НОВОСТИ   БИБЛИОТЕКА   УЧЁНЫЕ   ССЫЛКИ   КАРТА САЙТА   О ПРОЕКТЕ  






предыдущая главасодержаниеследующая глава

История третья. Один шанс из миллиарда

Один шанс из миллиарда
Один шанс из миллиарда


Мы обращаемся к будущему. 
Нынешнее поколение скажет: это 
сумасбродство. Будущее поколение 
скажет: быть может.

Б у ш е  д е  П е р т 

Рудольф Вирхов сделал широкий приглашающий жест беспредельно радушного и гостеприимного хозяина. Сегодня, 14 декабря 1895 года, он имеет на это право не только потому, что все давно привыкли видеть его в роли участника модных теперь в городах Европы диспутов, связанных с туманными и щекотливыми проблемами происхождения человека. Почетное председательское место на собрании Берлинского общества антропологии, этнографии и первобытной истории занял несколько мгновений назад именно он, профессор Рудольф Вирхов, знаменитый патологоанатом, антрополог, врач и к тому же действительный тайный советник императорского величества.

Когда знаменитость, по привычке слегка запоздав, появилась в зале заседаний общества, свободным было только председательское кресло: сегодняшнее собрание привлекло на редкость многочисленную аудиторию. В первом ряду сидели седовласые старцы - почетные члены общества и благотворители, далее расположились те, кто составлял ученый цвет собрания, - анатомы, зоологи, палеонтологи и, конечно, археологи... В проходах стояли гости, в основном студенты и гимназисты.

К столу широким шагом приближался высокий стройный человек средних лет. Его лицо, слегка утомленное, но сосредоточенное и решительное, не могло не привлечь внимания: высокий лоб, энергичные складки около уголков губ, прикрытые коротко подстриженными седоватыми усами, строгие, слегка настороженные глаза, взгляд оценивающий и немного насмешливо-критический. Вирхов внутренне поежился, когда их глаза на мгновение встретились, но тут же взял себя в руки и благосклонно кивнул головой: можно начинать!

«История поистине повторяется», - с усмешкой подумал Вирхов и еще раз взглянул на трибуну докладчика, как будто и в самом деле хотел убедиться, что за ней стоит не Иоганн Карл Фульротт, а новый его оппонент с новым черепом обезьяночеловека: Евгений Дюбуа.

Докладчик между тем с трудом откашлялся (эта противная берлинская зима с ее холодом свалит, наверное, его в постель!) и внимательно посмотрел в зал.

Позади заседания ученых обществ разных рангов вплоть до международных конгрессов в Лондоне и Париже, Эдинбурге и Дублине, Лейпциге и Иене... Теперь вот Берлин. И снова Дюбуа собирается с яростью и непреклонностью фанатика отстаивать то, что стало благодаря все той же безграничной убежденности главным событием его жизни. Какие надо найти слова, чтобы затронуть не только мозг, но и душу слушателей?

Подозревает ли кто из сидящих в зале и слушающих его спокойную речь, что отнюдь не радость и удовлетворение принесло ему «великое открытие», сделанное семь лет назад на Яве? Если бы знать, сколько страданий, потрясших его до глубины души и сделавших неузнаваемым даже для самого себя, последует за счастливым мгновением осуществления мечты, стал ли он с таким беззаветным упорством стремиться к ней, не замечая добрых и мудрых советов друзей?

Пока Дюбуа растолковывает собравшимся суть своих идей, обоснованных не только общими соображениями, но и строгими выкладками измерений, принятых

антропологами, резонно обратиться к событиям десятилетней давности...

Конец октября 1887 года выдался в Амстердаме на редкость дождливым и холодным. Рыхлые облака закрыли шпили соборов, сплошной пеленой укутали небо. Выстланная крупными плитами, обычно нарядная набережная порта покрылась скучными серыми лужами. От одного вида мутной воды, перекатывающейся под порывами ветра, бросало в холодную дрожь и знобило.

Народу на пристани почти не было: портовые зеваки из-за непогоды сидели дома, а провожающих набралось немного. В море в тот день уходил только небольшой бриг. Рядом с трапом стояла группа людей, в основном военные моряки, а несколько поодаль двое гражданских - один сравнительно молодой человек, второй - пожилой. Издали они выглядели как двойники: одинаково короткие, согласно моде, сюртуки, черные цилиндры, белые шарфы, закрывающие грудь. Только у старшего в руках была трость.

- До посадки на корабль осталось совсем немного времени, - говорил он. - Я достаточно хорошо знаю тебя и твое знаменитое упрямство и все же еще раз прошу: подумай, пока не поздно. Вот она, ирония судьбы и сюрприз на старости лет - Евгений Дюбуа, на которого я возлагал большие надежды, жертвует всем достигнутым, чтобы отправиться ловить мираж! И кто это делает? Может быть, легкомысленный студент, у которого ветер в голове? Нет, доктор медицины и естественных наук Евгений Дюбуа, который всего год назад стал моим ассистентом и лектором анатомии в Амстердамском университете. Подумать только, все это он сменял на звание «офицера второй категории», а попросту говоря, армейского сержанта! Уму непостижимо!

Макс Фюрбрингер, один из выдающихся анатомов Европы, настолько разволновался, что выпустил из рук трость, которая отлетела в сторону. Дюбуа поднял ее и передал хозяину.

- Могу поручиться, угадаю до единого слова каждый из твоих доводов. Хочешь послушать? - спросил он Дюбуа тихо. Учитель, когда сердился, всегда почему-то переходил в разговоре почти на шепот. - Ты еще был в колыбели, когда твой кумир Эрнст Геккель произнес свою знаменитую речь на заседании естественноисторического общества в Штеттине. Это было в 1863 году. Тогда он впервые объявил, что у обезьян и человека одни предки и надо найти знаменитое «недостающее звено», которое, кстати, два с лишним десятилетия так и остается «недостающим»!

- Но именно в нем разгадка родословной человека, - попытался было возразить Дюбуа, но тщетно.

- Через пять лет вышла в свет не менее знаменитая «Естественная история мироздания» все того же автора. Сколько шума она наделала, и главным образом, из-за двадцати двух ступеней родословного древа человека, «выращенного» в кабинете! Многое в предположениях автора можно было принять даже консерваторам, однако здесь снова на предпоследней ступеньки появилось «недостающее звено». Впрочем, какое же оно «недостающее», если Геккель не только описал его особенности, словно неоднократно наблюдал это «звено», но и, случай редкостный в практике зоологов, дал ему название - Pithecanthropus alalus - обезьяночеловек бессловесный! Я знаю, откуда все это идет: Геккель ведь никогда не скрывал, что находится под влиянием своего друга - философа фон Шлейхера.

Фюрбрингер замолчал и украдкой взглянул на Дюбуа. Как-то он воспринимает его задиристые выпады против Геккеля? Но тот почтительно молчал.

- Не подумай, пожалуйста, что я испытывал какую-то неприязнь к Геккелю. Напротив, я всегда восхищался смелостью, с которой он обратился к проблеме происхождения человека. В этом вопросе он оказался решительнее самого Дарвина, который, как ты знаешь, не рискнул в «Происхождении видов» затронуть эту тему. Но, объявив о существовании Pithecanthropus! alalus, Геккель поступил легкомысленно. В не меньше» степени легкомыслен ты, поверив, что в антропологии,» как в астрономии, возможно открытие на кончике пера. В эволюции человека действовали, очевидно, законы куда более сложные, чем в небесной механике. Мы к тому же до сих пор не знаем их, чтобы рисковать предсказывать, каков он, предок человека. Надо дать возможность антропологам спокойно, не торопясь разрабатывать теорию на основе того, что добудут из земли палеонтологи и археологи.

- Но ведь гипотетический предок человека, обезьяночеловек бессловесный, только одна из составных частей гипотезы Геккеля, - осторожно возразил Дюбуа..

- Если бы не было других «составных частей», я не провожал бы тебя сегодня на край света. Но подумай, что за «части», и будь благоразумным. Геккель считает, что наиболее близок человеку древнейший и самый примитивный представитель антропоидных обезьян - гиббон, а не шимпанзе, как доказал с обычной для пего основательностью Дарвин. Редкий случай противоречия двух великих мыслителей, но весьма примечательный, поскольку в своих симпатиях к гиббону Геккель почти одинок, Впрочем, многое объясняется пристрастием к эмбриологии. Ведь ему представляется, что эмбрион гиббона наиболее близок эмбриону человека...

Если уж искать предка человека, то в Африке, где с незапамятных времен живут шимпанзе, а не на юго-востоке Азии, где лазают по деревьям гиббоны. Не понимаю, почему в вопросе возможной прародины человека ты отдал предпочтение Геккелю, а не Дарвину?

- Мне трудно объяснить это, - ответил Дюбуа. - Я опасаюсь, что вы обвините меня в мистике, но убежденность моя в правильном выборе места исследований настолько глубока, что я не испытываю ни малейшего волнения перед отправлением в чужие края. Спокойствие мне придает, пожалуй, глубокая вера в справедливость эволюционной теории Дарвина, Гексли, Геккеля в применении ее к человеку. Это главное. Думаю, успех дела решат в конце концов моя настойчивость и упрямство. Должен же я найти хоть какое-то полезное применение дурному качеству моего характера? Может быть, Геккель не прав в своих пристрастиях к гиббону, но ведь в доледниковые времена в Голландской Индии могли жить шимпанзе, которые затем вымерли...

- Стремимся примирить непримиримое? - покачал головой Фюрбрингер. - И Дарвину воздать должное, и Геккеля не обидеть? Не знаю, что из этого получится. Итак, кроме Геккеля, у тебя нет союзников?

- Отчего же нет, - улыбнулся Дюбуа. - Сам Рудольф Вирхов!

Макс Фюрбрингер на мгновение даже потерял дар речи.

- Избавь нас господь от таких союзников, а с врагами мы справимся сами. Что, разве Вирхов изменил свои взгляд на происхождение человека? - с недоверием спросил Фюрбрингер. - Насколько мне помнится вот уже десять лет, со времени Мюнхенского съезда естествоиспытателей и врачей, когда, громя Геккеля, он произнес знаменитую речь «Свобода науки в современном государстве», Вирхов не уставал твердить одно и то же: «Никакого низшего типа ископаемого человека не существовало!» Он с таким ожесточением нападал на идеи и факты, связанные с ископаемым человеком» что даже Дарвин, человек редкой терпимости к взглядам противников, вынужден был бросить реплику: «Поведение Вирхова недобросовестно!»

- Нет, Вирхов не изменил своих взглядов, но он не прочь теперь порассуждать о прародине, и знаете, где он ее помещает?

- Если он стал твоим союзником, догадываюсь...

- Родина человека, по мнению Вирхова, находилась между Индией и Голландской Индией, - серьезна пояснил Дюбуа.

- Насколько мне помнится, там нет никакой земли, океан, и только.

- В этом-то и соль - прародину поглотил океана. Она называется Лемурия.

- Вот он, типичный Вирхов! - засмеялся Фюрбрингер. - Родина есть, и ее нет, предки человека были, но остатки их надо выкопать со дна океана. На что же ты, однако, надеешься?

- Океан, возможно, поглотил не всю Лемурию, - в тон учителю ответил Дюбуа. - Суматра и Ява, страна гиббонов, чем не осколки материка прародины Вирхова? К тому же он давно выражает неудовольствие тем, что ведется только теоретическая разработка проблемы «недостающего звена»: «Надо взяться наконец, за лопаты и перестать фантазировать!» Вот я и решил «взяться за лопату» и отправиться на место, которое указал сам Вирхов. Я выполню все его пожелания! Кстати, он допускает, что даже одно-единственное открытие может полностью изменить весь аспект проблемы происхождения человека. Почему бы мне не сделать это одно-единственное открытие?

- У тебя один шанс из миллиарда на успех задуманного предприятия.

- Я выиграю даже при таком невыгодном для меня соотношении.

Один шанс из миллиарда
Один шанс из миллиарда

Макс Фюрбрингер развел руками. Дальнейшие уговоры бесполезны. Он, Фюрбрингер, предпринял все возможное, чтобы поездка, вдохновленная поистине безумными надеждами, не состоялась. Они помолчал немного, и, когда Дюбуа, пародируя университетское начальство, начал рассказывать, как он выколачивая деньги на поездку и получил решительный отказ («подобные затеи надо оплачивать из собственного кармана!»), на бриге часто зазвонил колокол, призывая команду и пассажиров занять места.

Наступила минута расставания.

Вскоре берег скрылся из виду, но Дюбуа еще долго стоял на палубе, слушал тоскливо-призывный крикчаеЛ На душе у него было отнюдь не спокойно. Жалобы часто находили в ней отклик, и только методичные удары воля о борт несколько глушили тревогу, которая обычно сопутствует человеку, даже если он уезжает из дома нш на край света. «Надо сразу же заняться чем-то достаточно серьезным, иначе сплин станет хозяином положения», - подумал Дюбуа и направился в каюту.

Здесь ему предстоит провести более полутора месяцев, пока бриг не пристанет к берегу Суматры около Паданга. Если бы год назад кто-то сказал, что ему предстоит стать военным врачом, то Дюбуа только посмеялся бы над шутником. Но поскольку личных средств у Дюбуа не было, а университетское начальство в средствах на экспедиционную поездку отказал ему не оставалось ничего другого, как в 26 лет стать военным, добровольно согласившись служить в колониальных войсках. Это давало ему возможность за казенный счет добраться до «страны гиббонов».

Накануне отъезда Дюбуа доставил на корабль свое незамысловатое имущество. Теперь надо навести порядок в главном и наиболее ценном - записях. Дюбуа открыл один из чемоданов и достал кипу листков, исписанных аккуратным почерком.

Чем же он располагает, чтобы с такой уверенностью! отправиться в путешествие? Прежде всего, нет никакие сомнений в том, что до появления на Земле Homo sapiens, человека разумного, существовал какой-то иной тип людей с ярко выраженными обезьяньими чертами. Чтобы не волновать учителя, Дюбуа не стал вдаваться в детальное разъяснение фактической стороны дела.

Разумеется, Фюрбрингер прав, теоретические рассуждения Генри Гексли и Эрнста Геккеля играли немаловажную роль в его убежденности в правоте заключений о существовании переходной формы, связывают человека и антропоидную обезьяну, так называемого «недостающего звена», обезьяночеловека бес, и о возможном местонахождении прародины человечества на юго-востоке Азии. Особенно в островной ?е части, представляющей собой жалкие остатки загадочной Лемурии, поглощенной водами океана.

Однако этр только одна, и, может быть, не самая главная, сторона дела. В Европе за последние двадцать лет сделаны поразительные по значимости открытия. Не заметить их могут лишь те, кто начисто лишен способности отказаться от представлений полувековой давности, или люди недобросовестные. До прошлого, 1886 года можно было еще сомневаться в истинном значении открытий Иоганна Карла Фульротта в Неан-дертале и лейтенанта Флинта у Гибралтарской скалы, ссылаясь па отсутствие фактов, подтверждающих глубокую древность костных останков пещерного человека, которого антрополог Вильям Кинг назвал неандертальцем. Но что скажут противники теперь, когда появилось сообщение о результатах раскопок около местечка Спи-сюр-л'Орно?

Раскопки пещеры Бек-о-Рош, открытой на склоне каменистого обрыва недалеко от местечка Спи-сюр-л'Орно в провинции Намюр (Бельгия), были проведены со строгим соблюдением всех выработанных к середине 80-х годов правил исследования стоянок людей каменного века. Три бельгийских археолога - Жюльен Фре-пон, Макс де Лоэ и Марсель де Пюи тщательно, не торопясь удаляли слой за слоем, детально документируя изменения характера горизонтов и их содержимое.

Скрупулезность работы щедро вознаградила исследователей. Прежде всего вскоре для них стало очевидным, что пещера Спи представляет собой своеобразную кладовую сокровищ. Под слоем щебня залегал полутораметровый пласт желтой глины, заполненный костями мамонтов; оббитые камни, рассыпанные между ними, не оставляли ни малейших сомнений в том, кто принес в пещеру кости гигантского животного. Это сделал древний человек, современник мамонтов.

Однако находки на этом не прекратились. Когда из пещеры удалили желтую глину, под пей проглянула прослойка красной глины, толщина которой не превышала 10 сантиметров. В ней было множество костя вымерших животных. Поражало их разнообразие, помимо останков мамонта, при раскопках красноцветной глины бельгийские археологи нашли кости носорога, лошади, северного оленя, а также тех, кто заселял пещеру Спи, когда ее покидал человек, - пещерной гиены, пещерного медведя и пещерного льва.

Наибольшие волнения доставили Фрепону, де Лоэ и де Пюи раскопки самого древнего из глинистых слоев. Толщина его составляла около метра. В нем тоже встречались кости мамонта, шерстистого носорога, северного оленя и лошади. Но не они и даже не превосходно изготовленные каменные орудия, в том числе остроконечники и скребла, заставили радостно забиться сердца археологов: под осторожно сдвинутым ножом слоем земли находились кости человека, современника вымерших гигантских животных ледниковой эпохи!

Одна находка следовала за другой. Вот полностью освобождены от земли кости ног - они подогнуты, как у спящего на боку человека. Далее располагались сильно разрушенная грудная клетка и, наконец, рука, согнутая в локте. Когда начали расчищать участок раскопа, прилегающего к кости руки, последовало самое волнующее открытие: в мягкой желтоватой глине лежал череп. Лицевые кости его сохранились далеко не полностью, но зато черепная крышка вместе с затылочной частью, нижняя челюсть и часть верхней представляли собой благодатный материал для антрополога.

Можно представить восторг Фрепона и де Лоэ, когда после беглого осмотра находки они поняли, что в их руках находится череп, по деталям строения удивительно близкий неандертальскому и гибралтарскому: те же массивные надглазничные валики и сильно убегающий назад лоб. А нижняя челюсть? Она не имела подбородочного выступа, как и челюсть из Троу-де-ла-Нолетт. Вот она - комбинация, которую гениально предсказал в свое время французский натуралист Гами! Сомнений не оставалось: у неандертальского черепа из грота Фельдгофер была такая же обезьяноподобная, грубая массивная, с крупными зубами челюсть, с чудовищной силой перемалывавшая пищу. Если бы Беккерсгоф и рабочие, которые отыскивали кости «медведя», были более внимательны и нашли челюсть, не понадобилось бы и 30 лет на то, чтобы установить эту истину.

Раскопки, проведенные в последующие дни, преподнесли Фрепону еще один приятный сюрприз. Поистине, если к археологу приходит долгожданная и привередливая богиня удачи, скупо и с разбором одаривающая вниманием и милостями, успех начинает следовать за успехом: неподалеку от первого скелета на той же глубине обнаружили останки еще одного человека. Как и первый, он лежал головой к восходящему солнцу, на правом боку, с подогнутыми ногами и кистью руки, покоящейся около лица. Создавалось впечатление, что умерший некогда заснул, да так и не проснулся. Череп молодого мужчины, возраст которого вряд ли превышал 20 лет (первый скелет принадлежал женщине 35 лет), по массивным надбровьям и уплощенному низкому лбу снова оказался во многом близким неандертальскому.

Стало очевидным, что в пещере Спи найдены скелеты людей, стоящих на стадии развития, предшествующей человеку современного типа. Это были, без сомнений, «неандертальцы», ожесточенные споры о которых не прекращались со времени открытия Фульротта!

Теперь можно, очевидно, оказать решающую поддержку упрямым сторонникам профессора из Дюссельдорфа. Древние люди пещеры Спи найдены в одном слое с костями давно вымерших животных ледниковой эпохи, а каменные орудия, которыми они пользовались, принадлежат культуре, отстоящей от современности, по крайней мере, на 100 тысяч лет, если не больше. Судя по находкам в Спи, мустьерская культура распространялась также на территорию теперешней Бельгии. Значит, неандертальцы, предки современного человека, жили не только в долине Рейна и на юге Апеннинского полуострова, а всюду, где в руки археологов попадают характерные каменные орудия мустье - остроконечники и скребла!

Жаль, что Карлу Фульротту, очевидно, не удалось ознакомиться с находками бельгийцев, столь блестяще подтвердивших его прозорливость. Ведь седьмой том «Архива биологии» за 1886 год вышел из печати в Генте в 1887 году. Сомнительно, чтобы эта книжка успела попасть в руки Фульротта. Ушел из жизни человек, настойчивости и самоотверженности которого исследователи предков обязаны слишком многим. Не взвалил ли он, Дюбуа, на свои плечи непосильную ношу, заявив, что привезет с юго-востока Азии «недостающее звено»?

Неандертальцы, конечно, предки человека, что наглядно подтверждают обезьяньи черты строения их черепов. Но обитатели гротов Неандерталя, Гибралтара и Спи слишком «молодые» предки - они жили в ледниковую эпоху, всего каких-нибудь 100 тысяч лет назад. Если же ему, Дюбуа, предназначено судьбою найти подлинное «недостающее звено», загадочное и никому пока не ведомое существо, связывающее в единую цепь антропоидных обезьян и человека, то возраст его выйдет за пределы миллиона лет, Ведь «недостающее звено», в чем он глубоко убежден, жило в доледниковую эпоху в благодатных тропиках юга, где его и следует искать в пластах третичного периода. Только впоследствии далекие потомки «звена» переселились на север Европы и Азии и, спасаясь от холода ледниковой поры, превратили в жилища многочисленные пещеры и гроты.

В Индии, в местности Сивалик, у подножий взметнувшихся к небу Гималаев Рихард Лидеккер обнаружил сравнительно хорошо сохранившиеся челюсти палеопитека, загадочного антропоида с огромными, как у гориллы, клыками, который жил в тропических лесах Южной Азии около полутора миллионов лет назад. Эта находка показывала, что далекие предки современных антропоидных обезьян (вероятнее всего, как думал Лидеккер, шимпанзе), а следовательно, и человека могли жить не только в Африке, но и в других южных районах Старого Света.

Много лет назад художник Раден Салех, а также другие любители переправили в Европу коллекции костей вымерших животных, которые они отыскивали на берегах рек Малайского архипелага, в частности на Яве. Кости в конце концов оказались в Лейденском музее, где их внимательно изучил и описал Мартин. И тут-то выяснилась примечательная деталь - древний животный мир юго-востока Азии оказался во многом сходным с животными, кости которых были найдены Лидеккером в Сивалике вместе с челюстью сивапитека, древнейшей шимпанзе.

Для Дюбуа такой оборот дела означал чрезвычайно многое, поскольку теперь более четко вырисовывалась перспектива успешного поиска в Голландской Индий «недостающего звена». Ведь находка на ее территории животных, близких к индийским, позволяла надеяться на удачу в открытии здесь, как в Индии, антропоидов, также предков человека. Условия для жизни их на Суматре и Яве были идеальными: теплые тропики, роскошная растительность, которая круглый год снабжала обитателей леса обильной и разнообразной пищей...

Если действительно был на Земле библейский Сад Ирма, в котором разгуливали первые люди Адам и Ева, то Дюбуа не сомневался: искать его надо в Голландской Индии! Недаром в джунглях Борнео и Суматры до сих пор живет «лесной человек», как называют малайцы орангутанга, а на лианах, как на гигантских качелях, раскачиваются, стремительно перелетая с дерева на дерево, юркие гиббоны. Разумеется, факты, подтверждающие справедливость гипотезы южноазиатской прародины человека, более чем скромны, но, если бы все обстояло иначе, Дюбуа не стал бы сержантом королевской колониальной армии. Там, на загадочной Суматре, он отыщет «недостающее звено» и превратит предположения Эрнста Геккеля в стройную теорию, подкрепленную беспристрастными «свидетелями» ее истинности - костями «обезьяночеловека бессловесного»...

Дюбуа долго не мог заснуть в первую ночь, которую он провел на корабле.

Через несколько дней все, однако, наладилось. Дюбуа постепенно втянулся в размеренный ритм корабельной жизни. Моряки отличались завидным здоровьем, поэтому ему почти не приходилось заниматься врачеванием. Большую часть времени он уделял подготовке к предстоящей работе, с упоением перечитывал медицинские сочинения, а также палеонтологические статьи и книги, заполненные скучными, с точки зрения «непосвященных», таблицами и колонками цифр всевозможных измерений костей черепов. Прошло много времени. Позади остались Атлантика и Средиземное море, Персидский залив, и на горизонте показалась зеленая каемка земли. Это была Суматра, с ее извилистым низким берегом, покрытым тропическими лесами, и синеватой цепью холмов и гор на горизонте.

Обменявшись салютом с береговой батареей, бриг вошел в бухту и бросил якорь. Через несколько часов Дюбуа представили начальнику гарнизона Паданга, а затем он познакомился с госпиталем, где предстояло начать военную службу. Ни о каком отступлении назад теперь не могло быть и речи, если бы даже такое странное желание вдруг появилось у Дюбуа...

Редкая цепочка людей медленно продвигалась вперед по извилистой тропинке, едва заметной в густой траве джунглей. Стремительно надвигались вечерние сумерки, накрапывал дождь, готовясь перейти в ливень. В лесу наступила непривычная тишина. умолкли птицы, обычно ожесточенно щебечущие перед заходом солнца. Слышались только шорох крупных капель дождя, с силой ударяющих о листья, да резкий хруст веток под ногами запоздалых путников.

Двое впереди шли налегке, без груза. Оба они, малаец, по-видимому проводник, и чуть отставший от них Дюбуа, были одеты в легкую полевую форму солдат колониальной армии Нидерландов. У остальных одежда ограничивалась широкой набедренной повязкой и фартуком. Босые, с непокрытыми головами, они, разбившись на пары, несли тщательно упакованные тюки, которые были подвешены к гибким бамбуковым шестам.

- Может быть, устроим короткий привал? - обратился Дюбуа к проводнику. - Наши помощники, кажется, совсем выбились из сил. Им нужен отдых.

Проводник, не говоря ни слова, воткнул в землю короткую палку с вделанной на конце острой металлической полосой, которой он ловко обрубал ветки, преграждающие путь. Затем что-то коротко и отрывисто крикнул по-малайски. Носильщики не заставили себя долго упрашивать: тюки сразу же полетели на землю. Малайцы уселись около них. По тому, как обычно словоохотливые и разговорчивые носильщики не проронили ни слова, Дюбуа понял, что люди утомились основательно. Они уже несколько дней в пути. Дорога лесная, груз тяжел, а часы ночных привалов, когда приходится устанавливать палатки и готовить на кострах пищу, предельно коротки: как только забрезжит рассвет, лагеря быстро сворачивается и снова в путь. А перед походом были не менее тяжелые дни раскопок в пещере.

- Скоро ли Паданг? - спросил Дюбуа молчаливого проводника, который уселся на краю тропинки.

- Думаю, осталось не более часа пути, - ответив малаец после некоторого размышления. - Если, конечно, не разразится ливень, - добавил он, посматривая на потемневшее небо. - Господин доволен походом в дальнюю пещеру?

- Как тебе сказать? С одной стороны, конечно, доволен. Мы нашли в пещере зубы «летных людей», орангутангов, которые жили в джунглях Суматры давно-давно, может быть, полмиллиона лет назад. Это были далекие предки современных «лесных людей». Разве такая находка может не радовать? Но, с другой стороны, нам так и не удалось отыскать кости столь же древних предков современных людей. Скажи, почему малайцы избегают останавливаться в пещерах, пугаются их и с такой неохотой соглашаются провести к ним, а тем более копать в них землю?

- Жители нашей страны верят, что пещеры - прибежища злых духов. Недаром в них живут змеи, ящерицы, летучие мыши и прочая нечисть. Поэтому даже в грозу и ливень малаец не станет искать убежища в пещере. Тем более устраивать в ней постоянное жилище или хоронить умерших сородичей. Возможно, такие же обычаи были у наших предков?

- Возможно, - согласился Дюбуа и задумался: «Что, если эти верования людей тропиков действительно столь же стары, как сам человек? Впрочем, о каких верованиях у «недостающего звена» можно говорить?»

- Господин, если мы хотим сегодня попасть в Паданг, нужно трогаться в путь, - прервал его размышления проводник-малаец. - Скоро станет совсем темно. Нужно зажечь фонарь.

- Да, конечно, отдавай распоряжение идти.

Проводник громко выкрикнул команду, и носильщики заторопились взгромоздить на плечи шесты с привязанным к ним грузом. Далее двинулись тесной группой, сохраняя минимальное расстояние друг от друга, чтобы не терять из виду впереди идущего. Тусклый огонек фонаря то исчезал за деревьями, то вновь появлялся, отмечая причудливые повороты заброшенной тропинки. Дюбуа торопился в Паданг.

Слова проводника-малайца об отношении жителей страны к пещерам заставили Дюбуа задуматься о том, на правильном ли пути находится он, не напрасно ли растрачивает силы и время. Дело, разумеется, не в суевериях. В отличие от неандертальцев, обезьянолюдей Европы, которых морозы заставляли «осваивать» пешеры, древнейшие обитатели тропических джунглей Суматры не нуждались в этих холодных, а часто и сырых убежищах и потому избегали их. Значит, надо искать в других местах, например на берегах рек, где во время наводнений бурные потоки воды вымывают кости вымерших животных. Неудачные раскопки пещеры, откуда они теперь возвращаются, убеждали Дюбуа в естественности такого вывода. Надо оставить в покое пещеры! Но прежде всего следует окончательно расстаться с военной службой. Она не позволяет целиком отдаться любимому делу.

В одном из номеров «Verslag van het Mijnwezen» - «Квартальных докладов Рудного бюро» Батавии за 1888 год опубликована его статья с ужасно длинным и старомодным названием: «О необходимости исследований по открытию следов фауны ледникового времени в Голландской Восточной Индии и особенно на Суматре». Он нашел досуг написать первую за время пребывания в Голландской Индии статью, в которой, воспользовавшись темой важности поиска костных останков вымерших животных, изложил свои взгляды на возможное местонахождение родины человека.

Дюбуа решительно отверг идеи о том, что Европа и вообще северные пределы могли быть колыбелью человечества. Ледниковые поля, которые покрывали те огромные районы, полностью исключают такую возможность. Родину человека, призывал он, надо искать в тропиках, где обитают антропоидные обезьяны и некогда жили «предшественники человека». Предки людей, постепенно лишившиеся здесь волосяного покрова, долго не выходили за пределы «теплых районов». Как раз на территории этих районов и следует искать «ископаемого предшественника человека».

Дюбуа объяснил, почему он надеется обнаружится костные останки: если в Индии найдены очень древние антропоиды, они должны быть и здесь. Примечательно, что в подтверждение справедливости своих мыслей Дюбуа ссылался не на кого-нибудь, а... на Рудольфа Вирхова! В статье приводилась выписка из рассуждений маститого патологоанатома: «Огромные ареалы Земли остаются почти полностью неизвестными в отношении скрытых в них ископаемых сокровищ. Среди них в особенности обнадеживающие места обитания антропоидных обезьян: тропики Африки, Борнео и окружающие острова еще совершенно не изучены. Одно-единственное открытие может полностью изменить состояние дел».

Статья в «Квартальном докладе Рудного бюро сыграла предназначенную ей роль: колониальная администрация Голландской Индии обратила внимание на paботы Дюбуа и обещала по возможности содействовать им. Обещание было выполнено. Как сообщил первый «Квартальный доклад Рудного бюро» за 1889 год, «господину М. Е. Дюбуа поручается с 6 марта проводить палеонтологические исследования на Суматре».

Итак, Дюбуа получил средства на проведение раскопок. Раньше приходилось ограничиваться тратой своих скудных сбережений, а много ли на них можно было сделать? Обязанности по службе резко сократились. Теперь ему почти не приходилось совмещать работу в военном госпитале с путешествиями к пещерам через десятки километров сырых джунглей. Такое совмещение обязанностей оказалось делом далеко не простым. Раскопки и разведки проводились урывками, нерегулярно. Возможно, поэтому за полтора года со времени прибытия из Амстердама и до мартовского решения Рудного бюро так и не удалось достичь успеха.

Правда, в отсутствии усердия никто, да и сам он упрекнуть себя не может: работа велась на пределе сил, буквально до изнеможения. С тем же напряжением исследования ведутся сейчас, когда поискам можно уделять значительно больше времени. Однако, помимо множества зубов орангутанга да костей слонов и носорогов, которые несут сзади носильщики-малайцы, больше ни в одной из пещер в окрестностях Паданга ничего обнаружить не удалось. В глинистых толщах пещерных отложений не только не было костей «недостающего звена», но вообще отсутствовали следы пребывания «доисторического человека»: остатки костров, каменные орудия и захоронения. С мечтой об открытии предка человека в пещерах Суматры, возможно, придется расстаться навсегда.

Дюбуа, занятый грустными размышлениями, не заметил, как дождь превратился в ливень. Одежда в мгновение ока промокла до нитки, пробковый шлем на голове отяжелел, в армейских ботинках неведомо где нашлись щели. Через несколько минут тропинка стала бурным широким ручьем. Громовые раскаты разбушевавшейся тропической грозы оглушали людей. Человеческий голос терялся в могучем реве оживших стихий. «Если это земля недостающего звена», нелегко приходилось ему в такие минуты за пределами пещер!» - мелькнула мысль у Дюбуа.

Ливень прекратился внезапно, и так же быстро небо очистилось от туч. Притихший лес осветила луна. Тропинка начала сливаться с другими просеками в джунглях и наконец превратилась в сравнительно широкую дорогу. «Впереди за холмом Паданг!» - радостно крикнул проводник-малаец. Носильщики оживились. Вскоре стал слышен лай собак. Через полчаса путешественники добрались до места назначения, кое-как устроив багаж и, обессиленные, отправились спать. Отдав необходимые распоряжения, Дюбуа вопреки установленному ранее правилу не стал просматривать почту, накопившуюся за две недели, а свалился в постель и мгновенно заснул мертвым сном хорошо поработавшего человека. На следующее утро, разбирая накопившиеся деловые бумаги, Дюбуа обратил внимание на письмо, доставленное местной почтой. Оно пришло несколько дней назад с Явы. Сначала Дюбуа читал письмо со скучающий видом, не понимая, с какой стати обращается к нему господин ван Ритшотен, почтенный и хваткий делец, судя по всему, занятый поисками залежей подходящего для строительства камня - известняка или мрамора. Но когда, со всей обстоятельностью изложив перспективы осмотра крупных скальных обрывов, корреспондент упомянул наконец о самом главном, что заставили его засесть за письмо, Дюбуа взволнованно и торопливо пробежал глазами финальную часть «послания».

Нет, ван Ритшотена, геолога, связанного с Рудным бюро Батавии, вовсе не интересовали перспективы открытия месторождений известняка и мрамора на Суматре, о чем с досадой подумал вначале Дюбуа. Оказывается, геолог счел для себя честью сообщить ему, ведущему на Суматре по поручению бюро изыскания в o6ласти палеонтологии, о том, что на юге Центральной Явы в местности Тулунг-Агунг открыт череп человека!

Случается же такое! Полтора года он, Дюбуа, занят тщетными поисками ископаемого человека, для чего пришлось отправиться на остров за тысячи миль от Амстердама. А вот какому-то неведомому ван Ритшотену, которому, очевидно, и в голову никогда не приходило найти в Голландской Индии костные останки предка, походя и между делом удалось обнаружить череп.

Дюбуа снова, на этот раз с особым вниманием, перечитал то место в письме ван Ритшотена, где геолог педантично и дотошно описывал район своей находки.

На юге Центральной Явы возвышается хороший ориентир - большой вулкан Лаву, откуда берет начало река Бенгаван. Два притока ее опоясывают еще один, меньший по размерам, вулкан Вилис. Около него протекают два притока реки Браутас, которая несет свои воды параллельно Бенгавану. В верховьях Браутаса на южном склоне Вилиса как раз и находится Тулунг-Агунг, или, как чаще называют эту местность, Вадь-як. Здесь на высоте 460 футов некогда располагалось обширное пресноводное озеро, теперь почти полностью засыпанное пеплом вулкана Вилис. На берегах озера возвышаются известняковые обрывы и «ступеньки» уступов-террас, которые отмечают постепенное усыхание водоема. Здесь ван Ритшотен и нашел череп человека. Он залегал не в пещере, а в одном из слоев древнего берега озера, где уже много тысячелетий не плескалась вода.

Место находки озадачило Дюбуа. Рассматривая карту Голландской Индии, на которой без труда удалось отыскать Бенгаван, Лаву и Вилис, он вновь подумал о том, что пещеры в тропиках все же не совсем подходящее место для поисков «недостающего звена». Не следует ли, исходя из обстоятельств открытия ван Ритшотена, решительнее изменить направление изысканий? И может быть, не случайно первая, во многом пока загадочная находка сделана на Яве, а не на Суматре? И наконец, что, если обратиться в Рудное бюро Батавии с просьбой разрешить ему палеонтологические исследования на Яве? Продолжать дальше работы на Суматре при скудных в общем результатах вряд ли удастся, а возможный громкий успех исследований на Яве сразу Же поправит дела и поднимет престиж Дюбуа, что, как известно, во многих случаях заставляет раскошелиться Даже самых осторожных и скаредных.

Не откладывая дела в долгий ящик, Дюбуа написал два письма. В первом он поблагодарил господина ван Ритшотена и выразил надежду побывать на Яве, познакомиться с первооткрывателем ископаемого человека Малайского архипелага, осмотреть череп из Тулунг-Агунга и место его открытия.

Второе письмо было адресовано администрации Рудного бюро Баталии. Дюбуа кратко сообщил о результатах своих работ, посетовав на не очень значительные научные итоги, обратился с просьбой разрешить ему отправиться «на поиски костей ископаемых позвоночных животных» и, разумеется, останков «недостающего звена» на Яву. Свое желание переменить место исследований он мотивировал надеждами на более обильные сборы костных остатков в долинах яванских рек и в заключение обратил внимание бюро на открытие ван Ритшотена.

Дюбуа не ожидал быстрого ответа, однако, когда прошло несколько месяцев, а перспективы путешествий на Яву продолжали оставаться неопределенными, он начал терять надежду на благоприятный исход дела. Вероятно, Рудное бюро Батавии не решалось-таки способствовать расширению ареала его деятельности и потом ничего определенного не отвечало.

Прошло два года со времени его прибытия на Суматру, но, когда Дюбуа начинал думать о том, чего ему удалось достичь, у него портилось настроение: в ящиках с находками лежали все те же зубы орангутанга, незначительное число маловыразительных обломков костей слонов и носорогов. Использовался каждый перерыв между сезонами тропических ливней, однако продолжение раскопок пещер окрестностей Паданга, несмотря на поистине фанатичное упорство в работе, так и не принесло желанных результатов.

Наступил 1890 год, а затем прошло еще три месяца и никаких известий! В этой ситуации мог потерять терпение и впасть в отчаяние даже самый упорный и беспредельно преданный делу человек. Но не Дюбуа. Узнай о новой пещере, которую он еще не успел осмотреть, Дюбуа в свободное от службы время немедленно отправлялся к ней и копал, копал, копал...

Упорство вознаграждается, но, к сожалению, далеко не всегда. Пещеры Суматры так и не осчастливили Дюбуа - «недостающее звено» упрямо продолжало оставаться «недостающим». Поэтому как нельзя кстати подоспело письмо из Батавии. 14 апреля 1890 года он получил официальное разрешение Рудного бюро продолжить исследования на Яве. Это был выход из беспросветного тупика, в котором неожиданно для себя оказался «упрямец из Амстердама». Освободившись от обязанностей в военном госпитале Паданга, Дюбуа покинул Суматру. Так начался второй акт затянувшейся драмы поиска «предков Адама».

На Яве Дюбуа первым делом купил череп, найденный в Вадьяке, реставрировал его, обработал и подклеил раздавленные части. Вне всякого сомнения, череп принадлежал ископаемому человеку, и это не могло не радовать. Кости полностью потеряли органическую субстанцию и «окаменели», или, как говорят в таких случаях палеонтологи, минерализовались (фоссилизовались). Несмотря на массивность костей черепа и некоторые примитивные детали строения его, он, бесспорно, принадлежал человеку современного типа - Homo sapiens, «человеку разумному». Достаточно сказать, что объем мозга, заключенного в черепной коробке из Вадьяка, превышал средний объем мозга современного человека на 200 кубических сантиметров.

Ни о каком открытии черепа «недостающего звена» не могло быть и речи. Впрочем, Дюбуа, наученный горьким опытом двух лет бесплодных поисков на Суматре и смирившийся с мыслью о сложности и длительности предстоящих работ на Яве, не надеялся на столь легкое решение проблемы. Он лишь с удивлением отметил про себя, что череп из Вадьяка не принадлежал по типу к черепам малайской расы, представители которой населяли теперь Яву и Суматру. Если бы не на удивление большой объем мозга, то можно было бы сказать, что ван Ритшотену удалось найти остатки захоронения предка коренных жителей Австралии или, может быть, папуасов Гвинеи.

Значит, до прихода малайцев на Яву остров населяли австралоиды, которые переселились затем на южный континент, положив начало расе аборигенов? Стоит ли, однако, ломать над этим голову. Ведь это же не череп «недостающего звена»! Не удивительно, что во втором квартальном докладе Рудного бюро» за 1890 год опубликована лишь краткая заметка Дюбуа о находке в Вадьяке.

В европейские журналы он не пишет ни строчки - не та тема! А кто из антропологов читает «Квартальные доклады Рудного бюро» Батавии? Можно уверенно сказать - никто! Даже 50 лет спустя Дюбуа будут упрекать за то, что он ни словом не обмолвился об открытии ван Ритшотена, и глубокомысленно определять его как «человека эксцентричного, странного и во многих случаях трудного для понимания». Странно здесь, однако, лишь то, что его судьи не удосужились перелистать «Квартальные доклады», изданные в Батавии.

Дюбуа определенно не та натура, которую может надолго задержать за столом изучение черепа, найденного к тому же кем-то другим. Он жаждет активной деятельности и буквально рвется в яванские джунгли, к берегам безымянного озера в Тулунг-Агунге. Через некоторое время Дюбуа с обычным для него усердием осматривает известняковые обрывы и уступы террас. Трудно сказать, сколько времени продолжались на этот раз напрасные поиски, но судьба, возможно желая вознаградить за упорство, неожиданно поманила надеждой и впервые за три года показала ему свою благосклонность: в галечном слое озерной террасы Вадьяка Дюбуа открыл второй череп!

Правда, это опять не череп «недостающего эвенам». Он поразительно напоминает находку ван Ритшотена: австралоидный по типу, с очень массивной нижней челюстью, плоской носовой костью, низким лбом и выступающими надглазничными, валиками, продолговатый с обширной мозговой коробкой. Значительные по толщине кости от длительного пребывания в земле минерализовались. Во всяком случае, Дюбуа не сомневается, что люди, которым принадлежали вадьякские черепа, жили в палеолите, в эпоху, когда северную Европу покрывали толщи льда. Каменных орудий в слое, где залегал череп человека, выявить не удалось, но многочисленные черепа, челюсти и даже части скелетов животных, найденные на склоне соседнего холма, позволили Дюбуа установить обитателей древнего леса Тулунг-Агунга, на которых, возможно, охотились «прото-австралийцы».

Снова неудача с открытием «недостающего звена»? Да, но лиха беда начало! Дюбуа посылает в третий «Квартальный доклад Рудного бюро» за 1890 год краткий отчет о находке.

Теперь поиски продолжаются с удвоенной энергией. День за днем обследует Дюбуа окрестности Вадьяка, неутомимо лазая по склонам известняковых обрывов, тщательно осматривая обнажения террасовых уступом озера. Находки костей животных следуют одна за другой. Он снова верит в свою счастливую звезду и, кажется, не обманывается в предчувствиях.

Однажды ему сообщают, что вблизи Вадьяка находится пещера. Дюбуа внимательно осмотрел камеру, пришел к твердому убеждению, что пещерой стоит заняться специально. Раскапывать пещеру - дело знакомое. Дюбуа сразу приступил к работе и на участке, «неположенном перед выходом в камеру, открыл погребение! Человеческий скелет оказался густо засыпанным красной охрой - кровью мертвых. Но вслед за радостью, как уже было у Дюбуа неоднократно, последовало разочарование: захоронение датировалось сравнительно поздним временем. Осмотр черепа, не имеющего, как и другие кости скелета, значительных признаков минерализации, показал, что у входа в пещеру был похоронен малаец. «Недостающее звено», подразнив, снова ускользнуло из рук.

Дюбуа не терял надежды, он верил что цель близка. До нее осталось пройти всего 60 миль по прямой на северо-запад от Тулунг-Агунга. Но на это потребовалось два года выматывающих силы поисков, а чтобы уяснить значение открытого - еще два года труда. Вот она какова на самом деле, легкость удачи «баловня судьбы»!

Как бы ни были важны и интересны находки в районе Вадьяка, Дюбуа с самого начала понял, что надежда открыть «недостающее звено» на склоне вулкана Вилис не очень оправданна, поскольку большинство из найденных им костей принадлежало не вымершим, а здравствующим ныне в джунглях Явы видам животных. Поэтому он решил перенести разведочные работы на север, во внутренние области Центральной Явы, в район грандиозного вулкана Лару, Кукусан, где в долине реки Бен-гаван в местности Кедунг-Брубус, по сведениям окрестных жителей, часто находят кости гигантов, или, как называли их малайцы, «гвардейцев-руксасас». На Яве и в Бали не было храма, который не охранялся бы от злых духов огромными костями вымерших миллионы лет назад слонов. «Если на берегах Бенгавана не удастся найти «недостающее звено», придется вернуться на Суматру», - решил Дюбуа.

Сначала пробные раскопки развернулись около городка Мадиун, где река прорезала пласты плотноцементированного вулканического туфа и песка. Здесь в изобилии залегали кости вымерших животных: слонов, гиппопотамов, оленей, гиен, тапиров. А 24 ноября 1890 года была сделана находка, после которой Дюбуа навсегда отказался от мысли отправиться на Суматру: из груды со6ранных за день костей он извлек обломок правой Стороны нижней челюсти с двумя предкоренными зубами и альвеолой (гнездом), в которой некогда помещался клык.

Достаточно было бегло осмотреть находку, чтобы понять - челюсть принадлежала человеку, а не антропоидной обезьяне. Глубокая древность обломка тоже не вызывала ни малейших сомнений. Судя по значительной тяжести, его кость давно минерализовалась, а по характерному темному цвету не отличалась от любой из многих сотен костей животных, извлеченных из вулканического туфа. Значит, челюсть принадлежала человеку, который жил на берегах Бенгавана в доледниковые времена, около миллиона лет назад, когда Ява соединялась «мостом» с материковой частью Азии?

Может быть, это обломок скелета «недостающего звена»? Прийти к такому заключению при взгляде на очень массивную челюсть чрезвычайно соблазнительной Однако Дюбуа не торопился делать далеко идущие выводы. По-видимому, он иначе представлял себе челюсть «недостающего звена». «Питекантропус алалус», обезьяночеловек бессловесный, не умел, как следует из его названия, говорить. А первое, что бросалось в глаз при осмотре фрагмента челюсти и что поразило Дюбуа больше всего, была необычайно большая ширина ямки для так называемой двубрюшной мышцы. Существо из Кедунг-Брубуса, несомненно, говорило и, следовательно, не могло занять вакантное место «недостающего звена».

В первом «Квартальном докладе Рудного бюро» за 1891 год Дюбуа опубликовал краткие заметки об открытии обломка челюсти, найденного около Мадиуна. Из них следует, что он не сомневался в принадлежности ее человеку, поскольку клык, судя по сохранившейся альвеоле, был не антропоидный - бивнеобразный, а человеческий по типу. Передняя часть челюсти тоже отличалась человеческими особенностями, возможно, даже отчасти выделялся подбородочный выступ, чего не имела, как известно, челюсть неандертальца. Однако ярко выраженная примитивность нижнего края и массивность позволили Дюбуа определить фрагмент как «остаток неточно определенного вида человека», «другого, вероятно, низшего типа» по сравнению с челюстями современного человека и неандертальцев Европы ледниковой эпохи.

Один шанс из миллиарда
Один шанс из миллиарда

Поиски «недостающего звена» продолжались. До заветного места осталось пройти всего 40 километров ня север-северо-запад. Чутье разведчика, выработанной за годы пребывания на островах Голландской Индия ведет Дюбуа вниз по течению реки Мадиун, туда, где она сливается со стремительным потоком Бенгаван-Соло, Большой реки. Всюду, где по берегам поднимаются обрывы разрушенных водой вулканических пластов, Дюбуа останавливается и метр за метром осматривает обнажения, извлекая из песчанистого грунта кости. Затей снова бесстрашно пробирается с проводниками-туземцами через джунгли, чтобы выйти к очередному месту с залежами костей вымерших животных.

Один за другим заполняются бесценными коллекциями ящики. Дюбуа не считает теперь, как ранее, что только пещеры могут служить идеальной кладовой палеонтологических сокровищ. Продукты извержения Лаву-Кукусан и Гунунг-Гелунгунг - вулканический песок, зола и туф - превосходно «консервировали» кости, сохраняя их в идеальном для изучения состоянии.

Животные гибли, очевидно, во время страшных в стихийной мощи извержений вулканов и в периода катастрофических наводнений, или, как называют их его друзья-малайцы, «банджирс», знаменитых разливов яванских рек в сезон ужасных тропических ливней. Животные могли также стать жертвами крокодилов реки Мадиун. По тем же причинам в вулканических пеплах и песке могли оказаться костные остатки антропоидных обезьян, человека и, разумеется, «недостающего звена», хотя «высокий интеллектуальный статус» позволял им избегать в опасных ситуациях смертельного риска. Поэтому не один раз придется выйти к речным обрывам, прежде чем в руках окажется нечто вроде обломка челюсти из Кедунг-Брубуса. Но Дюбуа не страшили ни опасности, ни джунгли, ни тяжелый, изнуряющий труд. Он верил, что находится на правильном пути.

На 60 миль протянулись вдоль рек Бенгаван и Мадиун низкие гряды холмов Кенденгс: от Кедири до Мадиуна и Суракарта - с одной стороны, и от Рембанга до Самаронга - с другой. Всюду в этом обширном ареале речных долин встречались кости вымерших животных, и любой шаг мог привести к неожиданному открытию. Нужно было соблюдать максимальную собранность.

Десятков и сотен метров толщины достигали слой разных геологических формаций: отложения моря, бурных пресноводных потоков, пласты вулканического песка и пепла. Остатки древней жизни (раковины моллюсков, кости животных, листья травы и деревьев) позволяли определить время образования слоев и характер природного окружения в центральных районах Явы сотни тысяч лет назад.

Увлеченный сборами, Дюбуа потерял счет дням, и если бы не приближающийся сезон дождей, то он так и продолжал бы переходить с места на место, несмотря на усталость и бесчисленные тяготы путешествия по глухим тропикам.

Осмотр разрушенных обвалами и водой берегов удалось возобновить лишь в августе 1891 года. В долине реки Бенгаван на левом берегу у подножий холмов Кенденгс, которые тянутся непрерывной узкой цепочкой с востока на запад, Дюбуа открыл богатые костеносные горизонты. Особенно мощными оказались древние вулканические слои, выступающие из воды. На семь с половиной миль от городка Нгави до небольшого компонга (деревушки) Тринил протянулись крутые обрывы, и каждый очередной участок левого берега реки казался заманчивее пройденного ранее!

Никогда еще не попадались в таком изобилии кости. Дюбуа едва успевал бегло осматривать содержание корзин своих помощников-сборщиков, радуясь разнообразию видов животных, остатки скелетов которых удавалось подобрать на отмелях у подножий обрывов или извлечь прямо из слоя. Большинство костей принадлежало вымершим, животным: южному слону стегодону, буйволам лептобос, разнообразным по видам и отличающимся небольшими размерами оленям, гиппопотаму, тапиру, носорогу, свинье, гиене, льву, крокодилам...

В Азии было известно до сих пор только одно место, где кости древних животных встречались в таком большом количестве и удивительном разнообразии: Сиваликские холмы в Индии. Холмы Кенденгс поразительно напоминали Дюбуа известный ему по описаниям район Ервалик, приютившийся у подножий Гималайских гор. А тут еще выяснилось, что кости буйвола с берегов Бенгавана оказались на удивление сходными с костями того же животного, бродившего некогда в окрестностях Сивалийских холмов.

Если тяжелые и неповоротливые буйволы сумели добраться почти до самой южной оконечности Азиатскoгo континента, то почему такое же успешное «путешествие» не могли совершить антропоидные обезьяны, существа столь же подвижные и непоседливые, как и на удивление сообразительные? Непрерывная полоса тропических лесов, охватывающих юг Азии, - превосходная «дорога» для таких путешественников! Значит, надо искать, искать, искать...

И Дюбуа с неутомимым самозабвением ищет, с замиранием сердца вглядываясь в россыпи бархатист» коричневых костей, нетерпеливо извлекает из вулканЯ ческих пеплов каждую подозрительную косточку.

Впереди на берегу Бенгавана за густым кустарником и пальмами спрятались легкие строения никому почти в мире не ведомой деревушки Тринил. Ее окружают большие плантации маиса и бананов, а дальше сплошной зеленой стеной встает тропический лес Кенденгс. Немилосердно жарит солнце, безлюдна деревня, все живое попряталось в тень. Дюбуа со спутниками переправляется на левый берег, чтобы осмотреть обнажения. Уровень воды в Бенгаване стоит еще высоко, однако чаем древних слоев доступна для обследования. Дюбуа выпрыгивает из лодки и идет к наиболее возвышенному участку берега, где река делает крутой поворот.

За многие недели изучения геологии долины БенгЯ вана он стал безошибочно определять наиболее перепективные горизонты. Вода плещется у слоя галек, образующих плотные скопления, конгломераты. Яванцы называют такие пласты «лахаром». В них встречаются камни, выброшенные при извержении вулкана. Верхнюю, часть берега образуют твердые вулканические туфы, перемешанные с белой глиной. Здесь должны быть растя тельные остатки, листья фикусов и магнолий, например. Однако наиболее интересен средний слой, представлющий собой плотный пласт вулканического пепла, песка и золы, толща так называемых лапилли, в который обычно встречаются кости вымерших животных. К РаЧ мытому потоками воды слою лапилли и направился Дюбуа, желая осмотреть его в первую очередь.

На отмели среди глыб темно-серо-коричневой земли лежало множество вывалившихся из земли костей, окрашенных в характерный темно-коричневый цвет, первый признак значительной древности. Дюбуа поднял несколько обломков и, как уже неоднократно бывало раньше, подивился тяжести - будто камни в руках держишь. Тринильский мыс явно заслуживал внимательного осмотра и даже, возможно, раскопок.

В течение нескольких недель продолжалось обследование окрестностей Тринила. Был конец сухого сезона, уровень в Бенгаване резко понизился, и на поверхность выстунили густо насыщенные костями слои вулканических пеплов. Дюбуа «пожинал богатый осенний урожай находок», в коллекции прибавилось множество костей огромных южных слонов, тяжелых гиппопотамов, изящных тропических оленей, свирепых носорогов и неизменных для каждого нового пункта сборов крокодилов. Посчастливилось даже найти обломки костей низших обезьян - макак.

Однако ничто так не радовало Дюбуа, как невзрачный на вид зуб, который он извлек в сентябре 1891 года со дна неглубокой ямки, расположенной на склоне Тринильского мыса в слое лапилли. Дюбуа не потребовалось много времени, чтобы уяснить, какое из животных могло «потерять» этот зуб - настолько хорошо он сохранился. По структуре рельефа жевательной поверхности, величине коронки, широко расставленным корням третий коренной зуб, который выпал когда-то из правой ветви верхней челюсти, несомненно, принадлежал крупной антропоидной обезьяне или... человеку!

Вероятнее всего, обезьяне, решил Дюбуа, не очень велики размеры коронки и слишком широко расставлены непривычно длинные корни зуба. У современного человека они укороченные. А может быть, человеку? - колебался он. Все-таки зуб заметно меньше верхних третьих коренных антропоидных обезьян. Озадачивало, что длина зуба короче ширины - типично человеческая, а не антропоидная черта. Два выступа на жевательной поверхности заднего края коронки оказались сильно уменьшенными в размерах по сравнению с соответствующими выступами на коренном антропоидов.

В конце концов Дюбуа пришел к выводу, что зуб принадлежал антропоидной обезьяне типа шимпанзе. Такое заключение отнюдь не лишало находку на Тринильском мысе исключительной важности и сенсационности. Если этот зуб действительно принадлежал шимпанзе, то она представляла собой еще одно связующее звено с миром древнейших животных Сиваликских холмов Индии. А там, где есть связующее звено, можно надеяться открыть и «недостающее звено»!

В третьем «Квартальном докладе Рудного бюро» за 1891 год появилась заметка Дюбуа. Подводя итоги своих изысканий в районе деревушки Тринил, он назвал «наиболее замечательной находкой верхний третий коренной шимпанзе» - Anthropopithecus troglodytes. Это позволило ему сделать вывод, что «ближайшая из высших антропоидных обезьян кузина» человека жила миллион лет назад не только в Индии, но и на Яве.

Между тем Дюбуа не терял времени даром. Открытие зуба поистине удвоило его энергию. Все помощники он сам переключились на самый тщательный осмотр обнажений Тринильского мыса. Жители деревни, особенно вездесущие мальчишки в широких конических шляпах, безмерно удивленные странным объектом поисков «белого господина» - никому не нужных костей, помогали собирать жалкие останки «гвардейцев-руксасас»!

Вскоре Дюбуа стало ясно, что поверхностный осмотр места находки и прилегающих участков не даст желанных результатов, если не совместить его с настоящими раскопками. Тогда он нанял наиболее сильных мужчин деревни Тринил, объяснил им задачу, и привычные к работе на полях крестьяне-малайцы начали неторопливо копать слой лапилли, выискивая в нем кости. С особым старанием и тщательностью велись раскопки? около углубления, где Дюбуа обнаружил зуб шимпанзе! Не найдутся ли в том месте части скелета Anthropopithecus troglodytes?

Слой удалялся за слоем со всевозможными предосторожностями, один за другим извлекались из вулканического туфа многочисленные обломки костей, которые Дюбуа едва успевал просматривать. Нужно было обладать его терпением и упрямством, фанатической уверенностью и безграничным энтузиазмом, чтобы не впасть в безнадежное отчаяние от безрезультатности первой, второй и, наконец, третьей недели раскопок. Ни одной, даже самой незначительной косточки шимпанзе среди тысяч костей слонов, носорогов, свиней, тигров, гиппопотамов. Судьба явно испытывала терпение Дюбуа.

Но всему есть предел. В один из октябрьских дней малаец, который копал всего в метре от углубления, где лежал зуб, наткнулся на нечто шаровидное. Оно было включено в окаменевший вулканический туф. Когда блок со странной находкой извлекли из слоя лапилли и Дюбуа осмотрел «шар», стало ясно, что в руках у него черепная крышка, вероятно, того самого существа, которому принадлежал зуб.

Черепной крышке пришлось многое испытать, прежде чем она попала в руки человека: поверхность была покрыта большим числом мелких выемок и канавок, следами сильной коррозии. Особенно глубокие лунки прослеживались по краю верхушки черепа, где просматривались границы слома кости.

В одной из хижин Тринила с помощью долота и молотка Дюбуа освободил костяной шар из «каменного плена». Через несколько дней черепная крышка лишилась последних остатков туфового обрамления, и можно было приступить к внимательному и спокойному осмотру, а также к необходимым измерениям.

Череп сохранился далеко не полностью: отсутствовали все лицевые кости и основание, из-за чего реконструировать первоначальный облик было нелегко. Общий вид черепной крышки не оставлял сомнений, что она принадлежала какому-то крупному антропоиду, вероятнее всего шимпанзе. Сильно покатый узкий лоб действительно напоминал лоб шимпанзе. Наиболее широкая часть черепа, если смотреть сверху, располагалась ближе к затылку, как у шимпанзе, а не по центру, как у современного человека. Исключительную примитивность существа из Тринила выдавали, кроме того, малая высота черепной крышки, сильно уплощенный затылок, а также массивные, как у обезьяны, надглазничные валики, козырьком нависающие над глазницами. Посредине лба, где у обезьян поднимается костяной гребень, Дюбуа отметил возвышение, протянувшееся Б виде валика. В какой-то мере тринильская черепная крышка напоминала не только череп шимпанзе, но также гиббона. Но для сравнения черепную крышку последнего надо увеличить в два раза!

Это показывало, как велика была черепная крышка Из Тринила. Когда Дюбуа замерил ее длину, а затем Ширину, полученные цифры озадачили его - 182 и 133 миллиметра! Пока внутреннюю полость крышки заполнял твердый вулканический песок, измерить точный объем мозга не представлялось возможным. Тем не менее ориентировочная цифра - 800-850 кубических сантиметров - поразила Дюбуа. Как бы ни были велики Размеры черепов современных высших антропоидных обезьян, но 600-610 кубических сантиметров объем Ш мозга никогда не превышал.

Отсюда следовал вывод, что в Триниле Дюбуа посчастливилось обнаружить черепную крышку какого-то особого шимпанзе, обладавшего необыкновенно огромным мозгом, приближающимся почти вплотную к нижней границе объема мозга современного человека в 930 кубических сантиметров! Может быть, как раз эта разновидность древнего шимпанзе приобрела в процессе развития, продолжавшемся многие сотни тысячелетий, статус человека?!

Раскопки на мысе велись еще несколько дней, но безрезультатно. Как ни велико было желание продолжать работу, ее пришлось прервать. Сухой сезон кончился, наступила пора нескончаемых дождей. Опасаясь, скорого разлива рек, Дюбуа отдал распоряжение начать подготовку к возвращению в Батавию. Весь путь через джунгли под особо бдительным контролем находился небольшой ящик, где лежали бесценные сокровища - старательно упакованные в вату и туго перепоясанные бинтами черепная крышка и зуб антропопитека.

Один шанс из миллиарда
Один шанс из миллиарда

В Батавии Дюбуа вернулся к изучению тринильских антропоидных костей. Тщательный осмотр их не поколебал сделанных в поле выводов. Поэтому в отчете четвертого «Квартального доклада Рудного бюро» за 1892 год он уверенно написал, что самая замечательная находка октября - антропоидный череп с «еще меньшим сомнением, чем коренной зуб, относится к роду Ahthropopithecus troglodytes. Оба образца, вне всяких сомнений, происходят от высшей человекообразной обезьяны (типа шимпанзе)». Далее он писал о сходстве верхнего коренного из Тринила с коренным шимпанзе (только ископаемый зуб слегка большего размера); об отличии черепной крышки Тринила от черепных крышек орангутанга (она длинная) и гориллы (отсутствует черепной гребень) и вновь подчеркивал, что не сомневается в вопросе родовой принадлежности антропjида из Тринила. Что касается вида, то от современного шимпанзе тринильская обезьяна отличается «большим размером и большей высотой» черепа. В заключение осторожный Дюбуа, с отвращением относящийся к сенсационным заявлениям, сделал «смелый» для него вывод, что по форме черепа древнейший «шимпанзе Явы» ближе к человеку, чем любой из современных антропоидов, в том числе шимпанзе.

Один шанс из миллиарда
Один шанс из миллиарда

Сообщение Дюбуа об открытии в Триниле не произвело впечатления разорвавшейся бомбы. Можно биться об заклад, что никто из европейских и американских антропологов по-прежнему не удосужился заглянуть в скучные «Квартальные Доклады Рудного бюро» Батавии, чтобы узнать, какие новости сообщает некий одержимый чудак Дюбуа, забравшийся в джунгли Центральной Явы. Позже они еще отыщут эти «Доклады».

Чем занимался Дюбуа в течение почти целого года, остается неизвестным. Может быть, освобождал от каменистого туфа внутреннюю полость черепной крышки антропопитека троглодита, кто знает, да в августе 1892 года ливни прекратились и уровень воды в Бенгаване опустился до самой нижней метки сухого сезона, Дюбуа и его помощники снова появились на Тринильском мысу.

Малайцы принялись за привычную и знакомую теперь работу. Раскоп над слоем лапилли протянулся на очередные 50 ярдов. На сей раз судьба не стала испытывать терпения Дюбуа. Новое открытие окончательно решившее загадку тринильского антропопита последовало незамедлительно, в том же месяце. Koгда на одном из участков, отстоящих от места находки репной крышки на 15 метров, малаец-землекоп удалил слой толщиной 12 ярдов, из пласта вулканического туфа и золы показалась головка бедренной кости с отчетливо заметными следами зубов крокодила. Бедро извлекли слоя лапилли и принесли Дюбуа.

Он ожидал от раскопок в Триниле чего угодно, только не этого: малаец передал ему полностью сохранившееся бедро... человека. Не антропоидной обезьяны, а человека! Дюбуа не верил своим глазам. Может быть, произошла какая-то путаница и человеческую кость извлекли из другого слоя. Нет, бедро найдено в том же горизонте и на той же глубине, что и черепная крышка антропопитека, но в стороне от нее. К тому же бедренная кость имела тот же характерный шоколадно-коричневый цвет и оказалась сильно минерализованной - она была вдвое тяжелее человеческого бедра того же размера. Кость сохранилась превосходно. Следы коррозии отсутствовали. Но бедро было изуродовано болезнью: бросалось в глаза патологическое, неправильной формы разрастание костного вещества на одном из участков. Длина кости оказалась равной 45,5 сантиметра, из чего следовало, что рост существа, обладавшего таким бедром, составлял около 170 сантиметров.

«Что могла означать такая неожиданная находка?» - думал пораженный Дюбуа. Конечно, если присмотреться внимательно, а тем более заняться измерениями, очевидно, можно найти немало особенностей, отличающих бедро из Тринила от человеческого. Так, уже сейчас Дюбуа мог сказать, что оно необычно прямое, а не слегка изогнутое, как у современного человека или неандертальца; подколенная ямка выпуклая, а не плоская или вогнутая; нижний отдел кости расширяется около сустава внезапно и резко, а не постепенно. Однако, как ни значительны эти различия, бедро из Тринила имело, бесспорно, облик человеческого. Из такого заключения следовал вывод, что антропопитек троглодит передвигался по земле на двух ногах так же уверенно, как человек. Древнейшая обезьяна Явы была прямоходящей! Это подтверждалось прямизной бедра и отчетливым развитием так называемой «шероховатой линии», места прикрепления мышц.

Правда, черепную крышку и бедро разделяло 15 метров, и мог возникнуть вопрос одному ли существу принадлежали кости? Однако Дюбуа не колебался ни секунды: разумеется, одному! При каких бы обстоятельствах ни погиб антропопитек, возможно при извержении вулкана, но впоследствии дождевые потоки, разливы Бенгавана, крокодилы, наконец, могли рассредоточить части скелета на значительной площади древней береговой отмели. Недаром на бедре остались вмятины острых зубов крокодила! А то, что никто до сих пор и не подозревал о существовании прямоходящей антропоидной обезьяны, естественно, не могло служить серьезным аргументом, опровергающим вывод Дюбуа. В конце концов, он ведет поиски на земле, где проходило очеловечивание обезьяны, поэтому здесь можно столкнуться с любой неожиданностью. Раскопки продолжаются, и никто не предскажет заранее, какой сюрприз «запрятан» на не тронутых лопатой участках Тринильского мыса.

Судьба, однако, не собиралась баловать Дюбуа. Она оказалась предельно скупой и в награду за упорство Давала ему в руки минимум того, над чем стоило задуматься и поломать голову: каждый новый месяц раскопок одну какую-нибудь кость антропоида, а то и ни одной. Конец августа и сентябрь 1892 года прошли в бесплодных поисках, и только в октябре, когда горизонт начал затягиваться дождевыми тучами, возвещающими окончание сухого сезона, всего в трех метрах от черепной крышки удалось обнаружить второй коренной зуб антропоида.

Находка дала мало нового, но для Дюбуа она представляла особую ценность, так как располагалась между черепной крышкой и бедром антропопитека. Значит, правильно его предположение, что поток воды рассредоточил кости, принадлежавшие одному скелету. Они лежали на площади 46 квадратных футов, а вокруг на и миль ничего подобного не было обнаружено.

Именно эту особого значения мысль прежде всего подчеркнул Дюбуа в сообщении, написанном для третьего «Квартального доклада Рудного бюро» за 1893 год после возвращения из Тринила в Батавию. В то же время открытие на удивление человекообразного бедра, новые измерения черепной крышки и уточнение объема мозга антропопитека троглодита позволили ему сделать еще один решающий шаг к великому прозрению.

Отметив, что по объему мозга шимпанзе из Тринила превосходит современных шимпанзе в 1,4 раза и составляет 2/3 объема мозга человека, а череп по форме и другим особенностям оказывается сходным с черепом шимпанзе, а также гиббона, отличаясь от них большим размером и меньшим развитием надглазничных валет ков, Дюбуа выдвинул новое смелое предположение: самая развитая из известных обезьяна Тринила, полностью освоившая прямохождение, не только наиболее близкий к человеку антропоид, но, возможно, и форма из которой «развился человек»! Поскольку тринильский шимпанзе «ходил прямо, как человек», Дюбуа решим изменить его видовое название. Отныне он должен именоваться «шимпанзе прямоходящий» - Anthroроpithecus ereclus. Тем самым подчеркивалась одна из наиболее неожиданных и удивительных особенностей новго вида шимпанзе - способность уверенно передвигаться на двух ногах и иметь свободные для манипуляций руки.

В заключение Дюбуа присоединился к мнению тех, кто считал Индию родиной человека. Открытие многочисленных останков древнейших антропоидов в Сивалике подкрепляло его уверенность в правильности такого предположения. Переселение обезьяньего предка человека из Индии на Яву теперь менее всего казалось проблематичным - ведь он ходил по земле на двух ногах, а тысячекилометровые расстояния не страшны, когда в запасе сотни тысячелетий!

И эта публикация не взбудоражила ученый мир: ee, как и предшествующие, просто-напросто не заметили! Но это было затишье перед бурей. Дюбуа осталось сделать всего один шаг, чтобы после шести лет неустанным поисков и мучительных размышлений воскликнуть наконец: «Эврика!» Как же несправедливы те, кто представив его в будущем человеком, которому не составляло никакого труда «делать» открытия. Это не значит, что раскопки 1893 года позволили сделать какое-то новое открытие. Напротив, поездка в Тринил оказалась на этот раз безрезультатной - ни одной, даже самой незначительной косточки «шимпанзе прямоходящего» обнаружить не удалось.

Чем больше Дюбуа раздумывал над результатами измерений черепной крышки и бедра, а также характерными особенностями костей шимпанзе из Тринила, тем больше сомнений и противоречивых мыслей они вызывали. До чего же причудливо и сложно перемешались здесь черты, характерные для антропоида и человека!

Стараясь по возможности точнее определить классификационный статус загадочного существа, жившего миллион лет назад у подножия вулкана Гелунг-Гелун-гунг, Дюбуа порой впадал в полное отчаяние.

С одной стороны, он как будто прав, присоединив его к семейству шимпанзе. Недаром Дюбуа затратил массу усилий, чтобы заполучить четыре черепа шимпанзе и два черепа гиббона, с которыми он теперь тщательно сравнивал черепную крышку. Конечно, не помешали бы и черепа гориллы, а также орангутанга, но приобрести их так и не удалось. Коренной зуб тоже во многом близок коренным шимпанзе и гиббона.

Но как совместить все это с огромным размером черепа «тринильца», невероятным для антропоидов объемом мозга, человеческим бедром? Да и коренной зуб в некоторых деталях строения гораздо ближе к коренным человека, чем у шимпанзе и гиббона. Значит, можно присоединить «хозяина» тринильской черепной крышки к семейству гоминид, людей? Однако объем мозга его составляет всего 2/3 объема мозга человека, да и слишком обезьяноподобен тринильский шимпанзе, чтобы осмелиться возвести его в почетный ранг человека!

Дюбуа лихорадочно искал и не находил выхода из беспросветного тупика.

А что, если?.. В самом деле, для чего, собственно, прибыл он сюда, на Малайский архипелаг, и что вот же седьмой год с усердием отыскивает в джунглях? «Недостающее звено»! Переходная форма между обезьяной и человеком! Тот самый Pithecanthropus alalus, «обезьяночеловек бессловесный», рожденный гениальным воображением Эрнста Геккеля...

Дюбуа был потрясен неожиданным поворотом мыслей. Вот он - выход из мучительного тупика: в Триниле найдены кости не обезьяны, но и не человека. Останки существа, стоящего на грани перехода от обезьяны к человеку. «Недостающее звено» отныне более нельзя считать «недостающим». «Звено» у него в руках. Двадцать первая по градации Геккеля ступень родословного древа человека найдена!

Осматривая в который раз черепную крышку, Дюбуа неожиданно вспомнил картину художника Габриэля Макса, который, пользуясь указаниями Геккеля, изобразил семейство питекантропов. Сгорбленные волосатые фигуры, тупой, бессмысленный взгляд...

Макс Фюрбрингер любил пошутить по этому поводу! Он говорил, что на картине запечатлена самая счастливая семья в мире: супруга обезьяночеловека была бессловесна. Поэтому она никогда не перечила главе семейства. Впрочем, и он ведь оставался бессловесным.

Милый, добрый учитель! Ты проиграл пари, а выиграл его тот, кто поставил на один шанс из миллиарда. Это кажется невероятным, но иголка в стоге сена найдена. Открыто то, за чем с самоуверенностью молодости он, Дюбуа, отправился за тридевять земель, махнув рукой на спокойное благополучие карьеры университетского профессора.

Теперь, когда мучительные сомнения оказались позади, Дюбуа решил объявить о своем открытии в специальной публикации на немецком языке. В 1894 году в Батавии выходит хорошо иллюстрированная книга, название которой поразило антропологов как гром с ясного неба, - «Pithecanthropus erectus eine menschenanliche ubergangsform aus Java». «Обезьяночеловек прямоходящий, человекообразная переходная формам с Явы». Да, Дюбуа снова, на этот раз окончательно, изменил «имя» обитателя тропических джунглей - это не Anthropo - pithec (человекообразная обезьяна), а наоборот - Pithec - anthrop (обезьяночеловек). Две составные части «имени» поменялись местами - только и всего, но за такой далеко не случайной перестановкой скрывался глубочайший смысл, для уяснения которого Дюбуа потребовалось два года!

Эрнст Геккель мог торжествовать: его название предполагаемой переходной формы было принято Дюбуа без колебаний. Однако вторую часть «имени» - alalus (бессловесный) он заменил словом erectus (прямоходящий)! Изучая внутреннюю полость черепной крышки из Тринила, он заметил отчётливый отпечаток извилины Брока, с которым обычно связывают уровень развития речи. Питекантроп был не бессловесным. Он говорил, мыслил, превосходно координировал свои действия!

Когда из типографии привезли кипу отпечатанных книг о питекантропе, Дюбуа начал отправлять их коллегам в Европу. Один из первых экземпляров послан Эрнсту Геккелю. На обложке ее Дюбуа написал: «Изобретателю питекантропа». Пока книги плывут к берегам Атлантики, чтобы произвести подлинный фурор в ученом мире и прессе, он старательно готовится к отъезду в Голландию;упаковываются ящики с коллекциями костей животных, подробно инструктируется Докворт, который будет продолжать под его заочным руководством раскопки в Триниле. В 1894 году Дюбуа в последний раз посетил деревушку на берегу Бенгавана. На возвышенном месте правой стороны реки под его наблюдением соорудили прямоугольную бетонную тумбу с надписью на одной из широких граней:

«Pithecanthropus erectus wurde 175m ost - nord - - ost von diser Stelle gefunden in den Jahren 1891/93».

Заботы о точном указании места находки «недостающего звена» не случайны. Бенгаван метр за метром размывает левобережный Тринильский мыс, и кто знает, что останется от него через несколько десятков лет. Поэтому Дюбуа и разместил скромную бетонную стелу с предельно лаконичной надписью на правом берегу, которому не угрожают катастрофические наводнения. Теперь каждый, кто пожелает, отсчитав 175 метров на восток-северо-восток, может увидеть место, где найден далекий предок человека.

Наступает 1895 год. Ничто более не задерживает Дюбуа в Голландской Индии. 300 ящиков с коллекциями отправлены в адрес Лейденского музея естественной истории, где хранятся кости вымерших животных, собранные некогда художником Раденом и описанные Мартином. Весомое будет пополнение!

Однако Дюбуа не торопится в Европу. Он выедет Сначала в Индию, чтобы осмотреть знаменитые обнажения Сиваликских холмов, древние слои которых хранят костные останки первых предков человека на Земле. Как можно равнодушно миновать место, откуда двинулся на восток миллион лет назад яванский питекантроп? С наслаждением осматривает Дюбуа темные песчанистые слои Сивалика и находит, но по характеру они близки тринильским...

Тем временем книга достигла Европы и возбудила первые волнения и споры. В Иене ее получил Эрнст Геккель, «изобретатель питекантропа», и сразу же внимательно проштудировал. Итак, на Яве, одном из островов Малайского архипелага, где Геккель призывал искать родину людей, Дюбуа нашел странное существо - нe обезьяну, но и не человека. Именно поэтому он провозгласил в отряде приматов новое семейство: Pithe-canthropidae - питекантроповых, то есть обезьянолюдей. Что касается рода и вида, то голландец назвал свою находку почти в точности так, как Геккель четверть века назад назвал гипотетическую форму предка человека,- Pithecanthropus erectus!

Случай, пожалуй, уникальный в антропологии: чистая конструкция мысли, «плод фантазии», «выдумка» и постоянный объект издевательств и насмешек коллег вроде Вирхова, подтверждена счастливым открытием! Триумфальным финалом прозвучали для Геккеля заключительные слова книги Дюбуа: «Питекантроп прямоходящий есть не что иное, как переходная форма, которая, согласно эволюционному учению, должна была существовать между людьми и антропоидными обезьянами; он - предок человека!»

Восторженный прорицатель не замедлил бросить перчатку Вирхову: «Ситуация в великом сражении за истину в вопросе происхождения человека коренным образом изменилась... Открытие питекантропа - «материальное» воплощение того, что я сконструировал гипотетически. Найденные господином Дюбуа останки, несомненно, принадлежат тон вымершей ныне промежуточной группе между человеком и обезьяной. Находка Дюбуа и есть то «недостающее звено», которое так долго искали. Эта находка имеет несравненно большее значение для антропологии, чем великое открытие рентгеновских лучей для физики».

Выдающийся английский антрополог Эллиот Грэфтон Смит приветствовал открытие на Яве с не меньшим удивлением и радостью: «Случаются же поразительные вещи! Дюбуа действительно нашел ископаемое, которое предсказало научное воображение».

Однако далеко не все разделяли энтузиазм Геккеля, «духовного отца» питекантропа. Вирхов, в частности, заявил, что не видит особых причин для восторга. Чтобы унести определенное суждение о «так называемом питекантропе», следует для начала осмотреть черепную крышку, бедро и коренные зубы, найденные в Триниле, а не ограничиваться прочтением сочинения никому не ведомого господина Дюбуа. Подавляющее большинство антропологов согласилось с Вирховом.

В июне 1895 года Дюбуа прибыл в Европу. Занавес распахнут - идет финальный акт драмы, наполненный особенно острыми сюжетными коллизиями.

Началось с того, что костные останки питекантропа чуть было не затерялись навсегда. Вскоре после возвращения в Голландию Дюбуа, как некогда Фульротт, решил показать находки кому-нибудь из авторитетных антропологов и в беседах с ним удостовериться, насколько основательны главные из его выводов. В «роли» Шафгаузена на сей раз выступил выдающийся французский палеоантрополог Мануврие. Именно к нему в Париж отправился первооткрыватель «недостающего звена».

Он напрасно тревожился и переживал. При первой же встрече в лаборатории разговор принял самое благоприятное для Дюбуа направление; осмотрев черепную крышку питекантропа, а также бедро и зуб, Мануврие согласился с заключениями гостя. Действительно, питекантроп, судя по всему, не что иное, как переходная между обезьяной и человеком форма.

Взволнованные собеседники отправились в ресторан поужинать. Несколько бокалов доброго французского вина, поднятых в честь гостя и хозяина, настраивали на благодушный лад. Дюбуа подумал, что все самое трудное позади, поддержка антропологов ему обеспечена. После ужина Мануврие предложил прогуляться по вечернему Монмартру, и они вышли, продолжая все ту же, кажется, не имеющую конца увлекательную беседу о6 обезьянолюдях.

Прошло достаточно много времени, прежде чем Дюбуа неожиданно почувствовал какую-то неосознанную тревогу. Чего-то недоставало. Вдруг он понял причину беспокойства и резко замедлил шаг. Мой саквояж, - упавшим голосом проговорил Дюбуа. - Мы забыли в ресторане саквояж с питекантропом!

Тут только Мануврие заметил, что в руках побледневшего Дюбуа действительно нет саквояжа, в котором лежали находки с Явы. Он поставил его под стол и в увлеченный разговором, забыл захватить, когда они покидали ресторан.

Дюбуа и Мануврие как по команде повернули назад. Трудно придумать положение нелепее: шесть лет отдано поискам питекантропа, и теперь, когда он найден, не-простительно досадная небрежность может погубить дело.

Недобросовестный посетитель ресторана может прихватить саквояж с собой, надеясь разбогатеть, а когда увидит содержимое, с досадой забросит кости в груду мусора. Может ли помочь парижская полиция отыскать утерянное? А что, если саквояж передали хозяину ресторана или на него обратил внимание официант?

К великой радости Дюбуа и Мануврие, саквояж преспокойно дожидался под столом возвращения своего рассеянного хозяина. Это происшествие доставило Дюбуа столько переживаний, что с тех пор он питекантропа в рестораны «не водил» и по улицам «не прогуливал».

Дюбуа посетил Англию, где представил питекантропа ведущим антропологам, геологам и палеонтологам страны. Черепную крышку из Тринила рассматривали Джон Леббок, Вильям Флоуэр, Вильям Турнер, Эллиот Смит, Артур Кизс, Смит Вудворд. Почетная привилегия осмотреть «недостающее звено» была предоставлена в Германии знаменитым антропологам и анатомам Pудольфу Вирхову, Герману Клаачу, Густаву Швальбе. Дюбуа изготовил бронзовые муляжи, точные копии черепной крышки питекантропа, и разослал во все ведущие институты Европы, где велись антропологические исследования. С муляжей, в свою очередь, сделали гипсовые слепки, и в результате широкие круги антропологов получили возможность наглядно представить характер находки в Триниле.

Мнения специалистов далеко не единодушны. Развернувшаяся в ученых собраниях и на страницах научных изданий дискуссия ведется в предельно острой, бескомпромиссной манере, частью на грани оскорбительных выпадов, чему способствуют диаметрально противоположные позиции сторонников и противников Дюбуа-Последних особенно раздражает утверждение об открытии на Яве «недостающего звена», а не антропоида, например, чрезвычайно низкоорганизованного человека под видом атаки на Дюбуа предпринимаются попытки развенчать и, в который уже раз, ниспровергнуть дарвинизм.

Один шанс из миллиарда
Один шанс из миллиарда

В споры вмешивается церковь. Служители культа не на шутку обеспокоены опасным брожением умов и стремятся по мере сил наставить «заблудших овец на путь истинный». О каком обезьяночеловеке можно говорить? Разве почтенный отец Джон Лайтерут из Кембриджа не подсчитал, что создатель сотворил человека из праха в 9 часов утра 23 октября 4004 года до рождества Xpистова!

В чем только не обвиняют Дюбуа коллеги! Он, оказывается, профан в геологии и палеонтологии, и поэтому понятна его ошибка в датировке так называемого питекантропа. Ни о каком миллионе лет не может быть в речи, на Яве найдена не очень древняя обезьяна, вероятнее всего гиббон.

Другие намекали на то, что Дюбуа не мешало бы внимательнее проштудировать антропологию: кто же из «серьезных специалистов» может с такой уверенностью и апломбом говорить о принадлежности черепной крышки, бедра и коренных зубов одному существу. Ведь каия дому очевидна «несовместимость» обезьяноподобном черепа и человеческого бедра.

Третьи обращали внимание на «ярко выраженные патологические изменения» костей черепа и бедра И объявляли выводы об открытии в Триниле «недостающего звена» «досадным заблуждением».

В споры вмешались даже фантасты: Герберт Уэллс горячо и страстно доказывал, что Дюбуа нашел кости не человека и не шимпанзе. Питекантроп, по его мнению, не что иное, как разгуливающая по Земле обезьяна с прямой человеческой осанкой.

Но не меньше огорчений приносили Дюбуа выступления тех, кто в общем соглашался признать выдающееся значение открытия на Яве. Большинство поддерживало мысль о том, что каждая из найденных в слое лапилля костей, о которых столь ожесточенно спорят, составляет часть одного скелета. Разногласия и противоречия начинались сразу же, как только симпатизирующие Дюбуа антропологи пытались определить «классификационный статус» питекантропа.

Одним казалось, что это существо не переходная форма от обезьяны к человеку, а, «вне каких-либо сомнений, человек», самый низший из известных по уровню развития, прямой предок современных людей. Другие утверждали, что питекантроп - «низкоорганизованный человеческий тип». Третьи колебались и высказывали сомнения: можно ли размещать обезьяночеловека из Тринила в «прямой линии предков человека»? Не правильнее ли определить его как боковую тупиковую ветвь древних людей, исчезнувшую с лица Земли, не оставив потомства?

Когда позже профессор Смитсоновского института Геррит Миллер попытался разобраться в противоречивых откликах на открытие Дюбуа, то насчитал 50 взаимоисключающих мнений: питекантроп древнее или, напротив, очень позднее существо, кости представляют части скелета одного или нескольких разновидностей антропоидов, зубы и черепную крышку связывали с гиббоном, шимпанзе, примитивным неандертальцем, нормальным человеком современного типа, идиотом... . Дюбуа терпелив. Ему слишком хорошо знакомо это мучительное состояние неопределенности, чтобы досадовать, сердиться и сетовать на непонимание. Разве сам он не затратил годы, чтобы уяснить существо дела? Поэтому при встречах с коллегами Дюбуа старательно и с жаром разъясняет, доказывает, и, судя по всему, не без некоторого успеха.

Когда 15 сентября 1895 года в одном из обширных залов Лейденского университета открылся Международный зоологический конгресс, сразу же стало ясно, что питекантроп находится в центре внимания выдающихся специалистов, съехавшихся со всех концов Земли. Каждый из маститых профессоров антропологии, зоологии и геологии считал для себя честью и непременным долгом осмотреть кости «недостающего звена», любезно и с готовностью выставленные Дюбуа, и подержать в руках тяжелую черепную крышку странного существа - не то обезьяны, не то человека.

Целую неделю продолжались заседания, и ни на одном из них не утихали ожесточенные споры о том, что же представляет собой на самом деле обезьяночеловек из Тринила. Высказывались настолько противоречивые мнения, что растерявшемуся председателю в конце концов пришлось пойти на совершенно беспрецедентный шаг. Чтобы хоть в какой-то мере уяснить для себя картину «отношения» профессоров к питекантропу, он предложил провести голосование! После некоторой заминки, вызванной неожиданным предложением, 20 профессоров пришли к заключению о необходимости раздельного голосования по каждой из находок. Это показывало, что противоречия во взглядах достигли крайнего предела. Дюбуа с любопытством следил, чем закончится этот необычный «устный аукцион».

Сначала председатель предложил высказаться по поводу главной находки с Явы - черепной крышки. Мнения разделились почти поровну: за то, что она принадлежала человеку, подано 6 голосов, обезьяне - 6, промежуточному существу - 8. Если бы споры в науке можно было решать голосованием, Дюбуа следовало поздравить: хоть и незначительным большинством голосов, но он все же в первом туре одержал победу.

Затем начался второй тур - бедренная кость. На этот раз сокрушительное поражение: за то, что она принадлежала человеку, подано 13 голосов, обезьяне - 1 (Вирхов!), промежуточному существу - 6. Два сторонника Дюбуа покинули его лагерь. Потеря существенная, если учесть, что идея о прямохождении - одна из центральных в его концепции, связанной с особенностями «недостающего звена».

Один шанс из миллиарда
Один шанс из миллиарда

Председатель тем временем просит решить судьбу третьего коренного зуба. Снова победа за Дюбуа, но с тем же незначительным преимуществом: зуб человека - 4 голоса, обезьяны - 6, обезьяночеловека - 8. Два профессора не рискнули определить свою позицию. Этот нейтральный лагерь увеличился до 13 человек, когда началось голосование по поводу второго коренного: ни один из профессоров не решился назвать его человеческим; двое предпочли увидеть в нем зуб обезьяны, а пять - промежуточного существа.

Голосование голосованием, но каждый, естественно, остался при своем мнении. Палеонтолог Вильям Деймс писал после окончания конгресса в лейденской газете Deutsche Rundschau» об «огромных различиях во взглядах» на костные останки обезьяночеловека. В то же время он без колебаний признал «силу аргументов, подтверждающих переходный характер питекантропа». Дюбуа результаты обсуждения разочаровали. Он готовился столкнуться с недоверием и настороженностью, во не со столь ярко выраженной и последовательной. Ему не давало покоя, что в лагере сторонников было больше палеонтологов, чем антропологов. Кроме того, сбивали с толку зоологи, которые уверяли, что на Яве найдены останки человека, и анатомы, убежденные, что Дюбуа обнаружил в Триниле кости обезьяны. Оставалось утешаться тем, что в жарких дебатах на его стороне оказались великий Мануврие, известный палеонтолог Неринг, знаменитый исследователь динозавров, титанотериев и ископаемых обезьян американец Оснил Чарлз Марш.

Один шанс из миллиарда
Один шанс из миллиарда

Неопределенность выводов Лейденского конгресса заставила Дюбуа с еще большим рвением отдаться борьбе со скептиками, которых возмущали его заявления об открытии «недостающего звена» и подозрительная легкость, с которой ему удалось найти кости питекантропа. Дюбуа понимает, что «воспламеняет умы», разжигает разногласия, ожесточает спорящих и даже толкает противников на «не совсем приличное поведение». Виновата его бескомпромиссность и уверенность, что на Яве открыто «долгожданное недостающее звено». Это обстоятельство почему-то дает право противникам вести критику в том тоне, в каком они находили нужным. Любое выражение считалось законным и естественным, поэтому некоторые из наиболее яростных оппонентов заходили в критическом раже настолько далеко, что без стеснения стремились скомпрометировать даже унизить Дюбуа и его находку.

Но разве объяснишь каждому, что «легкость» открытия - это миф, а выводы - результат долгих и мучительных раздумий?

Спорам, казалось, не было видно конца. Однако Дюбуа не отчаивался и продолжал настаивать на своей не для того провел он семь лет на Малайском архипелаге, чтобы отступать теперь, когда решается судьба его детища. Не удивительно поэтому, что прошло лишь два месяца со времени окончания конгресса в Лейдене, и Дюбуа снова на трибуне, на этот раз в Берлине, в зале заседаний Общества антропологии, этнографии и первобытной истории, там, где господствует сильный и опасный противник - Рудольф Вирхов.

- ...Господа! Я позволю себе сделать главный вывод из изложенного ранее и закончу доклад. Итак, из сравнительного изучения материалов, а также измерений, проведенных мною со всей возможной тщательностью неизбежно следует вывод; в Триниле открыта переходная форма от обезьяны к человеку, иначе говоря - «недостающее звено». Объем его черепной коробки, по форме напоминающей черепную коробку гиббона, составляет 908 кубических сантиметров. Рост, судя по длине бедра, достигал 1 метра 72 сантиметров. Думаю, что вес обезьяночеловека с Явы превосходил 100 килограммов.

Дюбуа наклонил голову в знак благодарности и принялся собирать листочки, разбросанные по пюпитру - Вирхов, который, кажется, под конец слегка задремал, утомленный докладом, сразу же оживился и торопливо водрузил на нос пенсне.

- Господа, мы имеем редкостную и счастливую возможность осмотреть кости из Тринила, которые наш гость любезно согласился привезти в Берлин. О них говорит сейчас вся Европа, да и Америка тоже. Поэтому я объявляю перерыв и прошу проследовать за нами в соседнюю комнату, где выставлены находки.

Большинство слушателей двинулось вслед за Дюбуа и Вирховом. Всем не терпелось поскорее увидеть знаменитое «недостающее звено», о котором не переставая пишут газеты. Каков он, далекий предок? Некоторые вскоре вернулись - кости как кости, и есть ли смысл спорить о них до хрипоты. Однако многие остались около стола и прислушивались к разговорам почтенных членов общества. Не каждый день случается посмотреть на останки странного существа, бродившего по джунглям миллион лет назад, и послушать, что говорят по этому поводу умные люди.

Осмотр коллекции закончился, заседание продолжалось. Один за другим выходили к пюпитру оппоненты, однако вскоре Дюбуа понял, что среди членов Берлинского общества антропологии, этнографии и первобытной истории сторонников у него будет еще меньше, чем в Лейдене. Снова удивительный разнобой в мнениях, досадно противоречивые и сбивчивые заключения, необоснованные и сердитые упреки, странное нежелание понять суть его доводов, оскорбительные намеки на некомпетентность...

Что-то скажет сам Рудольф Вирхов? По праву председателя он завершит дискуссию и подведет ее итоги.

- Господа, я буду немногословен, поскольку считаю вопрос ясным. К тому же мне пришлось совсем недавно в Лейдене высказаться по поводу так называемого питекантропа, и не хотелось бы повторять все заново...

Так начал свою речь Вирхов, и Дюбуа понял, что ему нe удалось убедить «закоренелого старого скептика», как назвал его однажды Оснил Чарлз Марш. Значит, остается лишь надеяться на лучшее будущее?

- Я не вижу причин и повода, - продолжал Вирхов, - к отказу от вывода, что черепная крышка принадлежала гиббону. Разумеется, не обычному, а какой-то гигантской его разновидности, поскольку черепная крышка отличается необычайно большими размерами. Но заметьте, господа, что даже при таком увеличенном размере череп сохраняет в общем сходные с черепом гиббона контуры. К тому же вы, очевидно, обратили внимание на резкое сужение черепной крышки в районе, расположенном сзади верхнего края глазниц. Ничего подобного не наблюдается у человеческого существа но характерно для обезьян. Следует, кроме того, учитывать деформацию кости от длительного пребывания Л в земле на очень большой глубине. На эту мысль меня наталкивает необычно уплощенный вид затылочной кости черепной крышки. Стоит ли говорить о совершенно обезьяньих надглазничных валиках? Это факт очевидный и не допускающий иного толкования. Отсюда можно сделать вывод, что черепная крышка аз Тринила представляет собой часть черепа не человека, а обезьяны. Коренные зубы тоже, бесспорно, обезьяньи, хотя при сильном желании в них можно заметить нечто от зубов человека. Но это не меняет существа дела...

Когда дело касалось принципиальных споров с глубоко антипатичными ему дарвинистами, Вирхов менее всего думал о деликатности и смягченных формулировках. В зал летели ядовито-насмешливые слова, и вспышками грозных молний сверкали в стеклах пенсне отсветы электрических ламп люстры.

- Признаться, более всего меня удивляет настойчивое желание доктора Дюбуа совместить черепную крышку и бедро. Разве не очевидно, что последнее принадлежало не обезьяне, а человеку? Я не буду утомлять вас доказательствами. Однако не могу не обратить вашего внимания на нечто ускользнувшее от необычна зоркого глаза докладчика. Впрочем, упрек касается моей области интересов - патологоанатомии. Верхняя часть бедра изуродована болезнью. Здесь имеется отчетливое патологическое новообразование, что-то вроде наростов. Я, как врач, иногда встречал такие наросты у своих пациентов. Если они не пользовались специальным тщательным лечением, то были обречены на смерть! Но поразительно - существо из Тринила не умерло, а, судя по следам заживления, исцелилось и продолжало жить! Значит, бедро принадлежало не какому-то примитивному человеческому существу, а человеку современному и притом достаточно цивилизованному, чтобы бороться и победить ужасную болезнь.

Ради справедливости я должен отметить, что бедро обладает некоторыми примитивными особенностями. По его необычной прямизне, округлости диафизов особенно в нижней части, оно очень напоминает бедро гиббона. Поэтому, если уж так желательна идея совмещения всех костей, найденных в Триниле, я не вижу препятствий к утверждению о том, что бедро, как и черепная крышка, принадлежало гигантскому гиббону. Если бы это был человек, вы нашли бы вместе с его костями каменные орудия. Поскольку ничего подобного в вулканическом туфе не обнаружено, то в согласии со всеми правилами классификации тринильское существо следует считать животным, обезьяной, а не обезьяночеловеком. Питекантроп - выдумка, а не реальность!

Один шанс из миллиарда
Один шанс из миллиарда

Дюбуа снова обратил внимание на огромный по сравнению с антропоидами объем мозга «тринильца», детали строения черепной крышки, которые напоминали череп человека. Ученый призвал на помощь авторитет Неринга и напомнил, что сужение черепной крышки около верхнего края глазниц наблюдается иногда даже у современного человека. Привел также мнение Марша о благополучном существовании в тропиках обезьян с такими же, как на бедре питекантропа, болезненными наростами на костях. Они жили, хотя и не получали медицинской помощи. Очевидное смешение особенностей, присущих человеку и обезьяне, дает право, утверждал Дюбуа, считать существо с Явы обезьяночеловеком, древнейшим предком людей.

Все напрасно: друзей не следовало убеждать, а противники, вроде Вирхова, откровенно скучали, потеряв интерес к предмету спора. Дюбуа ушел с заседания глубоко огорченный и расстроенный. Его идеи, такие, кажется, очевидные и ясные, не находили широкой поддержки, на которую он рассчитывал...

Два года ведет ученый ожесточенное, не на жизнь, а на смерть сражение за питекантропа. Достаточно большой срок, чтобы даже «закоренелым скептикам» уяснить существо его мыслей. Во всяком случае, ему самому без посторонних подсказок потребовалось меньше времени на то, чтобы понять значение открытия на берегах Бенгавана. Противники с досадой отмахиваются от доводов и упорно не желают признать обоснованность заключений о «недостающем звене». Конечно, Дюбуа не одинок. На его стороне такие выдающиеся антропологии как Густав Швальбе и Герман Клаач. Его по-прежнему страстно поддерживает Эрнст Геккель. Однако Дюбуа нужно всеобщее признание. Ведь все так очевидно Я ясно!

Неожиданно наступает момент тяжелого кризиса, Дюбуа стал замкнут, подозрителен, недоверчив, в поведении появились трудно объяснимые странности. Питекантроп превратился в его рок. Как ревнивый отец ограждает он от «посторонних» свое детище. Только он должен иметь исключительное право на обладание бесценным сокровищем. Несогласных с его выводами Дюбуа теперь считает своими личными врагами.

С большой неохотой показывает кости питекантропа даже избранному кругу лиц. Все труднее удается убедить его показать уникальные находки какому-нибудь из ведущих специалистов по антропологии. Дело доходит до того, что для человека, в котором он видел коллегу, Дюбуа просто не было дома. Мысль потерять кости питекантропа из-за какой-нибудь нелепой случайности не давала Дюбуа покоя. Временами ему казалось, что он слышит звуки шагов ночных взломщиков, намеревающихся проникнуть в комнату, где хранятся черепная крышка, бедро и зубы обезьяночеловека, и выкрасть их. Ночами он чутко прислушивался к звукам, доносящимся с улицы.

Наконец измученный тревогами Дюбуа предпринял неожиданный для всех шаг: в 1897 году сдал кости питекантропа на хранение сначала в музей Тэйлора в своем родном Гаарлеме, а затем перевез в более безопасное и надежное место, в хранилище Лейденского музея. Здесь они четверть века скрывались от глаз людей за сложными замками двойного металлического сейфа. После всех оскорблений и унижений «коллегами» Дюбуа потерял всякий интерес к обезьяночеловеку и связанным с ним проблемам. Попробуйте теперь убедить его в том, что он не прав.

Ученый мир удивлен, шокирован, возмущен, полон негодования, сыплет протестами, но Дюбуа неумолим. Ни один человек не имеет доступа к костям питекантропа, кем бы он ни был и кто бы ни ходатайствовал за него. Что это - каприз, причуда, месть, обида на несправедливость?

Трудно сказать, но факт остается фактом: Дюбуа внезапно прекратил борьбу за питекантропа и лишил Возможности других продолжать ее. Даже Эрнст Геккель, «изобретатель и духовный отец обезьяночеловека», так никогда и не увидел кости питекантропа, открытие Которого предсказал: участвовать в работах Лейденского конгресса ему не довелось, а сейф музея Лейдена перед ним не распахнули. Когда Герман Клаач, который приложил много усилий для доказательства правоты Дюбуа, вернулся из путешествия на Яву, где он осматривал Тринил, и захотел увидеть черепную крышку питекантропа, то ему было отказано решительно и бесповоротно. Дюбуа не захотел встретиться с ним и поговорить. Клаач так и не увидел костей питекантропа: на Яве он заболел тропической малярией и вскоре после возвращения в Европу скончался.

Кое-кто попытался оказать давление на Дюбуа через правительство Нидерландов, но тщетно: министр просвещения Купер объявил, что описание материалов, связанных с яванским обезьяночеловеком, и костей ископаемых животных из Тринила осуществит в ближайшие три года сам Дюбуа. Но и через три года ничего не было опубликовано. Антропологам пришлось довольствоваться изданным до 1897 года.

Тем временем сотрудники Дюбуа продолжают раскопки на берегах Бенгавана. В Лейден один за другим поступают большие ящики, наполненные костями. Что это за кости и есть ли среди них новые останки питекантропа, для всех, в том числе и для Дюбуа, остается тайной: ящики складываются штабелями в подвальном хранилище музея. Кажется, нет на свете силы, которая могла бы заставить Дюбуа приняться за дело и взять в руки перо. Он может выехать на Яву и вновь копать в Триниле, но ему приятнее, очевидно, демонстрировать равнодушие. Более того, вскоре отдается распоряжение прекратить работы, и охотники за костями вымерших животных покидают долину реки Бенгаван,

Выведенные из себя упрямством Дюбуа исследователи принимают решение отправить на Яву большую экспедицию на поиски питекантропа. Организацию ее взял на себя Эмиль Зеленка, профессор зоологии Мюнхенского университета. Его хорошо знали в Голландии в течение шести лет, с 1868 по 1874 год, он преподавал зоологию в Лейденском университете, а в 1887-1889 совершил путешествие в Восточную Азию, в ходе которого посетил также Яву и Борнео. Зеленка занимался изучением антропоидных обезьян, но его волновала проблема происхождения человека.

Друзья из Голландии после долгих хлопот добились для него разрешения вести раскопки на Яве, а Берлинская академия наук и Мюнхенский университет выде лили необходимые суммы денег. Экспедиция, однако, началась с несчастья - внезапно умер Эмиль Зеленка, руководство предстоящими исследованиями пришлось взять на себя энергичной супруге умершего - Маргарите Леоноре Зеленка. В начале 1907 года она вместе с ближайшими помощниками - профессором Максом Бланкенгорном, геологом Элбертом и голландским горным инженером Оппенуртом отплыла из Европы на Яву.

Слухи о предстоящих раскопках в долине Бенгаван-Соло заставили-таки Дюбуа сесть за перо и нарушить затянувшееся молчание. Вот, оказывается, что требовалось для возвращения его к деятельности! В течение 1907-1908 годов он опубликовал две почти совершенно идентичные заметки - одну на голландском языке, а другую на немецком. Но что это были за заметки!. Кажется, Дюбуа решил поиздеваться над палеонтологами, настолько вызывающе небрежно они составлены. Предельно краткое описание разновидностей древних животных, найденных в центральных районах Явы, не сопровождалось ни иллюстрациями, ни измерениями. Не обращая внимания на существовавшие до него описания, Дюбуа присваивал животным новые латинские названия. Словно в насмешку над неведомым противником, он перевернул вверх дном выработанные десятилетиями правила и переименовал обыкновенного тигра в «тигра Грюневельдта» (Felis groeneveldtii). Однако, издавая статью на немецком языке, решил почему-то лишить Грюневельдта высокой чести и того же тигра назвал тринильским (Felis trinilensis)!

Экспедиция фрау Леоноры Зеленка, к вящему удовольствию и радости скептиков, не открыла питекантропа, несмотря на горы перекопанной земли в местечке Сонуе, в нескольких милях от Тринила. Тысячи костей самых разнообразных животных извлечено из слоя лапилли, в том числе оленей, буйволов, южных слонов и малых антилоп, названных в честь строптивца «антилопами Дюбуа». Но ни одной косточки обезьяночеловека найти не удалось. Как курьез следует лишь упомянуть коронку зуба, обнаруженного опять-таки в Триниле и описанного первоначально Валкоффом как зуб питекантропа. Последующее изучение показало, что он принадлежал современному человеку. Одним из первых объявил об этом сам Дюбуа.

Его, кажется, обрадовало такое состояние дел, и он вновь замолк почти на полтора десятка лет! Обет молчания был нарушен в 1920 году столь же внезапно, как и ошеломляюще. Дюбуа не случайно обрел дар речи. Его заставила говорить сенсационная статья Стюарту Смита об открытии около Талгая первого черепа ископаемого человека Австралии.

Когда европейские и американские антропологи проявили заинтересованность в связи с этой замечательной находкой, Дюбуа решил напомнить о себе: он опубликовал статью о вадьякских черепах, найденных на юге Явы 30 лет назад! Поистине этот человек неистощим на сюрпризы. Его драматический выход на арену можно уподобить искре, вызвавшей взрыв невероятной силы: антропологи поражены скрытностью Дюбуа, которая превзошла мыслимые границы. Они не знают о кратких заметках в «Квартальных докладах Рудного бюро» и думают, что это первое сообщение об ископаемых австралоидных черепах.

С какой бы стороны ни оценивать поступок Дюбуа, одно остается бесспорным: когда в 90-е годы прошлого, века решалась судьба питекантропа, он не мог из стратегических соображений позволить себе положить перед и без того растерянными антропологами черепную крышку питекантропа вместе с вадьякскими черепами. Одинаково минерализованные, приблизительно из одного и того же района, но резко отличающиеся друг от друга, они вряд ли были бы правильно оценены специалистами. Это была бы, как говорят в таких случаях англичане, «пища не по желудку»! Во всяком случае, спор о «недостающем звене» мог принять нежелательное направление и резко обостриться.

Теперь, в самом начале 20-х годов XX века, антропологи приняли многое из того, что ранее казалось неприемлемым. Рудольф Вирхов упорным отрицанием фактов, связанных с ископаемым человеком, окончательно скомпрометировал себя. Блестящие исследования Густава Швальбе окончательно решили вопрос о неандертальце как о предшественнике человека разумного. Поэтому питекантроп не выглядел более как какая-то химера, от которой следовало открещиваться. Ряды сторонников Дюбуа бурно растут. Его открытия намного опередившее время, переоценивается заново.

Как никогда остро возникла необходимость извлечь из сейфа Лейденского музея пребывающего в тягостном заключении питекантропа. Однако кто рискнет без опасения столкнуться с недоброжелательно-холодным отказом, просить Дюбуа открыть сейф?

Один шанс из миллиарда
Один шанс из миллиарда

Первыми проявили смелость американцы. Генрц Ферфилд Осборн, директор Музея естественной истории Нью-Йорка, обратился в 1923 году с письмом президенту Академии наук Нидерландов. Oсборн сравнивал открытие питекантропа и вадьякских черепов с удачными поисками неведомой планеты посредством таинственного талисмана. Он просил дать возможность другим ученым взглянуть в этот волшебный талисман, раскрывающий загадки происхождения человека. Ведь нельзя же, в самом деле, ограничиваться мнением первооткрывателя. Это значит ставить каждого из интересующихся в неудобную позицию. В заключение письма Осборн просил президента воздействовать на Дюбуа, чтобы тот открыл для науки свои великие реликвии.

Вряд ли Осборн надеялся на благополучный исход дела. Но каково же было удивление директора американской школы доисторических исследований в Европе Алеша Хрдлички, когда он получил в Лондоне в Британском музее естественной истории телеграмму, посланную Дюбуа па имя Смита Вудварда. В ней Хрдличку любезно приглашали посетить Гаарлем т дом самого Дюбуа и ознакомиться с костными останками питекантропа.

15 июля 1923 года Хрдличка прибыл в Гаарлем. Его с «большой сердечностью и искренним очарованием» встретил Дюбуа. Он лично извлек образцы из сейфа и демонстрировал их гостю, а затем, к великому его удивлению, позволил подержать в руках.

Хрдличка позже описал сильное впечатление, которое произвело на пего знакомство с питекантропом. Никакие даже самые лучшие слепки не могли передать настоящего характера находок. Особенно поражала примитивностью черепная крышка - темно-коричневая, тяжелая от минерализации, разрушенная с поверхности действием грунтовых вод. Дюбуа несколько сгладил неровности кости, заделав наиболее глубокие каверны папье-маше. На внутренней поверхности были отчетливо заметны желобки мозговых извилин. Бросалась в глаза также досадная фрагментарность черепа. Отсутствовали очень важные для правильной диагностики височные кости. Тем более значительной выглядела прозорливость Дюбуа. В заключение изучение образов и надеется вскоре опубликовать свои выводы.

Дюбуа стал неузнаваем. Он чувствует, что близок и победе. Визит Хрдлички в Гаарлем открыл двери другим. Тем же летом 1923 года сейф раскрывают для профессора Колумбийского университета Макгрегора. Затем к Дюбуа приезжает знаменитый немецкий палеоантрополог Ганс Вейнерт, который детально изучает кости питекантропа и публикует подробный рассказ об открытии и их описание. В 1924 году коллекция выставляется перед участниками XXI конгресса американистов, а позже и на других крупных международных съездах ученых. Питекантроп од.рживает одну триумфальную победу за другой, хотя было бы, пожалуй, несправедливым и преждевременным назвать их окончательными. Нужны новые материалы, подтверждающие уникальную находку.

Многие пытаются найти костные останки обезьяночеловека в долине реки Бенгаван - путешественники, геологи, топографы и даже туристы. Одни выискивают кости в береговых, а другие, как в лотерее, надеясь на счастливый случай, покупают их у туземцах. Так соблазнительно за несколько центов приобрести то, обладать чем жаждет каждый. Малайцы, обитатели компонгов, расположенных вдоль течения Бенгавана, открывают выгодный для себя промысел. Эти европейцы поистине с ума сошли - они готовы отдать деньги за обыкновенные, ни на что не годные кости. Однако надежды на легкое счастье оказываются тщетными. Модное увлечение быстро разочаровало, ибо требовало неустанного труда и упорства.

Впрочем, однажды пресса переполошила весь мир интригующим сообщением об открытии второго черепа питекантропа. Косвенное отношение к этому событию Алеш Хдрличка. Через год после визита к Дюбуа, в мае 1924 года, он посетил Яву и прежде всего выразил желание отправиться в Тринил. Администрация и местные ученые оказали гостю всемерную помощь и содействие. Со времени работ экспедиции Зеленски прошло много лет, с тех пор никто из видных ученых не посещал страну «недостающего звена». Среди местных исследователей не было ни палеонтологов, ни археологов Визит Хрдлички мог способствовать оживлению деятельности в той области, которая обеспечила Яве невиданное «паблисити».

Одиннадцать часов продолжался переход гостя из Бандунга через джунгли по направлению к Нгави. Затем последовал короткий пробег на автомобиле, а 9 Нгави до Тринила Хрдличку доставили в сопровождении начальника полиции на мотоцикле с коляской. Стоило европейцу появиться на берегу Бенгавана, как к нему вереницей потянулись малайцы с корзинами, наполненными тяжелыми костями. Алешу Хрдличке тоже не повезло - среди них не было черепа питекантропа.

Как это ни удивительно, но никто из жителей правого берега Бепгавана не знал, где располагалось место раскопок. Лишь старик, сопровождавший Хрдличку, помог отыскать бетонный монумент, сооруженный в память открытия Дюбуа. Стрелка указывала на левый берег. Там действительно виднелись неясные следы земляных работ. Через некоторое время дюжиня взрослых малайцев и толпы мальчишек доставили из Тринила множество костей. Хрдличка купил наиболее выразительные из них, но следов питекантропа снова обнаружить не удалось. Правда, мальчишки, уяснив что именно требовалось белому господину, бросились в воду, переплыли Бенгаван и начали поиски. Когда Хрдличка переправился на лодке к деревне, искать кости ему не пришлось: все было собрано. Однако черепа питекантропа в новой коллекции, конечно же, не было. Осмотр места раскопок Дюбуа, а затем берегов Бенгавана выше и ниже Тринила вплоть до Нгави тоже не дал результатов. До позднего вечера медленно плыл Хрдличка на малайской лодке по «Великой реке», но надеждам на легкое открытие не суждено были сбыться.

В 1925 году перед отъездом из Голландской Индий Алеш Хрдличка прочитал в Сурабае лекцию о значении открытия Дюбуа в Триниле. Он не знал, что в зале среди слушателей находился доктор королевской колониальной армии Нидерландов, а в прошлом геолог Хэберлейн. Двадцать лет прослужил он в армии, но не знал, что Дюбуа, его коллега, 35 лет назад сделал великое открытие. Лекция Хрдлички оказалась настолько захватывающей, что Хэберлейн вместе со своими друзьями доктором Граафом из Моджокерто и еще с двумя склонными к приключениям джентльменами с сахарной фабрики Поэрвадади с началом очередного сухого сезона 1926 года отправились в Тринил. Хэберлейн решил повторить триумф Дюбуа.

В сентябре агентство Ассошиэйтед Пресс срочно передало с Явы потрясающую новость - 1 августа 1926 года Хэберлейн нашел около Тринила «череп примитивного человека, очень похожий на череп питекантропа, но, возможно, более человекообразной формы». Далее сообщались такие подробности, что было неловко выражать сомнения в правдоподобности сообщения: сохранность черепа не очень хорошая; затылочная часть его отсутствует, но зато есть лобная, правая и большая часть левой теменной кости, верхний отдел правой и фрагмент левой височной.

Во второй половине сентября Алеш Хрдличка получил в Вашингтоне письмо, посланное с Явы Хэберлейном. Он сообщал подробности открытия и спрашивал: что делать с черепом? У него, правда, мелькнула мысль послать находку в Голландию Дюбуа, но прежде хотелось посоветоваться с тем, кто вдохновил его на поиски. Хрдличка тут же направил в «Бюллетень ежедневных научных новостей» заметку о «втором питекантропе». Она появилась в печати незамедлительно - 29 сентября и вызвала массу всевозможных разговоров и предположений. Одновременно на Яву полетела срочная телеграмма с просьбой по возможности быстрее выслать фотографию черепа.

Как ни велико было нетерпение взглянуть на находку, ожидать ответ пришлось довольно долго: письмо пришло лишь в начале декабря. Когда Хрдличка бегло осмотрел снимки, сделанные в разных ракурсах, то сначала был ошеломлен увиденным - Хэберлейн нашел, кажется, точную копию черепной крышки питекантропа!

Однако, когда волнение улеглось и Хрдличка спокойно изучил снимки, его смутило то, что внутренняя полость «черепной крышки» имела необычайно странную пористую структуру. То, что Хэберлейн принял за вулканический туф или лаву, оказалось, как удалось установить через некоторое время, мелкоячеистой костной тканью. Раздосадованный Хрдличка обратился к своему коллеге, Герриту Миллеру, а тому не потребовалось много времени, чтобы точно определить, кому принадлежала кость, найденная Хэберлейном. «Черепня крышка второго питекантропа» превратилась после увеличения снятого объекта до натуральной величины в... головку бедренной кости слона!

В тот же день Хрдличка получил сообщение от Дюбуа о решении «загадки Хэберлейна». Первооткрыватель питекантропа любезно предостерегал Хрдличку от возможной ошибки - новый череп «недостающего звена» не что иное, как головка бедра стегодона, вымершей азиатской формы древнего южного слона!

Конфуз от столь неожиданного финала был достаточно велик. Эта история еще раз показала, что надеяться на счастливый случай все равно что yверовать в легкость выигрыша главного приза лотереи. Bезения в работе разведчика неизведанного мало - нужен труд долгий, беззаветный, до фанатичности настойчивый и кропотливый, глубокая уверенность в правильности выбранного пути. Короче говоря, поиск должен вести человек, обладающий качествами Дюбуа.

Почти 40 лет прошло со времени его открытия у компонга Тринил. Многочисленные попытки повторив триумф неизменно оканчивались неудачей. Кажется надежда на успех исчезла окончательно. Однако, как узнал вскоре в который раз ошеломленный и шокированный мир антропологов, за новыми находками обезьяночеловека совсем не следовало отправляться в далекие и неведомые тропические страны. Достаточно было убедить Дюбуа раскрыть наконец хотя бы части из трех сотен ящиков, вывезенных им с Явы и установленных в темных подвалах Лейденского музея. Зная строптивый характер Дюбуа, можно быть уверенным что не случайно именно в 1930 году, а не раньше и Я позже, он «позволил» Гансу Вейнерту уговорить себя распечатать ящики и извлечь из них нечто интересное Вскрыть ящики его «вынудили» весьма серьезные обстоятельства.

предыдущая главасодержаниеследующая глава










© NPLIT.RU, 2001-2021
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://nplit.ru/ 'Библиотека юного исследователя'
Рейтинг@Mail.ru