносят весомый вклад в мировую науку и практику.
...Год 1920-й. Недавно поступивший на работу в НРЛ рассыльный Лосев без отрыва от прямых должностных обязанностей правит по заданию Лебединского статьи для "ТиТбп". Обретя уверенность, переписывает целые страницы, добиваясь простоты и краткости - бумагу надо беречь. Ассистирует профессору во время публичных лекций, от которых Владимир Константинович - просветитель по натуре - не может отказаться ни при каких обстоятельствах. Иногда приходится и Олегу что-то рассказывать собравшимся нижегородцам - подросткам и взрослым: этот род занятий для него, молчальника, мучителен, труден, но Лебединский не склонен потакать слабостям ученика. Надо ко всему привыкать, пригодится.
Накопленный редакторский опыт оказался весьма полезен, когда спустя несколько месяцев пришла пора публиковать результаты собственных исследований. Лекторский опыт понадобился позднее, через много лет, когда пришлось преподаванием зарабатывать свой хлеб. И он учил - отлично и добросовестно, как делал все, - но без того упоения, без счастливой поглощенности, какую ему давали эксперименты.
Первая электронная лампа 'бабушка'
А пока восемнадцатилетний исследователь, уже произведенный в лаборанты, получивший собственный стол и тему, принимается за дело всерьез. Направление поисков, подсказанное ему профессором Лебединским, - неламповый прием. Первая самостоятельная работа связана с перспективами использования магнитных усилителей. Исследование проведено по всем правилам, завершено, результаты опубликованы в журнале "ТиТбп". Это первая публикация на русском языке на данную тему. Логика автора безукоризненна, выводы основательны: магнитные усилители в рассматриваемой области не перспективны.
Радиолампы, созданные в НРЛ (справа - первая электронная лампа генераторного типа, изготовленная в 1919 г.)
Хорошо, можно идти дальше. Следующая тема: кристаллические детекторы. Небольшой - с половину горошины - мутный кристалл галенита, тонкая металлическая проволочка - с ее помощью на поверхности кристалла можно отыскать заветную точку, превращающую контакт в простейшее радиоприемное устройство. Кристалл работает как лампа? Во всяком случае, много хуже - и потому с распространением радиоламп кристаллические детекторы сходят со сцены. Сходят, так и не раскрыв своей тайны. Впрочем, радио - это область загадок, сам механизм модуляции еще толком не изучен, что не мешает радиотехникам его использовать. В конце концов, врачи не знают механизма действия простого аспирина...
Нужно быть восемнадцатилетним, бескорыстно любознательным и немного безрассудным исследователем, чтобы взяться за такую тему. Все увлечены лампой, все в восторге от лампы, она стремительно совершенствуется - и будет совершенствоваться дальше.
Созданы десятки разных моделей, от маленьких - можно зажать в кулаке - до громадных, в человеческий рост - для передающих станций. Испытываются разные системы охлаждения, разное взаимное расположение частей. Большая работа, блестящие результаты...
Лампа - вещь рукотворная, с ней в основном все ясно. Есть цепочка конкретных технических задач, которые надо решать и которые, безусловно, будут решены рано или поздно. С кристаллами же совершенно ничего не понятно - неизвестно, как к ним подступиться, и надо ли? Есть ли в этом необходимость, когда кругом полно неотложных задач?
Однако Олег берется за изучение кристаллов. Быть может, здесь сказалось влияние Лёвшина, из всех разделов физики выделявшего оптику, посвятившего себя впоследствии изучению оптических свойств кристаллов, - а может, это случайное совпадение. Здесь мы входим в область догадок. Что было раньше: начало практической работы с кристаллами или изучение литературы по теме? Наткнулся ли Олег на эффект генерации колебаний и стал затем искать подтверждения своим наблюдениям у других исследователей? Обнаружил ли интересный факт в литературе и решил проверить на практике? Сам ли обнаружил или подсказал "крестный отец" Лебединский? Так или иначе, Олег знал о давнем опыте англичанина Икклза, которому удалось получить незатухающие колебания в контуре с помощью кристалла цинкита - минеральной окиси цинка. Вот и еще одна загадка кристалла: он, оказывается, может не только выпрямлять переменный ток, но и поддерживать колебания в контуре, работать на генератор. При каких условиях можно получить такой эффект? Насколько он устойчив?
Взяв после года работы в лаборатории положенный отпуск, Олег уехал к родителям в Тверь. С собой взял образцы кристаллов. Чем хороша его тема: никакой особой аппаратуры не требуется - того, чем располагала его домашняя лаборатория, с лихвой хватило, чтобы собрать простейшую схему детекторного приемника и приступить к исследованиям.
В его комнате все сохранялось в неприкосновенности в ожидании хозяина, только смущал порядок и аптечная чистота на столе и полках. На другой день Олег положил конец порядку. Мать пришла в ужас: до чего исхудал, измучен, в лице ни кровинки - и, не отдохнув, опять за свои железки! Целыми днями хлопотала, стараясь раздобыть еду. Вкусного ничего давно не видели: отец работал по мобилизации на том же вагоноремонтном заводе, только теперь за это денег не платили, а давали талоны, а на талоны - пшено, или воблу, или жир, а то вдруг что-то из одежды. Но для такого исключительного случая, как приезд единственного сына в отпуск, мать напекла оладьев на сметане, пирогов с картошкой - и не было лучше минут доя нее: семья за столом, самовар, пироги, отец расспрашивает сына о работе - все как следует.
Тверь в 60-е годы ХХ в. Родина О. В. Лосева
Отпуск пролетел быстро - но не бесплодно: в Нижний Олег возвращался с замечательными результатами и заранее предвкушал, как будет удивлен Владимир Константинович, да и остальные тоже. Впрочем, суть дела была Лебединскому в основном известна из письма, которое Олег отправил в Нижний, не дожидаясь окончания отпуска. Было ли это нетерпение юноши, который торопится поделиться радостью, или предусмотрительность ученого, фиксирующего приоритет? То, что мы знаем об Олеге Лосеве, не дает оснований предпочесть ту или другую версию. С одной стороны, терпение у него как раз было феноменальное. С другой - он не был так уж озабочен приоритетами. Ну, да не в этом дело.
Итак, в НРЛ Олег вернулся не с пустыми руками. Собранный им детекторный приемник с кристаллом цинкита позволял получить сигналы раз в десять громче, чем обычный галенитовый, - примерно такие, как стандартный одноламповый, от которого отличался простотой и экономичностью.
Чертеж к статье О. Лосева 'Детектор-генератор'
Это уже не "вчерашний день радиотехники" - кристалл вновь выходил на сцену в качестве полноправного конкурента лампы, он еще далеко не исчерпал своих возможностей. А что, если это только начало, если кристаллы в радиотехнике ждет великая будущность? Однако в научном мире мечты и восторги принято держать при себе. Доклад Олега Лосева на ближайшей "лабораторной беседе" был скупым и сдержанным. Столь же сдержанным было резюме профессора Лебединского - итог бурных и долгих дебатов: "Для России с ее огромными пространствами, слабым развитием техники, да еще в условиях разрухи, приемники с кристаллическим генерирующим детектором представляют безусловный интерес ввиду их простоты и доступности".
Только так - ничего лишнего. Дело новое, надо работать, провести серьезные исследования, посмотреть, что из этого выйдет. И Олег работал.
В. П. Вологдин, создатель установок токов высокой частоты, в нижегородский период
Времена между тем менялись, закончилась аскетическая эпоха военного коммунизма - и как по мановению волшебной палочки на базаре появились продукты, деньги вновь обрели покупательную способность, а люди - вкус к радостям жизни. Олега это поветрие почти не коснулось - впрочем, поразмыслив, он приобрел костюм и пару сорочек, сорвав при своем появлении в лаборатории бурю аплодисментов.
В самом начале следующего, 1922 года произошло событие, в масштабах лаборатории куда менее заметное - Олег отдал в журнал "ТиТбп" большую статью "Детектор-генератор, детектор-усилитель" ().
Созданный Олегом Владимировичем Лосевым детекторный приемник с кристаллом цинкита был первым реально действующим полупроводниковым прибором, но этого тогда никто не знал и начала новой эры никто не заметил.
В центре внимания специалистов была радиолампа. Разгорался бурный и принципиальный спор ее с машинным генератором колебаний высокой частоты. Генераторами занималась группа Валентина Петровича Вологдина - человека весьма авторитетного в кругах радиоинженеров. Совершенствованию ламп посвятил свою жизнь Михаил Александрович Бонч-Бруевич. Его лаборатория, самая большая и сплоченная, помимо исследовательских работ взяла на себя колоссальный труд: она обеспечивала лампами все крупные радиостанции в стране. Здесь же родилась и первая черная "тарелка" - громкоговоритель, разошедшийся повсюду. Сотрудники обеих групп много лет работали бок о бок, их связывали приятельские отношения - тем более трудным и болезненным был спор между ними о том, какому из направлений принадлежит будущее.
Именно так стоял вопрос.
"Гетеродин, позволяющий каждой маленькой приемной станции, имеющей лишь детектор, обреченный на "затухание", принимать депеши, посылаемые незатухающими отправителями". представляет собой громадное упрощение дела радиосвязи".
Из доклада О. Лосева на заседании НРЛ. 1922
Научная и производственная деятельность НРЛ приобрела к тому времени размах, превысивший и потребности, и возможности Наркомпочтеля. Он мог прокормить лишь одно направление - более перспективное. Какое же? Вот этот вопрос и надо было решить. Борьба, таким образом, шла на выживание, борьба нешуточная, отнимавшая много времени и сил.
Был, однако, человек, который не только не принимал участия в дебатах, но, похоже, даже не замечал, как накалены страсти вокруг. Он с головой ушел в свои опыты, что-то напряженно ловил в наушниках; когда кругом шумели - свистел и пел во весь голос, когда же просили соблюдать тишину, что-то мастерил, паял, измерял... Вопросов у Олега - без числа!.. Почему одни кристаллы генерируют колебания лучше других, а иные вовсе мертвы? Почему переплавка цинкита в вольтовой дуге улучшает его генерирующие свойства? Почему искусственные кристаллы отличаются от естественных? И что это за точки, в которых контакт работает то как генератор, то - как детектор? В чем их секрет?
Детекторные приемники 20-30 х годов
Каждый такой вопрос - это недели, месяцы, годы работы. И никаких гарантий, что хоть один ответ будет найден. Может просто не хватить жизни...
Пока что накоплен некоторый запас наблюдений. Икклз в том давнем опыте использовал свинцовый блеск - галенит - и подавал на контакт 400 вольт. Опыт не имел продолжения, иначе англичанин узнал бы, что другие кристаллы генерируют колебания при более низком напряжении. Иным образцам цинкита хватало четырех вольт. Можно испытать и другие: халькопирит, карборунд, молибденовый блеск... Вместо стальной проволочки попробовать взять медную, серебряную, алюминиевую... Все рекорды, однако, побил угольный стерженек: в контакте с цинкитом он дал наилучший результат. Ценное наблюдение для практики, но мало что дающее для понимания процесса...
Пока что теорию Олегу заменяет графика - целая коллекция кривых, графические характеристики работы детектора. Чем круче "падающая" часть кривой, тем лучше свойства кристалла.
На тридцать шестой лабораторной беседе, когда совместными усилиями пытались разгрызть этот орешек, Лебединский и не-которые другие предположили, что здесь замешана вольтова дуга - микроскопическая, невидимая глазом, но обычная дуга между острием и кристаллом. Соблазнительно-простая мысль: дуга как раз обладает свойством генерировать колебания в контуре.
Проверить гипотезу несложно. Все, что для этого нужно: стеклянный колпак и обычный электроскоп, который Олег не раз демонстрировал слушателям лекций. Дуга ионизирует воздух вокруг, при этом листочки электроскопа должны слипаться. Помещаем приемник и электроскоп под колпак, подаем вольтаж... - листочки недвижны. Значит, не дуга. Тогда что же?
Олег экспериментирует с кристаллами: нагревает и охлаждает, освещает и облучает, меняет ток. Оставшееся время тратит на писание писем. Занятие, ему несвойственное, но что поделаешь: на статью приходит много откликов, и каждому надо ответить лично. Выручил, как всегда, Владимир Константинович: предложил издать отдельную брошюру о кристаллическом детекторе-гетеродине и рассылать желающим. Своя типография - большое удобство.
"Как только появился декрет о радиолюбительстве, число нижегородских радиолюбителей сразу же удесятерилось; они целыми группами стали приходить в Нижегородскую радиолабораторию за различными объяснениями, справками... Все они просили указать простейший приемник для незатухающих станций; им была указана схема детекторного цинкитного гетеродина как наиболее доступная для изготовления своими средствами и не требующая, кроме 9 сухих элементов, никакого другого источника тока".
Из статьи О. Лосева "Нижегородские любители и детектор-генератор". ТиТбп. 1923. № 22
Что касается местных, нижегородских радиолюбителей, то они приходят лично. Одни робко ждут у входа, когда на них обратят внимание, другие сразу деловито устремляются в глубь лаборатории, пытаясь затеряться среди сотрудников. Иные уже совсем освоились, знают, где что лежит, где померить сопротивление, а где и подзарядить аккумулятор под шумок. Страшно серьезные мальчишки за столом срисовывают схему гетеродина, специально для этой цели здесь лежащую. Сколько уже цинкитных кристаллов перешло из рук Олега в руки любителей! И это не благотворительность, а рачительное помещение капитала: радиолюбители - не нахлебники, а помощники в работе, сотни рук и голов, тысячи человеко-часов, отданных самозабвенному экспериментированию. Исследователю-профессионалу просто жизни не хватит на такой объем работы. Уже вовсю ловят кристадинными приемниками заграницу, провели интересный эксперимент по одновременному использованию "приемников Лосева" для передачи и приема сигналов: с "помощью двух приемников вели беседу, подсоединяя и отсоединяя антенну ключом Морзе. Накоплен ценный опыт - надо обобщать, распространять...
В механической мастерской НРЛ
"Электротехнический трест заводов слабого тока предлагает: радиостанции искровые, дуговые, ламповые, с машинами высокой частоты - различной мощности - сухопутные, судовые, авиационные. Отдельные приемные радиостанции. Особенно рекомендуются недорогие приемные радиостанции частного пользования без всякого источника тока, вполне пригодные для приема речи и музыки. Новейшие приемники с обратной связью, не уступающие по качеству заграничным. Обращаться в коммерческий отдел треста. Адрес..."
Как стремительно все меняется: каких-нибудь два-три года тому назад разруха, голод, нищета так скрутили страну, что, казалось, век не оправиться - и вот уже "ТиТбп" дает рекламные объявления, указывая цены по золотому курсу, предлагают подписаться на технические журналы. Налажена связь с зарубежными научными и инженерными обществами, обмен информацией. В конце 1922 года в Париже был осуществлен полет управляемого по радио аэроплана без пилота. В марте 1923-го военное судно Северо-Американских Соединенных Штатов, управляемое по радио, произвело успешное маневрирование. В том же году объявлен конкурс для английских граждан на премию в 500 ф. ст. за лучший метод беспроволочной телескопии - под нею разумелась передача на расстояние изображения предметов.
Нижний Новгород в начале XX в
У них в НРЛ идея беспроволочной телескопии тоже захватила многих, ею очень интересуется Бонч-Бруевич, у него есть по этому поводу свои идеи, но накал работы и борьбы не дает отвлечься. А борьба идет сразу на нескольких фронтах - о, если бы только со сторонниками машинных генераторов! Есть проблемы и посерьезнее - на невидимом фронте свои бои и потери: "...за пять лет, в период полной изоляции,. русская радиотехника была предоставлена только своим силам... Все эти годы идейная разработка и лабораторные исследования шли неуклонно вперед, и наши достижения могут поспорить с достижениями Европы и Америки, где работа велась не стесняясь средствами и со всеми удобствами... Теперь русская промышленность начинает возрождаться. Накопленный богатый материал научных работ, изобретений и проектов должен, казалось бы, влиться в нее и послужить пищей для заводов и мастерских. Но пятый юбилейный год принес русской радиотехнике неожиданный удар. Только что заключенный с французскими фирмами договор превращает русские заводы в кустарные мастерские для изготовления частей приборов по французским образцам... Если этот договор не будет расторгнут, он станет первым камнем в надгробном памятнике русской радиотехнике". Вот - суть проблемы в темпераментном изложении Бонча. Говорят, счастье - в борьбе? Для инженера счастье - в созидании, но жизнь - борьба, от этого никуда не денешься...
'Свидетели' широких международных радиосвязей НРЛ. Музей Нижегородской радиолаборатории, г. Горький
Это - фронт номер один. Есть и другие. Дружно пробившимся всходам отечественного радиолюбительства тоже угрожают политические заморозки: "...сегодня демонстрируется где-либо в деревне громкий прием московских радиоконцертов, а завтра все труды радиолюбителя... опечатываются и сдаются куда-либо в архив... Необходимо дать право установки радиоприемников хотя бы всевозможным союзным организациям, так как в таком случае нечего бояться ослабления политического руководства..." Да, нелегкая задача для блюстителей идеологической чистоты: с одной стороны, радиогазета - пропаган диет и агитатор, с другой - попробуй уследи, что они там слушают - может, совсем другое...
Впрочем, на этом фронте радиолюбителей ждала победа. Вот он - "Декрет о свободном эфире": "В целях развития радиосети Союза ССР ...предоставить право..." Зам. пред. CHK СССР Л. Каменев. Управ. делами Н. Горбунов.
"В статьях (зарубежных. - Ред.) вспоминается работа Икклза (1910 г.) о возможной генерации незатухающих колебаний с помощью детектора, предварившая работы Лосева, но не приведшая ни к каким практическим результатам, а также Миллиона ("Radio News", 1923 г.). Многие авторы делают предположение, что изобретение Лосева было вызвано недостатком триодов в России; они не знают, до какой степени малое распространение получил еще "кристадин" у нас".
Из статьи (вероятно) О. Лосева "Кристаллический детектор-гетеродин за границей". ТиТбп. 1924.
Покамест отечественная радиопромышленность примеряет парижскую моду, мир с интересом следит за успехами русской научной и технической мысли. Кристаллический детектор-гетеродин - изобретение юного "профессора Лосева" - вызывает бурный отклик в зарубежных технических журналах. Француз ский инженер Пине в "Radio-Revue" впервые дает приемник название "Кристадин". Редактор "Radio News" Хуго Гернсбек в статье "Сенсационное изобретение" называет кристадин "изобретением, делающим эпоху". Нетерпеливо опережая врем он пишет: "Потребуется несколько лет для того, чтобы генери рующий кристалл настолько усовершенствовался, чтобы сг лучше пустотной трубки, но мы предсказываем, что такое время наступит".
Для подобного вывода нет пока как будто никаких оснований. Но внутреннее чутье, своейственное "коммерческим" нар дам, превыше разума, и оно подсказывает: это дело перспекти ное, здесь стоит застолбить участок. Автор не взял патента на изобретение? Это его дело. В зарубежной прессе мелькает фра за: "Русский инженер (профессор) Лосев дарит миру свое изобретение". "Radio News" патентует название "Кристадин". Фи ма "Rasco" уже наладила производство генерирующих детекторов и установила на них изрядную цену на том основании, что источники поставок кристаллов истощены. К сожалению, нату ральный цинкит - единственное вещество, дающее устойчивые колебания в схеме кристадина. Германская фирма "Телефункен" проводит серьезные исследования генерирующего детектора. Позже им заинтересуется английская фирма "Маркони" - это уже крупнейшие киты радиомира. "Научная слава ожидает Олега Владимировича Лосева, - пишет французский журнал. - Что же г касается денежного благосостояния ...то весьма вероятно, что оно ускользнет от него, как и от всех изобретателей, тем более что он обнародовал свое открытие, думая прежде всего о своих друзьях, любителях всего мира".
Один из первых полупроводниковых радиоприемников Лосева - кристадин
Время, когда восемнадцатилетний Олег Лосев сделал свое открытие, было временем особым. Наш паровоз летел вперед - и ближайшая остановка - Мировая Коммуна - маячила, казалось, где-то очень близко, рукой подать. Там не было ничего лишнего: денег, границ, права собственности, а из золота лили нужники. Для Олега, человека рационального, было совершенно очевидно: идея коммуны настолько проста, разумна и красива, что очень скоро будет воплощена. Сама мысль о каком-то "де нежном благосостоянии" казалась смешным анахронизмом. Потом оказалось что все не так просто. Нет, идея не померкла, но мир был еще не готов принять ее, он завяз по горло в тине страстей и предрассудков - и не стремился освободиться. Пришлось принять чужие условия игры - и, между прочим, брать патенты, подавать заявки и получать авторские свидетельства - всего их за свою жизнь Лосев получил пятнадцать. Благосостояние, правда, все равно ускользнуло - тут француз не ошибся, да и не надо большой проницательности, чтобы заметить: фортуна распределяет свои дары равномерно: идеи - одним, богатства - другим.
Впрочем, это все пустяки. Единственная реальная ценность - время, главное - наладить с ним хорошие отношения, чтобы оно не убегало так стремительно. Дни, недели, месяцы проходят, а разгадка все так же не дается в руки. Правда, по ходу работы Олег нашел то, чего не искал. Нечто новенькое - тоже, правда, непонятное, но замечательное.
При исследовании детектирующих свойств кристаллов карборунда он заметил в точке контакта зеленоватое свечение. Оно возникало при постоянном токе через контакт в ситуации "плюс на кристалле, минус на острие". При перемене знака свечение пропадало, при этом ток через контакт увеличивался.
Свечение можно было отчетливо наблюдать в микроскоп начиная с величины тока 0,1 миллиампера. - Было очевидно, что между детектированием и свечением есть какая-то связь, но какая?
Теперь Олег так же сосредоточенно возился с микроскопом, как прежде вслушивался в путаницу сигналов в наушниках. Логика поиска уводила его в совершенно другую область - оптику, точнее, оптоэлектронику. Из сферы интересов одного учителя - Лебединского - в сферу интересов другого - Вадима Леонидовича Лёвшина, который в эти годы работал в Москве у Сергея Ивановича Вавилова.
Что интересно: в микроскоп отчетливо видно, что электроды при свечении нисколько не накалены. Зато при смене полюсов и, соответственно, направления тока они накаляются докрасна. Можно предположить, что холодное свечение - результат электронной бомбардировки... Как бы то ни было, это интересный эффект, и этого до него не наблюдал никто.
Он опять забрел в неисследованные области, где нет авторитетов, не у кого спросить, не на кого рассчитывать, кроме самого себя.
Слушают радио... 30-е годы
"Лосев лайт" - "свечение Лосева" (под таким названием оно вошло в историю) - привлекает внимание зарубежных исследователей. Знали бы они, какие заботы отвлекают от исследований "профессора Лосева"! Контрольные, зачеты, экзаменационная сессия... - у студента-вечерника Нижегородского университета совсем, ну совершенно нет времени. Экзамены по специальности можно в конце концов сдать прямо в лаборатории - благо начальство НРЛ - это одновременно его преподаватели в университете. Но ведь, помимо этого, есть масса других предметов.
А Лебединский торопит с подготовкой статей для журнала: нельзя терять темпа, получил результаты - надо сразу публиковать. Надо следить за отечественными и зарубежными публикациями - физика развивается стремительно, отставать стыдно, не отставать - почти нереально. В статьях Лосева появляются ссылки на работы известного академика Иоффе и значительно менее известного молодого физика И. В. Курчатова, в них появляются новые термины - "теория кванта", "полупроводники"...
А в НРЛ уже залетает - по одному и стайками - новая молодежь, с вузовскими дипломами, не измотанная годами авральной бессонной работы, полная сил и веселого любопытства. По возрасту они - ровесники Олега, иные постарше, но он ощущает себя рядом с ними ветераном, пожившим и умудренным. Вдобавок он женат...
Когда рядом с Олегом появилась Татьяна, Таня, никто в лаборатории ни минуты не сомневался, что именно этим дело кончится. Студентка-медичка, живая, веселая, немного экзальтированная, завороженная ранней славой Олега, она стремилась хоть немного растормошить задумчивого спутника, привить вкус к мирским развлечениям. В кругу друзей это называлось "танизацией". В жизни, однако, все получалось не так, как в девических мечтах. Никаких симпозиумов, банкетов, круизов. Она лишилась даже тех развлечений, какие имела в девичестве - не ходить же замужней женщине одной на танцы! Это только говорится "стали жить-поживать и добра наживать". С таким мужем добра не наживешь, и жизни никакой - один сплошной научный эксперимент...
...Эксперимент - наиболее приятная часть работы. Задаешь конкретный вопрос - получаешь конкретный ответ. Конечно, нынешние эксперименты Олега Лосева отличаются от опытов пятилетней давности. Но все же освоить микрофотосъемку или спектральный анализ значительно проще, чем уследить за всеми перипетиями развития теоретической физики. Особенно интересно было бы исследовать зависимость между свечением контакта и его способностью генерировать колебания радиочастоты. Но тут на пути исследователя возникают досадные трудности. Кристаллы цинкита - "чемпиона" по части колебаний - непрозрачны, и наблюдать в них свечение почти невозможно. А прозрачные, прекрасно светящиеся кристаллы карборунда - плохие генераторы, в давней таблице Олега Лосева они занимали одно из последних мест.
По ходу дела обнаружилось, что "свечение Лосева" бывает двух видов, различных и внешне, и по сути. Кристаллы карборунда тоже бывают двух видов. С мелкими зелеными можно получить только "свечение I". С более крупными, лиловато-серыми одинаково хорошо получаются оба вида свечения. Интересно было сравнить их с люминесценцией в катодных лучах. Внутри запаянной трубки стеклянный кристаллодержатель, похожий на цветок, удерживал несколько разных кристаллов. Отчетливо светились только кристаллы карборунда, причем лиловые давали люминесценцию, похожую на "свечение II" - с изменением цвета от оранжевого до фиолетового...
В таких занятиях проходили недели и месяцы. Олег боялся, что Бончу надоест ждать какой-нибудь отдачи от его опытов на благо отечественной радиотехники, что он прикроет тему, отберет микроскоп и другие "игрушки". Что мог он предложить, если говорить о практической пользе? "Световое реле для любительских целей" - так скромно оценивал сам Олег Лосев возможность практического использования своего открытия.
Даже тридцать лет спустя исследователи, занимавшиеся в разных странах и лабораториях световыми диодами, считали свою тему "периферийной", не представляющей для общества большого практического интереса. А потом начался бум - электронный, компьютерный, информационный - и световые диоды вышли на сцену. Сигнальные индикаторы, различные системы отображения информации, электронные часы и калькуляторы. Оптическая связь. Полупроводниковые лазеры... Но до этого было еще далеко. И в душе Олега Лосева вели нескончаемый спор пытливый ученый и совестливый гражданин...
Тем временем в НРЛ назревали перемены - на этот раз радикальные. Под предлогом "несоответствия требованиям времени" лабораторию вежливо разгоняли. Сотрудникам было предложено переехать в Ленинград и включиться в работу Центральной радиолаборатории заводов слабого тока (ЦРЛ 3CT). Директором ЦРЛ назначен М. А. Бонч-Бруевич.
На переезд решилось человек двадцать сотрудников, остальные остались работать на прежнем месте, но уже в составе военной радиолаборатории (ЦВИРЛ). Олег, уезжая, оставил в Нижнем жену - теперь уже бывшую: ехать с ним она отказалась ввиду отсутствия общих интересов.
Собственно, для двадцатипятилетнего ученого, поглощенного своей работой, не так уж важно, где изучать влияние температуры на светящийся карборундовый контакт: в доме на волжском Откосе или на набережной речки Крестовки на Каменном острове. Даже сами комнаты мало отличались: большие, высокие, уставленные аппаратурой, опутанные проводами, привычно гудящие, пахнущие канифолью и горелой обмоткой. Мелькают знакомые лица, старательно сохраняются - несмотря ни на что - привычные отношения. Но что-то прохудилось, и утечка тепла становится все более ощутимой - того тепла, в котором так буйно росла и рано плодоносила молодая научная поросль НРЛ. Или впрямь времена меняются?..
Лучше всего чувствуют себя в ЦРЛ те, кто занимается совершенствованием новорожденного телевидения: тут передний край, тут горячо, интересно. И неважно, что пока экраны телевизоров два сантиметра на три - все равно все от них в восторге. Между прочим, первый телевизор был сделан в НРЛ еще в 1921 году маленькой группой энтузиастов под руководством Бонча. Но до выхода его в свет, в люди, еще ох как далеко - несовершенен!
Вся работа ЦРЛ нацелена на скорую отдачу, практическую пользу. Ученый должен постоянно доказывать себе и другим, что не даром ест народный хлеб. Кто не может - тот должен отойти в сторону.
Иногда непосредственное начальство - Борис Андреевич Остроумов - откомандировывает Лосева в физтех, к Иоффе. Там его работа "вписывается в тематику", там к ней проявляют интерес вообще - и в частности к поистине ювелирным экспериментам молодого ученого.
Впрочем, это только говорится - "ювелирная работа", но то, что делает Лосев, ювелирам и не снилось. Их ведь не волнует, сколько именно атомных слоев снимается при шлифовке кристалла. А его волнует. Монокристаллики карборунда сами по себе невелики, вылущил их из друзы - и не ухватишь. Толщина же активного слоя - того, где происходит свечение, - всего несколько микрон, и они представляют собой нечто совершенно неоднородное, делятся на слои с разной проводимостью. Это можно проверить двумя способами: либо осторожно сошлифовывать один за другим тончайшие слои и замерять последовательно сопротивление толщи, либо сделать пологий косой срез, обнажив выходы разных слоев - как на камее - и проводить измерения с помощью острых зондов... Подобно опытному охотнику, он действует обдуманно, заходит с разных сторон, загоняя исследуемый эффект в ловушку.
К тридцати годам Олег Владимирович Лосев сформировался как ученый, специалист в области физики твердого тела, исследователь с совершенно своеобразным творческим почерком - это отмечают буквально все его знавшие: именно оригинальность, неожиданный подход к проблеме, особое изящество экспериментов.
О. В. Лосев в ленинградский период
Тридцать лет для ученого - начало расцвета. В судьбе же Олега Владимировича Лосева тридцатилетие - некий рубеж, водораздел между сравнительным благополучием и временем смут и беспокойства, О последнем десятилетии его жизни мы знаем сравнительно немного, Известно, что жил в Ленинграде со второй женой и с матерью. Практически не сохранилось документов: писем, дневников, воспоминаний очевидцев. Собственно, писем и дневников, относящихся к более ранним годам его биографии, тоже почти нет, зато в воспоминаниях не ощущается недостатка. Десятилетнее бурное существование НРЛ было яркой страницей в истории советской науки, привлекшей внимание исследователей, а сами сотрудники НРЛ охотно вспоминали о ней как о лучшей поре своей жизни. Олег Лосев был яркой звездой в нижегородской плеяде, и, естественно, его не обошли вниманием.
Но дело даже не в этом. Жизнь ученого - поиск истины, его биография - в его трудах. Первую научную статью Олег написал в восемнадцать лет - и с тех пор его работы публиковались в разных изданиях достаточно регулярно... до 1933 года. За 1933-й мы имеем, вместо журнальных публикаций, "Технический отчет по наряду 6059". Дальше - тишина. Точнее, есть еще маленькая публикация в 1935-м - доклад Лосева на Всесоюзном конгрессе по полупроводникам в Одессе. 1934 годом датировано его последнее - пятнадцатое - авторское свидетельство.
Достоверно известно, что из Ленинграда он никуда не исчезал. Известно также, что в 1931-м, через три года после переезда, Михаил Александрович Бонч-Бруевич вынужден был покинуть ЦРЛ. Свободный, "академический" стиль руководства был уже не в моде, исследования перспективные, не дающие скорой отдачи, казались лишней роскошью. Бонч знал, что с их "ампутацией" зачахнут и прикладные направления, упадет их уровень, но что проку в знании, если тебя не слушают. Набьют шишек - поумнеют! Только когда это будет... А пока Михаил Александрович, укрывшись в крохотной лаборатории Наркомпочтеля, предается меланхолическому занятию: создает свое собственное механическое пианино, воспроизводящее все нюансы игры исполнителя.
Эти события не могли не сказаться на участи тех, кого Бонч, к тому времени ужб член-корр, прикрывал своим авторитетом от холодных житейских бурь.
Известно, что в 1937 году Олег Владимирович Лосев работает в должности старшего лаборанта на кафедре физики 1-го Ленинградского медицинского института. Не маловато ли для ученого с семнадцатилетним научным стажем, с двумя (как минимум) открытиями мирового уровня, пятнадцатью патентами и авторскими свидетельствами, многочисленными публикациями, в которых он всегда единственный автор?
Но для любого кадровика он в первую очередь человек без диплома, без той маленькой бумажки, которая, как оказалось, важнее таланта: при поступлении на работу о способностях не спрашивают, а вот диплом необходим. Кабы знать наперед - как-нибудь уж получил бы. Тем более что дело-то было за малым, пять лет в университете он отучился.
В блокадном Ленинграде
Интересно, что такое второстепенное обстоятельство, как отсутствие вузовского диплома, представлялось существенным не только кадровикам. Много лет спустя пишущие о Лосеве упорно продолжали называть его "самоучкой", "талантливым самородком". Едва ли эти определения применимы к человеку, прошедшему столь блестящую школу. В Твери его развитием занимался В. Л. Лёвшин - тогда двадцатилетний школьный учитель, впоследствии выдающийся ученый, сподвижник С. И. Вавилова. В Нижнем он начал свой путь в науке под опекой профессора Лебединского, известного ученого, автора ряда популярных книг, редактора журнала "Вопросы физики", "Журнала Русского физико-химического общества", а в советское время - журналов "ТиТбп" и "Радиотехник". Работы Лосева в НРЛ признаны высшим достижением этой лаборатории в области физики, его исследования в ЦРЛ - самыми оригинальными научными исследованиями в истории этой лаборатории.
Наконец в 1938 г. по представлению академика Иоффе - без защиты диссертации - за "вклад в развитие физики твердого тела" - он получил звание кандидата физико-математических наук.
Существует мнение, что именно последнее обстоятельство - получение в 1938 году кандидатской степени - позволило Олегу Владимировичу в последние годы жизни вновь вернуться к занятиям наукой. Во всяком случае, в 1940 году его имя вновь появляется в научных изданиях. В статьях есть благодарность А. Ф. Иоффе за ценные советы, Б. А. Остроумову - за предоставленную возможность провести некоторые исследования в ЦРЛ, но в качестве места выполнения работы указан 1-й медицинский институт, сотрудником которого Лосев оставался до последних дней. Блестящая характеристика, выданная ему заведующим кафедрой физики этого института, датирована 12 июля 1941 года. 10 июля, как мы знаем, началось наступление фашистов на Ленинград. Вскоре вокруг города уже сжималось кольцо блокады.
Лосеву с семьей не удалось эвакуироваться, хотя он и хлопотал об этом, о чем писал в единственном дошедшем до нас письме, адресованном товарищу по ФТИ В. П. Жузе. Ответственность за судьбу двух женщин, матери и жены, оставшихся с ним в Ленинграде, за судьбу отца, оказавшегося без средств к существованию в чужом городе, тяжким бременем легла на его душу.
"Закончил я в начале октября еще одну статью о полупроводниках: "Метод электролитных фотосопротивлений. Фоточувствительность некоторых сплавов кремния", отдал ее в Редакцию ЖЭТФ в Ленинграде... Она будет лежать, вероятно, до окончания войны. А стремление окончить эту статью было одной из причин, заставивших меня остаться в Ленинграде".
Из письма В. П. Жузе. 23.11.41.
Статья о фоточувствительности некоторых сплавов кремния, для завершения которой Лосев, по собственному его утверждению, остался в Ленинграде, так и не была впоследствии найдена. В период блокады он продолжал преподавать в медицинском институте, стараясь всеми силами быть полезным: изобрел и испытал на себе стимулятор сердечной деятельности, изготовил прибор для обнаружения металлических осколков в ранах. Сдавал кровь. Путь на работу и с работы с каждым днем давался ему труднее. 22 января 1942 года, тридцати восьми лет от роду, он умер в госпитале от истощения, лишь на несколько дней пережив мать, которую нежно любил и которая всю жизнь была для него самым верным другом.
В начале пятидесятых годов несколько специальных изданий скромно отметили десятилетие со дня смерти, а затем пятидесятилетие со дня рождения "изобретателя "Кристадина", талантливого самородка Олега Лосева".
Двадцать лет спустя выходом книги избранных работ ознаменовалось семидесятилетие "пионера полупроводниковой электроники" Олега Владимировича Лосева.
Но наиболее отчетливо сформулировал, в чем именно состоит вклад в мировую науку советского физика Олега Лосева, американский ученый Эгон Лёбнер. Работая одно время советником при американском посольстве в СССР, он собирал материалы об исследованиях светоизлучающих диодов. Им составлена самая полная на сегодня библиография работ Лосева, он беседовал с его коллегами, с сотрудниками Музея связи в Ленинграде, где хранится архив НРЛ и где можно увидеть не только "кристадин", но и приборы Лосева для исследования свечения в кристаллах.
Свой персональный интерес к судьбе Олега Лосева Лёбнер объясняет тем, что имя и работы этого исследователя "почти неизвестны на Западе и неадекватно оцениваются в СССР".
Говорят, быть дальнозорким в науке так же плохо, как и близоруким. Идущий в первых рядах получает признание толпы. Тот, кто идет на несколько шагов впереди, получает похвалу немногих. А тот, кого быстрые ноги увели далеко вперед, рискует пропасть из виду. Именно так получилось с Лосевым. Хорошо опережать коллег на год-три. На пять - уже много. По оценкам разных специалистов, Лосев оторвался от современных ему исследователей на 7, 10, даже 20 лет. Но самую впечатляющую цифру называет тот же Лёбнер: 40 лет отделяет открытие "свечения Лосева" от времени, когда световые диоды нашли широкое применение.
Трудно в таких случаях удержаться от беспочвенных размышлений на тему: "Что было бы, если бы?.." Если бы Лосев эвакуировался из Ленинграда, пережил войну, продолжил исследования... Исключительная оригинальность его подходов к проблемам дает основания предположить, что он мог не просто ускорить прогресс в своей области, но, быть может, и направить работу исследователей в какое-то иное русло, создать нечто такое, что без него так и не было создано...