НОВОСТИ   БИБЛИОТЕКА   УЧЁНЫЕ   ССЫЛКИ   КАРТА САЙТА   О ПРОЕКТЕ  






предыдущая главасодержаниеследующая глава

Как же определить - ценные это бумаги или нет?

- Как же определить - ценные это бумаги или нет? Не тащить же любую бумажку в государственный архив?

- Вы заметили, что в призывах брошюры 1919 года - ни слова об определении ценности? Он не только не ставит перед своим читателем такой задачи - он решительно уводит его от каких бы то ни было размышлений на эту тему. Никто не может и не должен брать на себя решение, которое ему не под силу, к которому он не подготовлен профессионально.

Только специалист может осмыслить историческую ценность документа. Дело других - оказать документу первую помощь - так сказать, до прихода врача. И уж, конечно, не браться его реставрировать, подклеивать, подрезать обтрепавшиеся края бумаги. Сколько текстов погибло таким образом!

Что же произошло с государственными архивами Российской империи (существовал еще и Архив святейшего Синода, и Архив Морского министерства, и губернские исторические архивы, и многие другие) после революции? Какова нынешняя система государственного хранения?

Декретом от 1 июля 1918 года все архивы правительственных учреждений ликвидировались и становились частью единого Государственного фонда. Это означало, что дела всех учреждений бывшей Российской империи, где бы они ни хранились, объявлены были общенародной собственностью. Было создано множество государственных архивов - центральных, краевых, областных, городских и проч. Туда постепенно стали стекаться документы, уцелевшие от потрясений времени гражданской войны.

Значительная часть этих документов перешла в новообразованные архивы из старых архивных учреждений. Так, в Центральный государственный архив древних актов (ЦГАДА) попали документы уже известных нам Государственного архива Российской империи и Московского архива бывшей коллегии иностранных дел, архивы нескольких министерств, а также бумаги Главного межевого архива, где хранились материалы учреждений, занимавшихся ео второй половины XVIII века межеванием земель в России и накопивших богатые географические, экономические и прочие сведения. Архив этот помещается в здании бывшего архива Министерства юстиции - первом в России специально спроектированном для архива здании выстроенном по инициативе Н. Калачева в Москве на Девичьем поле в 1886 году.

В архиве сохранились бумаги приказов времени царя Алексея Михайловича и первых лет царствования Петра - Посольского, Поместного, Холопьего, Иноземского. Бумаги Сибирского приказа хранят сведения о русских мореплавателях и землепроходцах - С. Дежневе, В. Пояркове, Е. Хабарове, об экспедициях В. Беринга.

Как же определить - ценные это бумаги или нет?
Как же определить - ценные это бумаги или нет?

Центральный исторический архив (он находится в Ленинграде) хранит фонды органов государственной власти Российской империи с эпохи Петра I и до первых десятилетий XX века: подлинные указы манифесты и рескрипты, архивы Государственного Совета, Сената и Синода, Государственной думы, Комитета министров...

В Москве находится Военно-исторический архив СССР. В XVIII веке существовал Департамент Главного штаба. Он был упразднен Павлом I, а карты, планы и чертежи, там хранившиеся, были переданы во вновь образованное "Собственное его императорского величества депо карт". Это архивное заведение, в свою очередь, не раз переименовывалось, и теперь его материалы сосредоточены в Военно-историческом архиве вместе с огромным фондом дел того самого Московского отделения общего архива Инспекторского департамента Главного штаба, откуда Пушкину в 1833 году было прислано восемь толстых сшивок архивных документов по пугачевскому восстанию (в конце прошлого века учреждение это было известно под названием Лефортовский архив). Здесь сегодня находят документальные источники историки русско-турецких и русско-шведских войн XVIII-XIX веков, Отечественной войны 1812 года, Крымской войны 1853-1856 годов, русско-японской и первой мировой... Там хранятся рукописные карты и атласы, проекты и чертежи военных крепостей, личные фонды М. Барклая де Толли и А. Суворова, Г. Потемкина и А. Аракчеева и всем разнообразием хранящихся в них документов - реляций, донесений, частной переписки - служат целям изучения отечественной истории.

В огромном хранилище Центрального государственного архива Октябрьской революции, высших органов государственной власти и государственного управления собраны материалы по истории разнообразных политических партий Российской империи, документы, восстанавливающие этапы подготовки революции, а также характеризующие деятельность Совнаркома первых пореволюционных лет, работу ГОЭЛРО, Наркомзема РСФСР - словом, многочисленных органов управления советского времени.

Кроме архивов, в фондах которых очевидна преемственность с прежними архивами, есть и архивы совсем новые - и по целям своим, и по самой структуре. Таков, например, ведущий свое начало с 1926 года Всесоюзный государственный фонд кинофильмов, где хранятся оригиналы пленок документальных и художественных фильмов.

В августе 1920 года при Госиздате был создан Истпарт - Комиссия по истории Октябрьской революции и РКП (б). Она активно занималась собиранием архивных материалов по истории партии (среди них и воспоминания участников и свидетелей революционных событий), издавала "Бюллетени Истпарта" и журналы "Красная летопись" и "Пролетарская революция". В 1921 году был организован Институт Маркса и Энгельса, а в 1923-м - Институт В. И. Ленина. Институты эти собирали материалы о жизни и деятельности Маркса, Энгельса и Ленина по частным и государственным архивам, причем не только в пределах нашей страны, но и в странах Европы и Америки. Когда выявленные документы не удавалось получить в оригиналах - приобретались фотокопии. В 1928 году оба института были объединены с Истпартом. Сейчас работа по собиранию архивов виднейших советских государственных и партийных деятелей, а также участников русского и международного революционного движения сосредоточена в Центральном партархиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. В его хранилище - фонд № 1: архив Маркса и Энгельса, в котором собрано около восьми тысяч документов. В фонде № 2 - рукописи В. И. Ленина (около 33 тысяч документов), письма, 874 метра кинохроники, снятой при жизни Ленина. Здесь же находятся личные фонды А. Бебеля, В. Воровского, Ф. Дзержинского, А. Елизаровой-Ульяновой, А. Жданова, С. Кирова, Н. Крупской, В. Куйбышева, Ф. Лассаля, П. Лепешинского - одного из организаторов и руководителей Истпарта, А. Луначарского, Г. Орджоникидзе, Г. Плеханова, Я. Свердлова, И. Сталина, Е. Стасовой, К. Цеткин, Е. Ярославского и многих других. Архивы филиалов ИМЛ, партийные архивы обкомов и крайкомов КПСС собирают фонды своих партийных работников. Документы, связанные с историей комсомола, хранятся в Центральном архиве ВЛКСМ.

Но вернемся на время от архивохранилищ к архиву в более узком смысле - собранию бумаг, связанных с жизнью какого-либо лица, то есть личному архиву. Посмотрим прежде всего на эти материалы, когда они попадают - еще не на хранение, а пока только на научную экспертизу - в стены архивохранилища. Чемоданы, большие картонные коробки из-под папиросных пачек или раздувшиеся от бумаг папки с тесемками, высокие коробки из-под печенья и плоские - конфетные, связки, старые рыжие портфели, круглые кожаные футляры, в которых хранятся жалованные грамоты. Снова связки, завернутые в старые газеты, не развязывавшиеся по тридцать, сорок и более лет. И вот все эти материалы, привезенные в государственное архивохранилище, поступают на стол архивиста. Теперь он должен разобрать их, отделить творческие рукописи от писем, биографические и служебные документы фондообразователя (не совсем благозвучный, но вполне точный термин) от собранных им коллекционных материалов (не имеющих отношения ни к нему, ни к его семье и составляющих поэтому совершенно самостоятельную часть его архива). Архивист должен изучить почерк этого главного лица, чье имя получит архив, а вернее сказать, почерки - крупный детский, неустойчивый юношеский, твердый почерк зрелых лет, неуверенные строки, выписанные дрожащей старческой рукой. Он должен уметь отличить этот все-таки единственный на протяжении жизни человека почерк от почерка членов его семьи, его друзей, учеников, присылавших ему свои статьи... Работа предстоит огромная; сама возможность ее выполнения непостижима для непосвященного - кажется, никогда эти груды бумаг не будут разобраны, приведены в порядок, не получат точного наименования. Но подождем говорить об этих трудностях, подойдем ближе к тому столу, на который выкладывается сейчас архив, только что привезенный из частного дома. Задумаемся - что же перед нами?

Бумаги, бумаги... Они рассыпаются по столу, сложенные вчетверо, засунутые в большие и маленькие конверты... Между ними попадаются письма на печатных бланках журналов "Библиографические известия", "Русский вестник", "Аполлон"... Вот марка издательства "Алконост" - первой книжкой, выпущенной им в 1918 году, был "Соловьиный сад" Блока. И снова эта марка на бланках журналов "Любовь к трем апельсинам" и "Записки мечтателей", выходивших в том же издательстве. Письмо Андрея Белого - на бланке издательства "Скифы": обнаженный воин, поражающий дракона, - марка работы К. Петрова-Водкина; а на письме С. Полякова, редактора журнала "Весы", - марка издательства "Скорпион": пашня с пахарем и сеятелем, охотник, натянувший лук, замок со множеством башенок и надо всем - средневековое изображение небесной сферы. Письма на бумаге верже с личным гербом, вытисненным в левом верхнем углу, запечатанные красной сургучной печатью... Такое именно письмо первой четверти XIX века описано в одном из рассказов К- Случевского: "Пафнутий тем временем открыл письмо; в те дни люди обходились большею частью без конвертов, и серо-голубоватая бумага письма попросту складывалась и припечатывалась с одного края очень плохим, красно-бурым хрупким сургучом; при малейшем сгибе сургуч осыпался, и кому только случалось держать в руках наивные письма того времени, тот видел, конечно, много раз то место, к которому некогда был приложен сургуч; память его временного местопребывания обозначается обыкновенно небольшим красноватым пятнышком. Сургуч своевременно осыпался долу, точно так же, как и человек, писавший письмо".

Письма, сплетенные в толстые тома с именами автора и адресата, золотыми буквами выбитыми на черном кожаном переплете; большие конторские книги, в которые аккуратнейшим образом заносились владельцем копии всех написанных им писем - детям, племянникам, братьям, управляющему имением, - а также рапортов по службе и прошений на высочайшее имя. А вот письма на листах, вырванных из потерявших свое назначение банковских и конторских книг, - начало двадцатых годов; письма на тетрадных листочках, в конвертах с одной и той же маркой - работница в косынке, повязанной узлом назад, - тридцатые годы; открытки с несколькими строчками, пересекшими всю страну с востока на запад и возвратившими кому-то дыханье и жизнь: "...успели уехать. Добрались благополучно. Дети целы. Береги себя" - и письма, месяцами шедшие с запада на восток, написанные в окопах и госпиталях бледным химическим карандашом, продавливающим бумагу.

Записные книжки с адресами, ставшими уже мифическими, с названиями несуществующих улиц, с четырехзначными московскими телефонами... Отпечатанные каллиграфической скорописью (с еле видными "волосяными" линиями и равиомернейшими утолщениями) визитные карточки с заломленным углом, свидетельствующим, что владелец карточки посетил дом и, не застав хозяев, шлет поклон. Послужные списки, наградные листы, отпускные билеты и виды на жительство, а в позднейшие времена - разнообразнейшие удостоверения личности и пропуска, которых за жизнь человеческую набирается по нескольку десятков. Купчие, данные (были такие документы - например, выданная в тридцатые годы прошлого века данная Московской палаты гражданского суда купчихе Аксинье Николаевой Чернятиной на дом с лавками в Нижнем посаде города Звенигорода, заложенный ей мещанином Василием Ивановым Сологубовым - бумага, подтверждающая право купчихи на временное владение домом). Векселя, завещания, доверенности, медицинские заключения о здоровье давно умерших людей и хозяйственные распоряжения по имениям, исчезнувшим с лица земли. Великолепной кожи, с серебряными накладками и застежками альбомы первой половины минувшего века - с рисунками художников - друзей дома, с автографами поэтов и композиторов, с переписанными рукой хозяина или хозяйки стихами, еще не попавшими в журналы и альманахи, но уже известными любителям поэзии. Семейный альбом князей Трубецких с акварельными портретами членов семьи, с зарисовками комнат и двора усадьбы, с рисунком Ф. Толстого, с пейзажами и жанровыми сценами. Альбом Софьи Бобринской, озаглавленный "Мои размышления в одиночестве", где записи афоризмов, размышлений и свои стихи перемежаются списками стихотворений Байрона и Гольдсмита, Ламартина и Юнга... Красный сафьяновый альбом с металлической пластинкой посредине, на которой моногра(мма - "М. А.". Он принадлежал в начале прошлого века Марии Павловне Апухтиной, урожденной Фонвизиной. На первом листе - запись по-французски: "Мари! Зачем заставлять меня писать в Ваш альбом о моих чувствах, если Вы умеете читать их в моем сердце..." Рисунок - серый каменный склеп в окружении веселой зелени, на склепе табличка с надписью "19 февраля 1808 рисовал Д. Сафонов" и подпись -

 Любезное глазам как цвет весенний тленно
 Любезное душе как мрамор неизменно.

Выписки из Платона, Вольтера, Паскаля, Руссо; мастерски нарисованные маленькие розовые амуры со стрелами; акварельный портрет черноглазой девушки в голубом платье с высокой талией по моде александровского времени, с высоким и пышным белым кружевным воротником; несколькими карандашными штрихами сделанный прелестный портрет совсем юной девушки, вполоборота глядящей на нас, со светлыми вьющимися волосами, перехваченными ленточкой; стихи В. Жуковского, посвященные восьмилетней дочери владелицы альбома, собственноручно вписанные поэтом; тщательно прорисованный Хронос с неумолимым и страдальческим выражением лица, увозящий в челне Амура, и подпись по-французски: "Время уносит любовь".

Такой альбом, впрочем, хорошо знаком каждому читателю - описание его занимает полную "онегинскую строфу":

 Поедет ли домой: и дома 
 Он занят Ольгою своей. 
 Летучие листки альбома 
 Примерно украшает ей: 
 То в них рисует сельски виды, 
 Надгробный камень, храм Киприды. 
 Или на лире голубка 
 Пером и красками слегка; 
 То на листках воспоминанья, 
 Пониже подписи других, 
 Он оставляет нежный стих, - 
 Безмолвный памятник мечтанья, 
 Мгновенной думы долгий след, 
 Все тот же после многих лет.

А вот альбом совсем другого типа - альбом-коллекция с вклеенными в него автографами Александра I, Николая I, Шатобриана, Жозефины - жены Наполеона, Александра Гумбольдта, Дюма-отца... Альбом велся долго - в течение более чем полувека. Часть листов его была разлинована под ноты, и в 1834 году М. Глинка записал в нем отрывок из 1-го действия оперы "Жизнь за царя", в 1891 году оставил нотный автограф А. Рубинштейн ("Вакхическая песня"). В феврале 1869 года в этот альбом вписал свой экспромт семидесятисемилетний П. Вяземский, известный литератор пушкинской эпохи, надолго переживший своих знаменитых друзей. Страница альбома заполнена характерным, крупным, совершенно прямым, с острыми углами, как бы из черточек, разбросанных в разных направлениях, составленным почерком:

 Альбом Ваш стар, но стар и я. 
 Так что ж? Тем лучше! С ним мы пара, 
 И старой книги бытия 
 Мы ветхие два экземпляра. 

 Той библиотеки уж нет,
 Где мы в красивом переплете,
 С узорной роскошью виньет,
 При яркой, свежей позолоте, 

 У всех стояли на виду,
 И люди любовались нами,
 И в молодом своем чаду
 Собой мы любовались сами. 

 Что ж делать? Каждому свой день!
 Напрасны жалобы и пени;
 Иные всходят на ступень,
 Другие сходят со ступени.

Альбомная традиция продолжалась и в нашем веке и дошла почти до наших дней.

С 1919 года хранились два небольших альбома у их владельца - Самуила Мироновича Алянского (1891 - 1974), оставившего воспоминания о последних годах жизни А. Блока. Один альбом был начат записью Блока 1 марта 1919 года о новоорганизованном С. Алянским издательстве "Алконост": "Будет "Алконост", и будет он в истории, потому что все, что начато в 1918 году, в истории будет..." Это единственная опубликованная запись (в "Блоковском сборнике", изданном в Тарту в 1964 году). Там же записи В. Мейерхольда, П. Морозова, рисунок П. Купреянова, стихи Вяч. Иванова и вписанные матерью Блока стихи сына, написанные им в семилетнем возрасте. И посредине страницы отчетливым почерком с чуть скошенными строчками:

 Хорошо поют синицы,
 У павлина яркий хвост,
 Но милее нету птицы
 Вашей славной "Алконост"

Анна Ахматова

Второй альбом был сплетен в те годы, когда бумаги не хватало, из листов разного сорта и цвета - зеленоватого, серого, бежевого, голубоватого. Записи М. Гершензона, М. Семенова-Тяншанского, В. Шишкова, М. Зощенко, стихи О. Мандельштама, Вс. Рождественского, Н. Клюева, рисунки Ю. Анненкова и А. Ремизова.

...В десятые-двадцатые годы в доме на Садово-Кудринской жила семья Григоровых, хорошо известная в кругах московской интеллигенции. Надежда Афанасьевна Григорова окончила в 1914 году медицинское отделение Московских женских курсов, получив диплом со степенью "лекаря с отличием", и вплоть до 1950-х годов работала врачом в московских поликлиниках, а муж ее Борис Павлович служил экономистом, а также преподавал немецкий язык в московских вузах. Когда в 1909 году они поженились, в их доме образовался своего рода литературный салон, в котором охотно бывали поэты, композиторы и художники. Сохранился альбом Надежды Афанасьевны - с вощеной обложкой сливочного цвета, на которой красной тушью изображен крылатый дракон. Красный орнамент, украшенный позолотой, вьется по всей обложке, в которую продеты тонкие кожаные завязки. Стихи А. Белого, вписанные им 20 мая 1918 года. Стихи К. Бальмонта, начало романса Н. Метнера, яркая акварель, выполненная прямо на листе альбома художником С. Лобановым, необычайной тонкости гравюра - в маленьком квадрате посреди листа - косой дождь, телега с двумя мужиками: "На доске резал и в угодность многоуважаемой Надежде Афанасьевне в альбоме напечатал В. Фалилеев 18/VI-1922 г.", стихотворение Л. Леонова, вписанное его нарядным, напоминающим узор восточного письма почерком 20 июля 1922 года, нотный автограф Р. Глиэра: "В память наших дружеских музыкальных собраний у Надежды Афанасьевны в 1911-12 гг."; замечательная акварель И. Остроухова - лиловатые стволы и тонкие ветви кленов, едва проступающие сквозь желтые, розовые и оранжевые листья; тут же вписано и смиренное письмо художника: "Многоуважаемая Надежда Афанасьевна, наконец-то собрался исполнить Ваше желание испортить альбом Ваш... Если очень ве понравится - вырвите листик, чем доставите Мне большое одолжение..." Автограф Леонида Собинова, стихотворение С. Дурылина, строки из "Гамлета", вписанные 1 июня 1927 года рукою великого актера Михаила Чехова, рисунок гуашью М. Нестерова, конец романа "Белая гвардия", вписанный в 1932 году (когда роман не был еще допечатан) М. Булгаковым.

Если бы не эта традиция, закреплявшаяся когда-то в альбомах "уездных барышень", мы не имели бы и "Чукоккалы" - знаменитых альбомов К. Чуковского с автографами едва ли не всех замечательных деятелей русской культуры нашего века.

Началом "Чукоккалы" была маленькая тетрадка, куда записывали, начиная с 1914 года, свои экспромты друзья и знакомые молодого и общительного литератора. Потом К. Чуковский заказал у переплетчика толстый альбом - и бурная литературная и художественная жизнь последующих лет стала оставлять на ее страницах свои засечки - драгоценные для будущего читателя следы исторического бытия.

Блок, Репин, Горький, Маяковский...

 Что ж ты в лекциях поешь,
 Будто бы громила я,
 Отношение мое ж
 Самое премилое.

...Собинов, Петров-Водкин, Шаляпин...

Идет ли заседание редколлегии организованного М. Горьким издательства "Всемирная литература", куда привлечены лучшие культурные силы страны, или совета петроградского Дома искусств - на столе лежит альбом, быстро ставший знаменитым, и в перерывах, а то и во время заседаний поэты, художники, ученые делают в нем зарисовки или записи - веселые, иронические, исполненные той свободы выражения, к которой так предрасполагает стихия юмора. "Художественный быт запечатлелся в "Чукоккале" своей праздничной стороной, - пишет современный критик М. Петровский, - вспышками разрядок после тяжкого труда и напряженной самодисциплины".

 Сижу, бледнея, над экспромтом, 
 И даже рифм не подыскать. 
 "Перед потомками йотом там 
 За все придется отвечать.

Эти строки вписаны в "Чукоккалу" Ю. Тыняновым в 1925 году. Замечательный альбом все еще ждет своих читателей, и когда он будет наконец издан - благодарная память о К. Чуковском и о его замечательных современниках приумножится.

Но вот и совершенно иные документы. Чем старее они, тем больше среди них таких, само наименование и содержание которых уже еле внятно современнику.

Покормежные письма на право жительства и работы в Москве, выданные Московской домовой конторой княгини Л. Меньшиковой ее крепостным Терентию Григорьеву и Тимофею Тимофееву... Составленное в ноябре 1895 года отношение митрополита Новгородского и Петербургского Григория петербургскому губернатору с просьбой принять меры против брака православной крестьянки села Заболотье Новоладожского уезда Анны Никитиной с крестьянином - старообрядцем деревни Верховин Конец Василием Ивановым. И рядом письма, написанные два-три года назад, записи курсов лекций, читанных перед войной, список наличного состава эшелона, уходящего из Москвы "в Ташкент в октябре 1941 года, дневники и воспоминания недавних лет, фотографии наших современников, судьбы, во многих чертах совпадающие с собственной вашей судьбой.

предыдущая главасодержаниеследующая глава










© NPLIT.RU, 2001-2021
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://nplit.ru/ 'Библиотека юного исследователя'
Рейтинг@Mail.ru